Протокол «Сигма» - Ладлэм Роберт - Страница 93

– Но как же вы их в таком случае называете? – спросил Бен. Он наконец-то начал кое-что понимать.

Зонненфельд улыбнулся, сверкнув несколькими золотыми зубами.

– Чудовищами.

Бен медленно и глубоко вздохнул. Ему нужно довериться старому охотнику за нацистами; он понял, что только так он сможет рассчитывать на его сотрудничество. Зонненфельд был слишком умен.

– В таком случае позвольте мне говорить с вами совершенно прямо, мистер Зонненфельд. Мой брат – мой брат-близнец, мой самый близкий друг во всем мире – был убит людьми, которые, я уверен, каким-то образом связаны с некоторыми из этих чудовищ.

Зонненфельд подался вперед, опершись на стол.

– Теперь вы совершенно сбили меня с толку, – пристально глядя на посетителя, сказал он. – Несомненно, и вы, и ваш брат слишком, слишком молоды для того, чтобы принимать хоть какое-то участие в войне.

– Это случилось чуть больше недели тому назад, – ответил Бен.

Зонненфельд сдвинул брови и недоверчиво прищурился.

– Что вы такое говорите? Это совершенная бессмыслица.

Бен торопливо пересказал суть сделанного Питером открытия.

– Этот документ привлек внимание моего брата, потому что одним из членов правления был наш родной отец. – Он сделал паузу. – Макс Хартман.

Полная тишина. Нарушил ее Зонненфельд.

– Мне знакомо это имя. Он дал много денег на хорошие дела.

– В 1945 году главным из этих дел стало нечто, именовавшееся «Сигма», – с каменным выражением лица продолжал Бен. – Среди прочих учредителей корпорации было много западных промышленников и небольшая горстка нацистских функционеров. В том числе и казначей «Сигмы», который был назван своим воинским званием – оберштурмфюрер – и по имени – Макс Хартман.

Слезящиеся глаза Зонненфельда, не мигая, смотрели на Бена.

– Потрясающе! Вы сказали: «Сигма»? Да поможет нам бог в небесах!

– Боюсь, что это старая история, – сказал посетитель в черной кожаной куртке.

– Жена? – подмигнув, предположил частный детектив Хоффман.

Человек застенчиво улыбнулся.

– Она молода и хороша собой, да?

Вздох.

– Да.

– Молодые красавицы… Они хуже всех, – пояснил Хоффман, как мужчина мужчине. – Я посоветовал бы вам просто забыть о ней. Все равно вы никогда не сможете ей доверять.

Внимание посетителя, казалось, привлек замечательный новый лэптоп-компьютер Хоффмана.

– Отличная штука, – заметил он.

– Просто не понимаю, как я мог раньше обходиться без него, – поддакнул Хоффман. – Я слабовато разбираюсь в технике, но здесь все просто. Кто теперь держит шкафы, набитые папками? Все находится здесь.

– Не возражаете, если я взгляну на него?

Хоффман ответил не сразу. Человек пришел с улицы – в конце концов, он вполне мог оказаться, скажем, вором. Он снова смерил взглядом своего посетителя, особо отметив широкие плечи, тонкую талию и полное отсутствие лишнего жира. Затем он беззвучно выдвинул на пару дюймов длинный металлический ящик стола рядом со своим коленом и нащупал лежавший там «глок».

– Пожалуй, как-нибудь в другой раз, – возразил Хоффман. – Там находятся все мои конфиденциальные данные. Так что сообщите мне, пожалуйста, подробности о вашей молодой хорошенькой жене и том ублюдке, с которым она трахается.

– Почему бы вам не включить машину? – предложил посетитель. Хоффман недовольно посмотрел на него. По тону это была не просьба, а самый настоящий приказ.

– Что вам нужно? – рявкнул Хоффман, а в следующее мгновение понял, что смотрит в дуло пистолета «макаров», на которое навинчен глушитель.

– Включите компьютер, – не повышая голоса, произнес незнакомец. – Откройте ваши файлы.

– Я скажу вам одну вещь. Несомненно, предполагалось, что этот документ никогда не увидит дневного света, – проговорил Зонненфельд. – Эта бумага была изготовлена лишь для того, чтобы соблюсти мелкую букву закона, и предназначалась только для внутреннего использования. Для цюрихских гномов, только и исключительно.

– Я не понимаю.

– «Сигма» долго принадлежала к миру легенд. Ни разу на свет божий не появилось ни искорки каких-либо конкретных сведений о ней, которых хватило хотя бы для того, чтобы построить самую грубую гипотезу. Я не пропустил бы этого. Можете мне поверить.

– До этого утра, верно?

– Так может показаться, – мягко сказал старик. – Совершенно ясно, что это фиктивное предприятие. Демонстрация, уловка – меры, которые промышленники с обеих сторон предприняли для того, чтобы гарантировать для себя сепаратный мир, независимо от того, какими бы ни были реальные условия окончания войны. Бумага, которую обнаружил ваш брат, может быть, является единственной материальной действительностью, которую имеет эта самая «Сигма».

– Вы говорите, что об этом ходили легенды – а что же в них говорилось?

– Влиятельные бизнесмены и могущественные политические деятели тайно встречались, чтобы организовать перевозку из фатерланда огромных украденных государственных активов. Далеко не каждый, кто выступал против Гитлера, был героем, это-то должно быть вам известно. Многие были холодными расчетливыми прагматиками. Они понимали, что исход войны предрешен, и знали, кто в этом виноват. А их самих куда больше тревожили перспективы репатриации, национализации. У них имелись свои собственные империи, о которых нужно было заботиться. Промышленные империи. Существуют некоторые косвенные свидетельства существования такого плана. Но мы всегда считали, что этот план так и остался всего лишь планом. К тому же почти все, кто мог иметь к нему отношение, уже успели упокоиться в могилах.

– Вы сказали: «Почти все», – резко повторил Бен. – Позвольте мне задать вам вопрос о тех немногих членах правления, которые прямо относятся к сфере ваших профессиональных интересов. О нацистах. Герхард Ленц. Йозеф Штрассер. – Он сделал паузу, а потом произнес последнее имя: – Макс Хартман.

Зонненфельд молчал. Некоторое время он сидел неподвижно, опустив голову на большие ладони с корявыми пальцами.

– Кто эти люди? – произнес он наконец, как будто обращался к самому себе; вопрос был, несомненно, риторическим. – Это ваш вопрос. И в таком случае я, как всегда, задам свой: кто меня спрашивает? Почему вы захотели это узнать?

– Уберите пушку, – сказал Хоффман. – Не делайте глупостей.

– Закройте ящик стола, – потребовал в ответ посетитель. – Я очень внимательно слежу за вами. Одно неверное движение, и я без колебаний убью вас.

– В таком случае вы никогда не доберетесь до моих файлов! – торжествующе воскликнул Хоффман. – Компьютер оборудован биометрическим опознавательным устройством – сканером отпечатка пальца. Без моего отпечатка пальца никто не сможет входить в систему. Так что, сами понимаете, вы поступите очень глупо, если убьете меня.

– О, пока что я не вижу необходимости заходить настолько далеко, – безмятежно ответил посетитель.

– Но знаете ли вы правду о моем отце? – спросил Бен. – Я больше, чем уверен, что вы могли бы собрать досье на такого известного человека, прошедшего через бедствия войны и – прошу меня извинить, – потенциального благотворителя ваших трудов. Вы, как никто другой, обладаете возможностями разобраться в его лжи. Вы собрали все списки жертв концентрационных лагерей, самый исчерпывающий свод данных, более полный, чем есть у кого-либо еще. Именно поэтому я обязан спросить у вас: вы знали правду о моем отце?

– А вы? – резким тоном вопросом на вопрос откликнулся Зонненфельд.

– Я воспринимал правду, лишь как черное и белое.

– Да, вы видели черное и белое, но вы не видели правды. Типичная ошибка любителя. Простите меня, мистер Хартман, но такие дела никогда не сводятся к черному и белому. Вы столкнулись с очень хорошо знакомой мне двусмысленной ситуацией. Случай с вашим отцом… Я очень мало могу сказать вам о нем, но это печально знакомая история. Однако вы должны подготовиться к тому, что окажетесь в царстве морали полутонов. Теней, этической неопределенности. Начнем с того простого факта, что если у еврея водились деньги, то нацисты желали прибрать их к рукам. Это была одна из отвратительных тайн войны, о которой довольно редко вспоминают. Было немало случаев, когда богатые покупали себе безопасный выезд. Нацисты соглашались брать золото, драгоценные камни, ценные бумаги – все равно что. Это было прямое вымогательство, простое и наглое. У них даже имелся прейскурант с твердыми ставками – триста тысяч швейцарских франков за одну жизнь! Один из Ротшильдов заплатил за свободу своими сталелитейными заводами – передал их «Герман Геринг Верк». Но вы никогда и нигде не прочтете об этом. Никто и никогда об этом не рассказывал. Существовало чрезвычайно богатое венгерско-еврейское семейство Вейсс – они владели предприятиями в двадцати трех странах по всему миру. Они передали СС все свое состояние, за что их благополучно вывезли в Швейцарию.