Ком - Злотников Роман Валерьевич - Страница 29

— Эй, тебя Найденыш зовут? — прервал его воспоминания кто-то из конвойных.

— Да, а в чем дело?

— Пошли, тебя там профессор Сешиксасс видеть хочет.

— Зачем?

— А я знаю?

Андрей чертыхнулся, но послушно вышел из колонны и, прибавив шаг, двинулся за конвойным.

Профессор оказался невысоким и полненьким мужиком, комбез на котором, — кстати, довольно дорогой, серии «Кракса», модификацию Андрей, так, с ходу, не определил, — смотрелся как на корове седло.

— Э-э, молодой человек, мне сообщили, что вы, несмотря на то что имеете регистрацию бродника уже два года, до сих пор находитесь на нулевом уровне владения хасса. Это так?

Андрей хмыкнул и неопределенно повел плечами.

— То есть, молодой человек, чего вы мямлите? Отвечайте яснее! — нахмурился профессор.

— Извините, господин профессор, — усмехнулся Андрей, — я нанимался в караван «мулом», а ни о чем другом договора не было.

— И что? — непонятливо удивился профессор.

Андрей пожал плечами и воздел очи горе, старательно не замечая ни удивления профессора, ни скрытых ухмылок бродников из состава конвоя. А что — он был в своем праве. Его нанимали, как «мула», так это он выполнит со всем тщанием, а ежели надобно что-то еще — так платите, господа, и обрящите.

— То есть вы хотите, чтобы я заплатил вам за ответ на один вопрос, да еще учитывая, что я и так этот ответ знаю? — возмутился профессор, окидывая сердитым взором Андрея и остальных окружающих его людей, как бы предлагая им присоединиться к его возмущению. И парочка из окружавших, которые, судя по тому, как на них сидели комбезы, прибыли с профессором «снаружи», оказалась вполне согласна с Сешиксассом. Во всяком случае, в их глазах тоже кипело праведное возмущение. А вот все остальные старательно отводили глаза. Андрей усмехнулся, но не нагло, а примирительно:

— Ну, так это ж вы задали такой вопрос, господин профессор, а не я. К тому же, мне кажется, одним вопросом дело не ограничится. Так что я совершенно не против договориться об оплате разом и за все последующие.

Профессор несколько мгновений сверлил Андрея сердитым взглядом, а затем… расхохотался:

— Нет, ну какой обаятельный наглец, прости господи! Ладно, согласен. Кстати, как вас зовут?

— Найденышем. Только зовут меня редко, чаще я сам прихожу, — схохмил Андрей, и профессор снова расхохотался… Отсмеявшись, он посерьезнел и предложил:

— Давайте так: я плачу вам за ответы на мои вопросы еще одну дневную ставку. Идет?

— Идет, но только день за день.

— То есть? — не понял ученый.

— Ну, вы платите мне дневную ставку за день моих ответов. И целый день я в вашем полном распоряжении. А если завтра вам опять понадобится задать мне какой-нибудь вопрос, один или сто — неважно, то вы опять выплачиваете мне дополнительную дневную ставку.

— Ну, я же говорю — наглец! — снова возмутился профессор, но затем улыбнулся и кивнул. — Ладно, столь яркую уверенность в себе стоит поощрять. А то я уже забыл о том, что на свете существуют люди, которые точно знают, чего им нужно в данный момент времени. Среди моих ассистентов почти все — абсолютные рохли, — похоже, те два типа, которые в начале разговора столь возмущенно пялились на Андрея, были не очень-то согласны с этим определением ученого, но вслух возразить не рискнули.

— Итак, расскажите мне о себе, — потребовал профессор, едва только вопрос с оплатой был урегулирован к обоюдному удовлетворению, — желательно поподробнее — где и как вы появились в Коме, почему до сих пор не сделали узора и так далее.

Андрей на минуту задумался, а затем начал свое повествование. За прошедшие два года он уже разобрался с тем, какие сведения о себе не стоит выкладывать окружающим, а какие не могут ему ничем помешать. Так что свою историю он излагал достаточно спокойно. Она оказалась для Кома отнюдь не чем-то из ряда вон выходящим. Нет, такие, как он, случайные попаданцы не встречались в Коме на каждом шагу, но и уникальным случаем тоже не являлись. Уникальным здесь, скорее, являлось то, что он пережил первые десять ски после попадания в Ком и… то, что он до сих пор продолжал оставаться в живых. Поэтому он рассказал о своих приключениях относительно честно. Не все, конечно, и не обо всем, но…

— Интересно, очень интересно, — пробормотал профессор. — Значит, вы до сих пор надеетесь, молодой человек, что у вас проснется природная чувствительность к хасса?

Андрей снова неопределенно пожал плечами. Только выйдя за ворота Клоссерга, он вспомнил, что собирался сегодня утром пойти и сделать себе узор. А все Толстяк Кемми — давай-давай, быстрей-быстрей.

— А где вы проходили тестирование? — поинтересовался профессор.

— Нигде.

— То есть? — удивился ученый. — А с чего вы взяли, что у вас вообще есть шанс на то, что она проявится?

— Мне сказала об этом Иллис, — нехотя ответил Андрей.

— Эта бродница, командовавшая отрядом охраны той портальной группы, которая и вытянула вас сюда? А с чего вы взяли, что ее словам стоит доверять? Она предоставила вам какие-нибудь веские доказательства? — нахмурился профессор. — Я вообще нигде не слышал, что человек способен определить у другого человека чувствительность к хасса без серьезного комплекса аппаратуры.

— Нет, — вздохнул Андрей. — Она не предоставила мне никаких веских доказательств. Более того, она сама сказала, что никаких объективных предпосылок к ее заявлению нет и быть не может, но… я ей поверил.

— Смешно! — сердито бросил профессор. — А если я скажу вам, что у вас под влиянием хасса вырастут крылья, вы мне тоже поверите?

— Сейчас — нет, — серьезно ответил Андрей. — Но если мы с вами пройдем через то, через что пришлось пройти нам с Иллис, — может быть. Не знаю, не уверен, но может быть… — он замолчал. Профессор так же некоторое время молча шел рядом с ним. Потом вздохнул и внезапно произнес:

— Прости, Найденыш, я… понял.

На этом день вопросов и ответов закончился. Когда Андрей, выйдя из колонны, пропускал ее мимо себя, дожидаясь, когда рядом с ним окажется то место в колонне, которое было ему назначено старшим при выходе из поселения, каждый проходящий мимо него конвойный кивал ему или заговорщически улыбался. Ну, еще бы, их парень, такой же бродник, как и они (а, вернее, даже послабее), сумел развести «внешников» на бабки и настоять на своем. Это совершенно точно заслуживало уважения…

Вечером, когда Андрей уже устраивался на ночлег, к нему снова подошел тот самый бродник, который интересовался, насколько Астрая горяча в постели.

— Найденыш, ты это, не обижайся, лады? Я ж ничего такого, просто интересно, — затянул он извиняющимся тоном. — Я ж артисток только на сцене видел, да и вообще, сам знаешь, сколько здесь, в Коме, посещение борделя стоит. А я на это дело слаб. Дома-то еще тем ходоком был, а сюда попал — и мучаюсь, — пригорюнившись, закончил он.

— Ну и зачем ты мне это рассказываешь? Чтоб я тебе посочувствовал? — язвительно поинтересовался Андрей. Бродник замахал руками:

— Да что ты, бог с тобой! Просто… ну… я это… не хочу, чтоб ты обиду затаил.

— Да нет у меня на тебя никакой обиды, — устало отозвался землянин, — иди уж, ходок…

— Ага, ага, — мелко закивал головой мужик, вскакивая на ноги, — ты это, если что надо — подходи. У меня кое-что полезное есть. Энергозаряды там, пайки, салфетки для обтирания, картриджи для аптечек. Я тебе задешево все продам. С большой скидкой.

Андрей махнул рукой. Вот ведь привязался. Мужик, похоже, был из «коробейников». Встречались такие среди «мулов». Помимо переноски груза они еще и приторговывали всякой мелочью. Но чаще всего к их услугам обращались во время длительных переходов. Их же караван, учитывая присутствие «внешников», не привычных к Кому, скорее всего, будет двигаться от поселения к поселению не особенно длинными переходами. Так что мужику успешная торговля не слишком светила. Впрочем, кто в Коме может быть уверен в том, что знает, каким будет его завтрашний день? С этими мыслями Андрей и уснул.