Амулет Судьбы - Андерсен Кеннет Бёг - Страница 56

— Ты хочешь сказать?.. Этот грешник… Он твой…

Глаза Азиэля метали молнии, и Филипп не решился продолжать. Он боялся, что само это слово разозлит Азиэля так сильно, что он будет не в состоянии совладать с гневом. Поэтому замолчал.

Но Азиэль понял вопрос и кивнул в ответ.

У Филиппа в горле застрял огромный ком — все становилось на свои места.

Если грешник был отцом Азиеля, то дьяволица, которая помогла ему сбежать, — еще один ком — его мать.

— Как ни противно мне это признавать, но внешне мы с тобой очень похожи, — продолжил Азиэль.

Голос его казался более спокойным, гнев немного утих. Он был прав. Мысль об их сходстве уже приходила Филиппу в голову, но он не придавал ей значения. Сходство на самом деле было поразительным.

Если бы не рога, хвост и крылья, можно было бы принять их за братьев.

— У меня возникло предположение, что наши отцы также могли быть похожи, — продолжал Азиэль. — Я послал мару, и она быстро отыскала тебя. Мара навеяла тебе сон об отце, а потом принесла его мне. Наши отцы оказались и вправду похожи, но недостаточно. Недостаточно, чтобы ты поверил, что грешник на самом деле твой отец. Но мара знала свое дело — она переделала твой сон. Подменила в нем отца, так что он стал точь-в-точь как…

— …как грешник, — пробормотал Филипп. Вот почему он, сам того не желая, поддался на обман. Его провели во сне. — Кто впустил ее в спальню? Кто?

— Как я и говорил, Люцифер — глупый старик, слепой как крот. Не видит даже того, что творится у него под носом. Я, конечно, в ссылке, но по ту сторону черных ворот у меня остались друзья. Сподвижники, которым не терпится сбросить старого хромого черта с трона. Они презирают его за то, что вышвырнул меня из Преисподней, а к себе приблизил жалкое ангельское отродье! В этом весь Люцифер. Его презирают. Но не боятся.

«Грумске, — подумал Филипп. — Так я и думал».

— Почему ты не явился ко мне? — спросил он. — Ты мог сам превратиться в моего отца. К чему посылать какого-то грешника?

— Слишком большой риск, — Азиэль на мгновение потупился, и если Филипп не ошибся, в черном взгляде промелькнул стыд?

«Он не осмелился, — догадался Филипп мгновение спустя. Мысль была такой отчетливой, что на секунду он даже испугался, не произнес ли ненароком ее вслух. К счастью, нет. Иначе Азиэль без колебании вцепился бы ему в горло. — Что бы он ни говорил, он все еще боится Люцифера».

— Велика была вероятность, что заметят мою тень и обман раскроется. А грешник сбежал сто пятьдесят лет назад, и риск, что его узнают, был минимальным. Даже если бы его узнали — там ему самое место. Мне он был безразличен — это было только орудие в моих руках, чтобы добраться до тебя. Мне терять было нечего. Как и ему, — добавил Азиэль, ядовито шипя, так что у Филиппа пробежал мороз по коже. — Он предпочел вернуться в Ад, из которого удалось ему сбежать так много лет назад, лишь бы не иметь дела со мной, новым Князем Зла. Он допустил ошибку… Явился с пустыми руками. — Голос Азиэля сделался зловещим… — А потом пожалел, что не остался в Аду. — …более зловещим… — Он просил, кричал и умолял, — …и еще более зловещим, — пока я не перерезал ему горло.

Молчание. Ужас. Шепот песка. Вопрос, который он задал только мысленно. Но Азиэль все равно услышал его.

Дьяволенок замотал головой, на лице появилась жуткая улыбка.

— Нет, он не умер. Он грешник, а грешные души не могут умереть. Он будет вечно лежать, истекая кровью, мучимый адской болью, первая душа в Новом Аду.

Улыбка исчезла с лица Азиэля, и хотя в ней не было ничего, кроме чистого безумия, Филипп мечтал, чтобы она снова появилась, потому что новая гримаса на его лице была в сотни крат ужасней.

— А вот моя мать, — произнес Азиель, — это совсем другое дело!

Филипп, который не хотел спрашивать, не решался и даже подумать об этом не мог, спросил:

— Что ты имеешь в виду?

Враг измерил его взглядом.

— Когда-то и ты был дьяволом. В худшем случае, его жалким подобием. Наверняка, от него что-то осталось. По крайней мере, так полагает Грумске. Понятия не имею, что ты увидел в его глазах, но посмотри сюда, Филипп. Смотри в мои глаза, и ты поймешь! — Азиель внезапно схватил Филиппа обеими руками за голову и притянул его лицо к своему так близко, что, казалось, черные глаза заполнили собой все вокруг. — Смотри, ангел!

И Филипп, который не хотел смотреть, не решался и даже подумать об этом не мог, увидел…

…огни. Огни повсюду. Небольшие костры, языки пламени шипят подобно сотням тысяч змей. Они образуют кольцо, в центре которого кто-то лежит на земле. Как алтарь для жертвоприношений. Или место казни.

Он стоит среди развалин какого-то города. На пыльных улицах горят костры, они освещают ветхие постройки и разрушенные дома, где повсюду крадутся тени… Огонь лишь отчасти приоткрывает завесу заполнившей все темноты. Перед ним руины заброшенного древнего города. Город-привидение в бескрайнем мраке Окраинных земель, похороненные в темноте останки, которые вновь воскресил из небытия огонь.

Из темноты на него и на тело, лежащее в кольце огня, глядят глаза. Он не видит, но чувствует их взгляды. Чудовища. Монстры. Проклятые. Творения тьмы, они держатся подальше от костров. Боятся их. И почему-то боятся его, Филиппа.

Он приближается к телу, связанному по рукам и ногам, и узнает его. Это мать Азиэля. Она до смерти напугана.

— Азиэль, — шепчет она исказившимся от страха голосом. — Сынок, не делай этого. Я… умоляю тебя. Я твоя мать…

Сначала Филипп никак не может взять в толк, почему она зовет его Азиэлем. Он делает непроизвольное движение, и в руках неожиданно оказывается нож. Острое лезвие поблескивает в свете огня, и на мгновенье он успевает рассмотреть отражение глаз в его холодной стали. Они черны как смерть.

Секунду спустя он склоняется над матерью, хватает ее за волосы и откидывает назад голову, обнажая шею.

Филипп пытается закрыть глаза, чтобы не видеть того, что должно произойти, но не может. Не может потому, что тело не принадлежит ему. Это Азиэль, он — Азиэль, он в плену его мыслей, его воспоминания, и вот уже слышит, как голосом Азиеля, холодным и острым, как лезвие ножа, он произносит слова: «У меня нет матери».

И проводит ножом по ее горлу.

Картинка уменьшается, съеживается в одну точку и тонет в черных как могила зрачках Азиэля.

— Она умерла, — произнес он удивительно спокойно. — Несколько часов назад, когда Люцифер принял свое решение.

Онемевший от страха Филипп не мог отвести глаз от ужасного чудовища, стоявшего перед ним. Сердце его бешено стучало. Хотя было такое чувство, что оно вовсе остановилось.

— Ты… ты убил собственную мать? Почему?

— Почему? — повторил Азиэль, его нижняя челюсть выступила вперед, говоря о вновь вспыхнувшем гневе. — Почему? Она запятнала меня человеческой кровью! Она влюбилась в жалкого человека! Ничтожного грешника! Она заслужила это! Неужели не понимаешь? — Азиэль замолчал, а когда заговорил снова, голос был совсем тихим. Почти печальным: — Она заслужила смерть, а ты дал мне возможность убить ее.

— Я?

— Кто бы мог подумать, что какому-то ангелу удастся обвести самого Дьявола вокруг пальца? — прорычал Азиэль, слегка пригнув голову, так что рога смотрели прямо на Филиппа. — Ты убедил Люцифера в том, что он поступает правильно. Если бы не ты, мы бы не лишились вечной жизни! Но ты все испортил! Сделал нас смертными! Ты сделал нас такими же как…

Он прикрыл веки, словно никак не мог выдавить из себя нужное слово. Когда он снова распахнул глаза, они искрились ненавистью, а голос перерос в животный рев.

— …ЛЮДИ!

Неожиданно в руке Азиэля оказался кинжал. Он замахнулся им, Филипп увернулся и ударился спиной о стол. Нож просвистел в нескольких сантиметрах от его лица, Филипп поскользнулся и потерял равновесие. И повалился спиной на пол, краем уха услышав, как опрокинулся какой-то сосуд.