Берендеев лес - Срибный Игорь Леонидович - Страница 27

                   - Ни единого не упустили! – расправил грудь боярин Ондрей.

                   - Так ить боярские кметы они таковские – всемером одного валят! – шутливо ухмыльнулся Степан и покривил от боли рот. – Убирайтесь поживее! – крикнул дружинникам.

                   - Тута побитых татар снесли, - боярин кивнул бородой на кучу мертвых тел.

                   - В овраг их,  да подале, и ветками закидать!

                   - С телегами-то что делать? – спросил кто-то.

                   - Бросайте! Коней выпрягайте, а с телег взять только овсы да одежку. Сколь мужиков-то? – он оборотился к освобожденным.

                   - Без однова три десятка нас, – за всех ответил коренастый, широкоплечий бородач.

                   - Што ж позволили спеленать себя, ровно грудных детей?

                   - Так ить, нежданно-негаданно бусурмены напали…

                   - А вы б на полатях возле бабиной сиськи спали подоле! Небо уж который день в дымах, аль не углядели?!

                   Мужики потупились… Бабы, не отпуская из рук ребятишек, сбились толпой, глядя на Степана настороженно.

                   Боярин построил войско на шляху.

                   - Говорю один раз! – отчеканил Степан. – Кто отстал – не ждем! Идем молча! До привала никто ни о чем не просит и в сторону не отходит. Что скажу – исполнять живо и точно!

                   Шагнув к толпе баб и ребятишек, грозно нахмурил брови и молвил:

                   - Ну, а кто из малых детей станет плакать в дороге, тут же деду Лешему кину! Слыхали?

                  Женщины и детвора заулыбались…

                  - Ну, тогда с Богом!

                  А в далекой Москве еще не знали, что два года мирной жизни, за которые отдали жизни ратники Куликова поля, для Руси уже закончились...

Глава 31

                Согнувшись в три погибели, Хасан вослед за юртджи вышел из шатра.

               - Хасан, прежде чем я займусь поиском твоих близких, - сказал юртджи, - ты должен обещать мне, что какими бы ни были сведения, кои я принесу тебе, ты не станешь искать возможности отомстить Баракче в Орде, даже ежели твои близкие погибли. Клянусь Небом,  его наяны не дадут тебе даже подойти к нему, но дурной пример ты покажешь…

               - Клянусь! – молвил Хасан, сложив молитвенно руки перед грудью. – Я приму твои известия достойно. Но ежели Баракча повинен в смерти моих близких, особливо, моего сына, коему не исполнилося еще и года, я не смогу сдержать клятву. Найду его и убью.

               - Убей. – спокойно сказал старый юртджи. – Но сделай это в степи, а не на глазах войска.

               Склонив в поклоне голову, он ушел в сторону шатров и кибиток воинов, оставив Хасана стоять у шатра Великого хана. Хасан поискал глазами и увидел длинную лавку у родника, к которой и спустился.

               Ждать пришлось долго. Хасан вставал с лавки, ходил вокруг холма, вновь усаживался… И терпеливо ждал… Наконец юртджи появился… Сердце Хасана встрепенулось в груди и забилось тяжелыми толчками: по виду юртджи, его склоненной к земле голове, понял Хасан, что несет он дурные вести.

               - Твой сын был еще слишком мал, чтобы представлять какую-то ценность на невольничьем рынке в Кафе… - сказал старик без каких-либо предисловий.

               - А супруга?! – вскричал Хасан.

               - Сына умертвили на ее глазах… Она сошла с ума в дороге. Ее и еще нескольких полонянок, тронувшихся умом от виденного, убили около соленых лиманов и сбросили тела в воду…

               - Баракча знал, чьи это родные?

               Юртджи поднял голову и, посмотрев прямо в глаза Хасану, твердо ответил:

               - Знал!

               Хасан пошел в степь, не видя дороги. Он шел, спотыкаясь и натыкаясь на людей и лошадей, пока его не перехватил за полу каптала Турумкай.

               - Что случилось, мурза? – вскричал харабарчи, хотя понял по виду Хасана, что произошло непоправимое.

               - Баракча убил их, - ответил Хасан. – Убил дитя, коему от роду было всего-то восемь месяцев… А потом убил супругу мою… Она от горя лишилась рассудка…

               - Что решил ты, Хасан? Нас ведь всего полтора десятка. Что мы можем супротив Орды?

               - Можем! – твердо сказал Хасан. – Мы можем выследить и убить Баракчу. Этот зверь не должен ходить по земле.

               - Нас мало! – повторил Турумкай.

               - Мы сыщем под Михайловским боярина Ондрея и лесовика Степана. С ними дружина. Будем биться вместе, в их рядах.

               - Но они не нашего рода! Они урусы! Зачем нам союз с неверными?

               - Турумкай! - Хасан впервые за время разговора поднял голову и посмотрел в глаза разведчика. – Я родился на этой земле тридцать лет тому назад. На этой земле родился и умер мой отец Болат. На этой земле родился и умер мой дед Сеид. Это моя земля. И люди, которые ее населяют – мои люди, мой народ. Но вот пришел из Хорезма мой соплеменник Баракча, для коего эта земля чужая. Он безжалостно убил мою семью. Убил только потому, что мой сынишка был еще слишком мал, и его нельзя было продать на рынке… Так чью сторону, по-твоему, я должен принять в этой битве: моего соплеменника Баракчи и Великого хана Тохтамыша, который пришел пролить реки крови, чтобы  пограбить урусов, потому что Мамай оставил Орду без хлеба и тучных стад, проиграв битву Москве? Или боярина Ондрея, ринувшегося с дружиной в городец по первому зову, чтобы мою семью оборонить? Ответь мне, Турумкай – великий воин!

                - Ты, верно, позабыл,  мурза Хасан, что люди Баракчи и моего брата убили? – Турумкай в ярости заскрипел зубами. – Я с тобою, Хасан!

                - Собери наших людей, - уже спокойно молвил мурза. – Уходим отсюда сей же час. Время дорого. До темна бы сыскать следы дружины Ондреевой.

                Вскоре отряд Хасана вышел из Орды и направился в сторону Михайловского шляха.

                Навстречу им попался обоз, тяжело нагруженный добычей. Всадники охраны обоза настороженно приподнялись в седлах, углядев отряд в одежде урусов, спешащий в сторону Серпухова. Но Турумкай приветственно поднял ввысь бунчук, и их пропустили. У верховых передового дозора Хасан поинтересовался, все ли тихо в степи. Ордынцы заухмылялись, тряся малахаями…

                - Так тихо, что даже вороны не каркают! – сказал степняк со значком сотника на халате. – А вы чего это в московитов вырядились? – настороженность не исчезла из его глаз.

                - Далеко пойдем! – ответил Хасан. – Под Москву. Великий хан хочет знать, не собирают ли силы урусы. Не готовят ли засеки на пути войска ордынского...

                - Не рановато ль оделись в одежды вражьи? – татарин откровенно насмехался. – Вокруг хозяйничает Орда. А те урусы, что в лесах схоронились, не опасны. Им бы только себя уберечь… А вы глядите, не ровен час, не признает кто в вас ордынцев издаля, порубают свои же…

                - Лесами пойдем.- серьезно сказал Хасан. – Это здесь открыто идем, покуда среди своих…

                - Ну-ну, - криво ухмыляясь, промолвил сотник. Его глаза все еще недоверчиво шарились по одежде и лицам разведчиков.  – У тебя и говор-то не слишком наш…

                - А я из местных. – спокойно ответил Хасан. – Пути-дороги московитские знаю, потому и послан.

                Не желая продолжать разговор, который становился уже опасным, Хасан тронул поводья и сорвал коня с места в карьер, обходя обоз.

                В пяти верстах от Михайловского наткнулись они на место недавнего сражения.

                Турумкай соскочил с коня и прошелся по пыльном шляху, внимательно вглядываясь в следы. Потом вышел на обочину шляха и пошел по высокой траве…