Волчий вой - Срибный Игорь Леонидович - Страница 20

        - Я клянусь тоби, любый мой друже, что я не дам зверю взять власть над моей душой. Мы с тобой вместе будем биться с ворогами, а ты будешь присматривать за мной и поправишь, если что. Згода, брат?

         Янычар положил свою породистую голову на плечо Гнату и некоторое время стоял так, как будто что-то обдумывая, а затем присел на передние ноги, помогая вымотанному схваткой с волком, израненному хозяину, сесть в седло.

          Заруба, ободренный взаимопониманием с конем, приторочил к седлу волчью шкуру, бросил через голое плечо ремешок сабли, убрал в колчан лук, так и не пригодившийся в схватке, и присыпал раны зельем деда Мазура.

          Закончив с ранами, набросил Гнат на плечи легкий овчинный кожушок, который всегда возил с собой в седельной сумке,  чтоб не застудить разгоряченное недавней смертельной схваткой тело. И разобрав поводья, сел на коня.

          Конь поднялся с колен и, скосив на хозяина умный глаз, с места взял легким наметом, постепенно ускоряя свой бег.  

          Янычар не пошел к казачьей засаде, оставшейся в степи перед балкой и с нетерпением ожидающей возвращения Зарубы. Он по-своему решил, что хозяину не нужно пока встречаться с собратьями, и стрелой помчался в степь, взбивая копытами слежавшуюся за зиму легкую степную пыль.

         Прильнув к гриве Янычара, Гнат с удовольствием подставил лицо горячему степному ветру и, привстав в стременах, дал волю коню. Янычар мчался так, как не скакал никогда в жизни. Своим конским умом, умом зверя, потому что боевой конь - тоже зверь, он понимал, что хозяину нужно дать время придти в себя и обрести спокойствие. Что его хозяин – человек огромной силы воли, но и ему сейчас не просто, потому что он на грани, на зыбкой грани, перейдя которую он перестанет быть человеком и превратится в зверя. Поэтому Янычар, чувствуя, как Гнат постепенно обретает душевный покой,  дал по степи здоровенный круг, прежде чем вынес хозяина к казакам…

          Казаки из  засадной группы успели выкурить не по одной люльке табаку, пока дождались возвращения Гната. И лишь завидев издалека притороченную к луке седла огромную волчью шкуру, радостно «заржали», бросая в воздух шапки.

         - Ну Гнат, ну хват! – заорал дед Мазур, который пошел с казаками в засаду на случай непредвиденных травм и ранений, - Это ж надо быть Зарубой, чтоб сломать волчаре зубы! Чтобы хвост его привезть, в атамана кресло сесть!

         Казаки захохотали, окружая Гната плотным кольцом и от избытка чувств сердечно хлопая его по плечам. От этих дружеских хлопков раны на плечах, нанесенные волком, открылись, и по рукам казака потекли ручейки крови.

          Дед Мазур пинками разогнал казаков и споро принялся колдовать над его ранами. Скоро раны были обработаны умелыми руками деда и перевязаны узкими лентами выбеленной холстины. А дед, пока Гнат приходил в себя от боли растревоженных ран, раскатал волчью шкуру на молодой траве, намочил тряпицу жидкостью из вынутой из неизменной своей походной торбы  склянки, и тщательно протер изнанку шкуры. Затем густо засыпал ее крупной солью и снова плотно скатал  в скатку. Обвязав шкуру сыромятными ремешками, вернул ее к седлу Янычара.

           А казаки, тем временем, разложили на траве, на  домотканой скатерке нехитрую казачью снедь: толстые, глянцевито поблескивающие на солнце куски просоленного сала с широкой мясной прослойкой, головки чеснока и цыбули , сваренную в кожуре картошку, несколько завяленных с осени жирных лещей и, конечно, бутыль с чистой, как слеза ребенка медовой горилкой – продуктом деда Мазура.

           - Ну шо, браты, - поднял кухоль с горилкой Байдужий, - давайте выпьем за нашего походного атамана – Гната Зарубу. Он сегодня показал нам всем еще раз,  на что  способен. Он смог каким-то образом  предугадать действия самого коварного, самого непредсказуемого зверя в степи – матерого волка, вожака стаи. И победил его. Не могу понять, как можно было пойти именно туда, куда должен был придти волк. Когда он сказал нам, что будет ждать зверя у речки, и он придет туда, честно говоря, я засомневался. Потому что, сколько раз мы не гаяли  волков в степи, никогда не было случая, чтобы волк пошел за флажки. А тут – на тебе, кума. Приходи любоваться. Волк пошел за флажки и пришел за своей смертью прямо к Гнату. Так что, братья – казаки, за Гната, за походного атамана, который поведет нас к победе над литвинами и татарвой!

           Казаки стукнулись глиняными кухолями с горилкой и  дружно опрокинули их, заливая  обжигающую жидкость себе в желудки.

           - Расскажи, все же, - обратился к Гнату молодой казак Федор Лютый, - как ты угадал, что вожак пойдет за флажки. Что за секрет ты такой знаешь, что заманил зверя в ловушку?

            - Да нет никакого секрета. Когда мы выслеживали стаю, я смотрел за повадками вожака. Помните, мы видели, как он в одиночку бросился на отару овец, которую гнали ногайцы из Крыма? Бросился на глазах овчаров, которые все были вооружены, да и число их было немалое. Но все ж он вырвал самую крупную овцу из отары и ушел с нею. Вот тогда я и придумал, как заманить его, когда понял, что это абсолютно бесстрашный зверь, и он пойдет за флажки. А дальше уже просто было подготовить ему западню.

            - Просто, да не просто, - промолвил дед Мазур. – Вот я живу на свете уже почти восемьдесят годов. Был и казаком, был и монахом, и вот снова стал казаком. Видел я в жизни и атаманов знатных, видел и священников высокого сана. Но и я, с высоты прожитых лет глядя на Гната, могу сказать, что никто из них не смог бы сотворить то, что сегодня сделал Гнат. Ну, невозможно волка заставить идти туда, куда хочет человек! А Гнат заставил. Ведь мы все как думали? Выйдут волки на привычное место водопоя на речке нашей – Нижней Крынке, мы их тут и возьмем. А не возьмем у реки, у флажков перестреляем. Ан-нет, ушел вожак-то за флажки, ушел, как Гнат и предсказывал. Значит, браты мои дорогие, доброго мы атамана над собой поставили! Выпьем же за побратима нашего, за нового сечевого характерника, который, если уж зверя смог направить в засаду, то уж ляхов да литвинов с татарами направит, куда нам надо.

          Скоро начало смеркаться, и казаки, отдохнув после плотной закуски, засобирались до куреня.

ГЛАВА 31

Воины мы, за Христа положившие душу.

Странники божьи, на волка матерого схожи –

Голодны ль, сыты, по-волчьему воем мы тоже.

Мы от родимых могил, от земли оторвались.

Мы на чужбине сражались и здесь затерялись.

(«Велесова книга», дощечка 8)

           Вскоре Сечь проводила отряд казаков числом в пять сотен, под водительством походного атамана Гната Зарубы, в поход.

            А за три дня до выхода войска прибыли в Сечь послы хана Аюка. И предложили дать в поход против литвинов и крымцев… пятьсот своих воинов, пояснив Раде, что поимели ногайцы Едисанской орды обиду великую от хана Саип-Гирея, который объявил себя властителем всех ногайцев и наслал против них турок. Узнав о том, что крымчаки вместе с литвинами вторглись в Московские земли, решил хан Аюк послать  с казаками против них и своих воинов. Казачья Рада, которая никогда не отказывалась от взаимодействия с ногайцами и татарами в военных действиях против других врагов, дала согласие, и  у острова Чертомлык два отряда встретились.

              - О, казацкий орда! – закричал первый из дозорных, следовавших впереди ногайских чамбулов, и приветственно замахал сдернутой с головы шапкой.

                Отряды сошлись,  и Заруба узнал в предводителе ногайцев человека, который подарил зимой позапрошлого года ему жизнь. Ногаец тоже узнал Зарубу и, растянув в скупой улыбке свои жесткие губы, сказал:

               - Твоя драстуй, За-ру-ба. Моя очин радуйся, шта ти атамана стала. Вмистя будем литвина побивать!