Не будите Гаурдака - Багдерина Светлана Анатольевна - Страница 65

— Алкоголь вреден для положения в обществе!.. — расхохотался Суртр и поднял над головой чашу свою.

Тоже золотую.

Вино в соседних медных от близости огненной руки вскипело и превратилось в эрзац-глинтвейн.

— Поставь мою на пол, бабка, — свирепо прорычал Фенрир, когда очередь дошла до него. — Да золотую ставь, дура, золотую!..

Золотые кубки разошлись, как мороженое на пляже, и стол, пронзительно жалуясь несмазанными осями роликов на тяжесть жизни, покатил не пользующуюся спросом медную посуду к сбившимся в плотную, потрясенную, беспомощную кучку богам Эзира.

— Не обессудьте, любезные, — улыбнулась беззубым ртом старуха. — Золота мало, и на всех его не хватает. Но это ведь не может вам помешать выпить с новыми друзьями за победу… За нашу победу.

Когда кубки разошлись, наконец, по рукам, Падрэг выступил на середину зала, поднял свою чашу изящным жестом, и кратко, но емко произнес:

— Сим тостом заключаем мы наш пакт о мире и дружбе между богами Эзира и Надира. И да не будет между нами различий и раздоров. За новый порядок мироустройства! До дна!

— До дна!!!

И, торжествующе ухмыляясь или пряча как постыдную болезнь выражения лиц и глаз, боги поднесли чаши к губам[74].

Фафнир и Хель, сдвинув с тонким звоном края кубков, зубасто ухмыльнулись друг другу, подмигнули, залпом выпили на брудершафт, и со стоном прикрыли глаза в гурманском экстазе.

— А чтобы не было между нами с этого дня и маленьких, никому больше не нужных тайн, — улыбаясь и лаская свою чашу в ухоженных руках со свежим маникюром, обратился к преданым верноподданным Премудрый, — хочу на ваших глазах совершить маленькое разоблачение. Вы все думали, что знаете эту услужливую, но слишком говорливую старуху, которая между обслуживанием столиков еще и выдает такие запутанные и бесполезные предсказания, что разобраться в них не мог даже сам Рагнарок Наимудрейший. И, в каком-то роде, вы не ошибались. Вы все ее знаете. И поэтому в сей знаменательный день я больше не хочу заставлять нашего общего знакомого изображать того, кем он отродясь не был. Ульг, покажись!

Падрэг отставил свой кубок, театрально хлопнул в ладоши, благодушно лыбясь притихшей, униженной в очередной раз публике, и воздух вокруг сутулой официантки замерцал, заколебался, задрожал…

Старушка оскалила отсутствующие еще минуту назад зубы, распрямилась, жестом тореадора, приглашающего быка к танцу, смахнула с головы черную хламиду…

Боги ахнули.

Фенрир уронил непочатую чашу, недопитый кубок Суртра взмыл в воздух в виде смешавшихся паров бормотухи и золота…

— Но…

— Но это…

— Но это…

— Но это не Ульг!..

— Что?!

Отбросив ужимки суперзвезды провинциального балагана, Верховный развернулся и тупо уставился на демонстративно потирающую затекшую спину лукоморскую царевну.

— Ты?!.. Откуда?!.. Как ты?.. А где Ульг?

— Я за него.

— А Ульг где?!

— Занят. Но ты скажи, чего надо, я ему, если не забуду, передам при встрече.

— Что значит — «если не забуду»?! Если я повелеваю…

— Ну, ладно, не забуду, не забуду… — состроила кислую мину царевна. — Говори, чего надо, но помедленнее. Я записывать буду. Бумажки ни у кого не найдется? И карандашика заодно? И, может, кто-то из вас писать умеет?

Из рядов братства Эзира донеслись нервные смешки.

Премудрый опомнился.

— Дерзкая смертная!!! — принял он самый ужасный из доступных ему образов, и самый воздух в зале потемнел и затрепетал. — Если ты немедленно не раскаешься и не объяснишь, что весь этот маскарад значит, я отдам тебя на растерзание дракону!.. Фафнир?.. Эй, Фафнир!..

Громоподобный рев заставил вздрогнуть и втянуть головы в плечи всех присутствующих. Волна воздуха, поднятая взмахом исполинских крыльев, повалила мебель, затушила светильники, сорвала картины со стен, и в воцарившейся полутьме, как след неистовой кометы, мощный поток жидкого пламени прочертил огненный след через весь зал и ударил в потолок.

— Берегись!.. — только и успел запоздало выкрикнуть кто-то, как балки, вспыхнувшие и обуглившиеся в пару секунд, с прощальным хрустом проломились как спички, и серебряная крыша — вернее, та ее часть, что еще не унеслась в небо Хеймдалла в виде пара — с громыханием провалилась в самый центр зала.

— Фафнир!!!.. Прекрати немедленно!!!.. Я приказываю!!!

Гневный глас Падрэга был слышен даже сквозь грохот рушащейся архитектуры и арматуры.

Сенька, рискнувшая на миг выглянуть из-за спасшего ее стола, на одно мгновение перехватила взор взбесившегося внезапно золотого дракона, и всё поняла.

Это был безумный взгляд не разумного, хоть и злобного существа, но загнанного, запертого против воли в четырех стенах дикого зверя.

Который решил вырваться на свободу любым путем.

Быстро оценив размеры проделанного выхода, дракон выдохнул новую огненную струю.

Первый контрольный выстрел унес часть потолка и внешнюю стену. Второй зачем-то пробил дыру в полу и обрушил часть завалов на первый этаж, завалив парадную лестницу.

Удовлетворившись результатом, дракон выпятил мельничным колесом золотую чешуйчатую грудь, расправил мощные крылья и, торжествующе трубя, устремился к синему весеннему небу и солнцу, без разбору снося на своем пути замешкавшиеся перекрытия и балюстрады.

— Фафнир… Ты спятил…

Куча мусора у стены зашевелилась, и из-под обугленной балки показалась сначала ухоженная рука со свежеобломанными ногтями, потом взлохмаченная не хуже, чем у сына Рагнарока, голова.

— Падрэг, сто за сусоськи?! — взбешенно прорычал, выплевывая выбитые зубы и вытряхивая из вздыбленной шерсти штукатурку, Фенрир. — Куда эса дураськая форона поесеа?

В листе серебряной кровли, накрывшем пластом угол у дверей, появилось сначала раскаленное белое пятно, потом металл потек, и в образовавшееся отверстие восстал, как феникс, натужно морща лоб и моргая изумленными очами, Суртр.

— Пи… По… Пу… Па… Пы… Падрэг! Да, определенно Падрэг! Слушай, Патрик… Ох, какой разгром, развал… Где это мы?.. И что мы тут делаем?.. И где остальные… э-э-э-э… ну, кто там с нами был? Кхм… Что-то я себя плохо чувствую…

— Может, у тебя жар? — заботливо поинтересовалась, выглядывая из-за своего стола, послужившего ей щитом, Серафима.

— А ты кто? Где-то я тебя определенно видел… Ты не Хель?..

— Хель и преисподняя!!!

Дворец задрожал, открывшееся взорам всех и каждого нежное майское небо вдруг пронзила стрела молнии, и стена с дверями на глазах у публики, едва начавшей извлекать себя из руин падрэгова палаццо, превратилась в облаке пыли и осколков в стену без дверей, но с очень большой дырой интересной формы.

Через которую, уверенно переступая через дымящиеся доски, исковерканную лепнину и разнокалиберные куски мрамора, в зал вошел Мьёлнир.

За спиной его, с огромным боевым топором наготове, грозно маячил Олаф и подскакивал от нетерпения начать поисково-спасательную операцию супруги Иван.

— Ну, что, умник, — поигрывая одной рукой молотом, громовержец демонстративно приподнял и показал едва высвободившемуся из-под строительного мусора противнику деревянный ковш, каким крестьяне черпают воду из ведер, наполненный до краев лесогорским плодово-ягодным. — Тост свой сам допивать будешь? Или его тебе в глотку вместе с посудиной загнать? Я могу. Мне раз плюнуть. Только занозки потом выковыривать замучаешься. Отовсюду. Не обессудь, красавчик. Кончились для тебя дни золотые.

Падрэг вскинулся было в порыве бежать, но противник его преграждал ему путь, словно крепостная стена. Сзади и с боков эту же роль выполняли стены простые, осыпавшиеся и сложившиеся, как карточный домик после землетрясения.

Где-то дальше кряхтели и охали, приходя в себя, его союзники.

Значит, надо было выигрывать время.

— Что ты туда налил, пентюх? — презрительно качнул головой в сторону нацеленного на него ковша бог разума.

— А это ты у подружки своей Хель спроси, — хмыкнул Мьёлнир. — В ее огороде речка течет, не в моем.