Не будите Гаурдака - Багдерина Светлана Анатольевна - Страница 89

М-да… Мозги вывихнешь — столько думать…

Хотя Серафима, поди, за пять минут разобралась бы.

Если не спит.

Да если даже и спит, что тут такого?..

Придя к такому решению, Олаф уверенно повернул направо, но перед самой дверью комнаты лукоморцев настороженно остановился. Показалось ему, или и впрямь из-за толстых резных дубовых досок доносился незнакомый голос?..

Гость?

В такое-то время?

Прислушавшись к внутренним ощущениям, хмурый воин пришел к определенному выводу, что незнакомцев на сегодняшний вечер ему уже хватило.

Вот если бы его друзья были одни…

Он снова прислушался, но беседа, кажется, текла ровно, и гость уходить не собирался.

С сомнением попереминавшись с ноги на ногу, отряг повернул на несколько дверей назад и постучался в номер Адалета (Единственного человека на Белом Свете, в двери которого он очень быстро научился стучать, прежде чем войти. Всего с трех попыток. Превращение в хомячка, удар молнией и покрытие чешуей сделали за несколько дней то, что не удавалось ни одному из его наставников за долгие семнадцать лет).

Никто не отозвался.

Он приложил ухо к полированному темному дереву.

Тихо.

Подергал медную загогулину ручки.

Закрыто.

Рыжий конунг вздохнул и пожал плечами. Видно, маг-хранитель еще не пришел от своего нового приятеля травника. Или уже крепко спит. Или занят подготовкой обещанного подарочка для туманной твари.

Что, в конечном счете, для него, Олафа, приравнивалось к одному и тому же: закрытой двери и отсутствию возможности излить душу ворчливому, но опытному и мудрому старику.

Разочаровано выпятив нижнюю губу, рыжий воин вернулся в свой номер, разоружился, снял шлем, кольчугу и наручи, поплескал в лицо остывшей водой из тазика и завалился на кровать с твердым намерением уснуть. Но привычное душевное равновесие отчего-то упорно ускользало от него, а перед глазами всё вспыхивали будоражащей тревожной разноцветной каруселью видения то злобной фиолетовой ведьмы, то призрачной фигуры Аос, то пьяного завистливого министра, а потом опять, и снова-сызнова, и еще раз, и не раз…

Прокрутившись на жестком гостиничном ложе минут двадцать, уронив подушки и смотав на себя, как на веретено, все простыни, покрывала и одеяла (Учитывая длину кровати, срочно сколоченной персонально для него конюхом — мастером на все руки — постельного белья и прочих принадлежностей ушло на нее вдвое больше, чем на обычную), отряг раздраженно рыкнул и сел.

Через три минуты, с плащом из одеяла на плечах, он уже стоял на пороге лукоморцев.

— И тебе спокойной ночи, — протяжно зевнула с края кровати и стянула с ноги второй сапог Сенька.

— Он… давно ушел? — подозрительно зыркнул по сторонам конунг.

— Он?.. А, этот… как его… Вицли-Пуцли…

— Пополь Вух, — поправил ее муж.

— Во, точно!

— Кто такой? — настороженно сузил глаза Олаф.

— Чудак какой-то, — пренебрежительно пожала плечами царевна. — Вспомнил, что один его приятель должен был проезжать Багинот и обещал остановиться в этой гостинице приблизительно в это время. Так теперь он каждый вечер приходит сюда и ходит по комнатам, расспрашивает, не видал ли кто его дружка. Но, поскольку единственные занятые комнаты сейчас — наша, твоя и адалетова, а вас с дедом не было, то особо долго ходить ему не пришлось.

— А чего этот дружок сам сразу к нему не идет? — сразу увидел брешь в логике неизвестной породы Тополя отряг.

— Да у них в прошлый раз размолвка вышла, вот и хочет теперь на нейтральной территории переговорить, помириться… — прикрыла ладонью следующий зевок Серафима.

— Долго сидел?

Супруги переглянулись.

— Конечно, бывает и дольше… — дипломатично выразился Иван.

— Да он ничего такой, забавный мужичок, — словно оправдывая отсутствующего багинотца, проговорила Сенька. — Только уж любопытный больно. «Что, да кто, да откуда, да куда»…

— И вы ему всё рассказали?

— Сеня не дала, — чуть обиженно покосился Иванушка на супругу. — Сказала, что дело к ночи, а он, если будет много знать, будет плохо спать.

— А что, разве не правда? — ухмыльнулась Серафима. — Вон, Олаф всего ничего путешествует, узнал нового еще с гулькин нос, а уже уснуть не может. А про тебя я вообще молчу.

— Вот-вот… то есть, нет, конечно… в смысле, да… — мрачно подтвердил витязь в одеяльной шкуре и без приглашения опустился на свободный стул, болезненно закряхтевший под его тяжестью.

Ходить вокруг да около смысла больше не имело, и он подвинул к себе стол, навалился на него грудью, скрестил почти на середине руки, вздохнул, словно готовился нырнуть в реку Забвения, и начал, не сводя сосредоточенного сумрачного взгляда с въевшегося зеленоватого пятна на столешнице под его кулаками:

— Короче, ребята, хоть посмейтесь, хоть болваном назовите, хоть чокнутым, а только сегодня вечером со мной вот что приключилось…

Через пятнадцать минут лукоморцы знали всё.

Кроме истории с финансистом-ренегатом.

Следующее утро разбудило их нестройными, но бравурными звуками выдуваемой и выколачиваемой меди под окнами их номеров.

— Чёонитам… сумапосходили… — почти не открывая глаз и рта пробормотала царевна и сунула голову под подушку.

Иванушка отложил в сторону новую книжку из личного фонда самого мастера Карла, открыл окно и распахнул ставни.

— Тут их целый оркестр! — восторженно вырвалось у него в ту же секунду. — И все так разодеты забавно!

— Цирк приехал? — оживилась Серафима.

— Се-е-е-еня… — укоризненно протянул Иван. — Это — их старинные национальные костюмы! Традиции, пронесенные сквозь века! Наследие предков! Чужие обычаи, какими бы они ни казались непосвященному и неподготовленному человеку, нужно уважать! Ведь за каждым из них, даже самым незначительным и нелепым зачастую скрывается смысл, наполненный глубоким и ёмким содержанием! А ты — «цирк»…

— «Забавно» не я первая сказала, между прочим… — обиженно буркнула Сенька и села на кровати, неохотно понимая, что досыпать ей сегодня, в лучшем случае, придется только вечером. — И будь у них традиции хоть тысячелетней давности, в чем я лично сомневаюсь, но под чужими окнами-то зачем так дудеть и колотить?

Через пять минут, когда лукоморцы оделись и спустились в общий зал, загадка шумных и нарядных музыкантов поспешила разрешиться сама собой: внизу, за накрытым торжественно столом, кроме Адалета и Олафа, их ожидал правитель Багинота в сопровождении кабинета министров и глав гильдий в полном составе.

— Уважаемые герои… прошу садиться… — щедрым жестом пригласил к началу пира король.

— За чей счет банкет? — испытующе прищурилась на него царевна. — Если уж вы решили, что стоимость нашего пребывания будет вычтена из нашего же и без того скромного гонорара…

— Что вы, что вы!!! — физиономия Августа обиженно вытянулась, будто слова, сказанные Серафимой, были отчаяннейшей напраслиной, зловредно возведенной на невинного, как спящий младенец, монарха. — Прощальн… то есть, провожальный пир — исключительно за счет благодарных местных предпринимателей. Только гильдия работников индустрии развлечений платить отказалась, но в качестве компенсации предоставила оркестр Большого Багинотского цирка. Вы, я полагаю, уже имели удовольствие его лицезреть.

— И ухослышать тоже, — добавила Серафима и втихомолку показала супругу язык.

— Сказанное достойно самого Бруно Багинотского, — усмехнулся в соломенные усы высокий толстяк с вышитой золотом пышной булкой на груди придворного мундира.

И заработал несколько дюжин неодобрительных взглядов от своих коллег.

— Иностранец, что с него взять… — то ли оправдывая, то ли вынося окончательный приговор, холодно промолвила чопорная худая дама с книжкой и указкой на груди закрытого до острого подбородка платья.

Оркестранты дружной, пестрой, позвякивающей и побрякивающей толпой уже втянулись в зал и замерли в ожидании сигнала от мастера своей гильдии начать услаждение слуха доблестных героев и благородных сограждан.