Американские рассказы и повести в жанре «ужаса» 20-50 годов - Каттнер Генри - Страница 81

Непроницаемый мрак. Ни огонька, ни проблеска, ни мерцания глаз.

Дребезжание посуды, позвякивание металла.

«Ведьма мертва», — нараспев произнес глава семьи.

«Ой-ой-ой»,— простонали дети.

«Ведьма мертва, ее убили, вот этим ножом на куски разрубили».

Он протянул нож. Его стали передавать из рук в руки. Смешки, вскрики, комментарии взрослых.

«Ведьма в ад убралась — голова осталась», — прошептал глава семьи и отдал предмет сидящему рядом.

«А я знаю, как играют в эту игру! — радостно сообщил чей-то детский голос. — Он достает из холодильника куриные потроха, чтобы все их потрогали, и говорит: „Вот ее кишки!“ Лепит голову из глины, потом притворяется, что она ведьмина, а суповая кость будто бы ее рука. Берет стеклянный шарик и говорит: „Вот ее глаз“. Протягивает зернышки — „вот ее зубы“. Вытаскивает пудинг со сливами — „вот ее живот“. Знаю, знаю, как в нее играют!»

«Тише, ты все испортишь», — сказала какая-то девочка.

«Ведьму казнили — руку отрубили».

«Ой-ой-ой!»

Предметы, словно печеная картошка, переходили от одного к другому. Некоторые дети визжали, не хотели дотрагиваться до такой гадости. Другие вскакивали, добегали до середины подвала, стояли там и ждали, когда все закончится.

«Да это же просто курица, — насмешливо сказал мальчик. — Иди сюда, Элен, не бойся!»

Предмет под аккомпанемент негромких вскриков вручался сидящему рядом, за ним следовал еще один, и еще…

«Ведьму потрошили — сердца вмиг лишили», — объявил глава семьи.

Шесть или семь невидимых объектов одновременно передавались по кругу в дрожащей, смеющейся темноте.

Раздался голос Луизы. — «Марион, не бойся; это понарошку».

Дочь не ответила.

«Марион? Ты что, испугалась?»

Тишина.

«С ней все в порядке»,— сказал он. — «Ей уже не страшно».

Нескончаемая вереница предметов, веселье, визг.

Осенний ветер, постанывая, бродил вокруг дома. А он, глава семьи, стоя перед теми, кто собрался внизу, выпевал фразы словно заклинания и вкладывал в протянутые руки один предмет за другим.

«Марион?» — снова донесся голос Луизы, сидящей в самом конце подвала.

Все говорили одновременно.

«Марион?»

Все замолчали.

«Марион, скажи мне, ты испугалась?»

Она ничего не сказала.

Глава семьи стоял у подножья лестницы.

«Марион, ты здесь?»

Никто не ответил. Гости притихли.

«Где Марион?»

«Она была тут»,— откликнулся мальчик.

«Может, осталась наверху?»

«Марион!»

Ответа нет. Тишина.

«Марион, Марион!» — крикнула Луиза.

«Включите свет»,— сказал кто-то из родителей.

Игра прекратилась. Взрослые и дети держали останки ведьмы в руках.

«Нет»,— всхлипнула Луиза. Пронзительно заскрипел стул. — «Нет. Не включайте свет, о Господи, Господи, Господи, не надо включать, пожалуйста, пожалуйста, не надо, только не включайте свет!» — пронзительно кричала она. Вопль разнесся по подвалу и все замерли.

Никто не мог шевельнуться, словно их пригвоздили к месту.

Они сидели в кромешной тьме, захваченные врасплох в самый разгар этой особой игры для октября; буйный ветер стучал в окна дома, ароматы тыквы и яблока смешались с запахом того, что было у них в руках, потом какой-то мальчик сказал: «Я поднимусь и посмотрю!», взобрался по лестнице и пробежался по комнатам, пробежался четыре раза, с надеждой выкрикивая «Марион, Марион, Марион!» снова и снова, наконец, медленно спустился в застывший, омертвевший сумрак подвала и обратился к темноте: «Ее нигде нет».

А потом… потом какой-то идиот включил свет.

-

Рассказы классика фантастики Генри Каттнера (Henry Kuttner: с 1940 по 1958 — творческое содружество с женой, Кэтрин Мур) отличаются удивительным изяществом и юмором. Когда он начинал работать, часто публиковался в «Weird tales», так что сначала приобрел популярность как автор «macabre stories» и рассказов в духе черного юмора (цикл о своеобразной «семейке Адамс»). Каттнер часто играет с классическими сюжетами и сложившимися штампами, и в результате мы получаем великолепно написанный, одновременно забавный, жутковатый, полупародийный и трогательный рассказ с неожиданным поворотом в конце!

ГЕНРИ КАТТНЕР

МАСКАРАД

(Masquerade, 1942)

— Послушай, — с горечью объявил я Розамунде, — если я вот так начну свою историю, любой издатель ее отфутболит…

— Ты слишком скромен, Чарли.

— … со стандартно-снисходительными отговорками типа «наш-отказ-в-публикации-вовсе-не-означает-что-ваше-сочинение-лишено-достоинств, но если честно, рассказ дурно пахнет». Медовый месяц. Начинается буря. Зловещие щупальца молнии пересекают небо. Дождь льет как из ведра. И особняк, где мы с тобой спешим укрыться, ни дать ни взять заброшенный сумасшедший дом. Мы стучим в дверь старомодным дверным молотком, раздаются шаркающие шаги, нам открывает дряхлый псих сугубо неприятного вида. Он так счастлив нас видеть! Но когда хозяин дома развлекает нас легендой о вампирах, которые где-то здесь шныряют, в глазах его появляется насмешливый блеск. Не то чтобы он верил в подобные вещи, но…

— Но почему у старичка такие острые зубы? — нежно проворковала Розамунда; мы подошли к покосившейся двери и постучали в створку орехового дерева, которую на миг осветила молния. Немного погодя постучали снова.

— А если попробовать молоток? — предложила Розамунда. — Надо уважать законы жанра.

Я послушно взялся за старомодный дверной молоток. Сразу же послышались шаркающие шаги. Мы обменялись взглядами и молча улыбнулись. Она у меня очень красивая. Нас объединяют общие вкусы — мы оба любим не совсем обычные вещи, и поэтому прекрасно ладим. Тем временем дверь открылась: на пороге красовался псих сугубо неприятного вида и держал в узловатой руке масляную лампу.

Казалось, он совсем не удивлен. Правда, лицо его покрывала такая густая сеть морщин, что определить, какое на нем выражение, было совсем непросто. Клювообразный нос торчал как серп, маленькие глазки в тусклом свете лампы отливали зеленым. Удивительно, но голову его украшали густые и жесткие черные волосы. Такая шевелюра очень подошла бы покойнику, подумал я.

— Посетители, — проскрипел он. — К нам так редко заходят посетители.

— Должно быть, успеваете здорово проголодаться до следующего визита, — я легонько подтолкнул Розамунду в холл. Помещение пропахло плесенью. Старик тоже. Он захлопнул дверь, преградив путь в дом бушующему ветру, и поманил нас в гостиную. Раздвинув старомодные бисерные портьеры, мы словно шагнули в викторианскую эпоху.

Дедуля не был лишен чувства юмора. — Мы не едим посетителей. Только убиваем их и отбираем деньги. Но щас на этом деле много не заработаешь. — Он закудахтал, как счастливая наседка, которая снесла сразу пять яиц, и объявил, — Я Джед Карта.

— Картер?

— Карта. Садитесь, сушитесь, а я тут разведу огонь.

Мы промокли до нитки. — У вас не найдется какая-нибудь сухая одежда? — спросил я. — Если вас что-то смущает, должен сказать, что мы уже несколько лет женаты. Но все еще чувствуем себя юными шалопаями. Мы Денхемы, она Розамунда, а я Чарли.

— Разве у вас не медовый месяц? — Кажется, он разочарован.

— Мы решили устроить его снова. Получается даже лучше, чем в первый раз. Очень романтично. Верно, старушка?

— Ага, потрясно. — Ну и молодчина моя женушка. Единственная женщина умнее меня, которую я за это не ненавижу. Она очень хорошенькая, даже когда похожа на мокрого котенка.

Карта разжигал огонь в камине. — Здесь когда-то жила целая куча народу, — заметил он. — Хоть и не по своей воле. Они были ненормальными, все до одного. Но щас тут уже не сумасшедший дом.

— Это мы еще посмотрим, — откликнулся я.

Он закончил с камином и зашаркал к двери. — Принесу вам кое-какую одежонку, — пообещал он, обернувшись к нам. — То есть, если вы не против остаться здесь одни.