Американские рассказы и повести в жанре «ужаса» 20-50 годов - Каттнер Генри - Страница 83

Розамунда торопливо сказала. — Я передумала. Я вообще не ем мяса. — Она врала, но я поддержал свою жену.

Карта неприятно хохотнул. — Тогда может, выпьете чего-нибудь горяченького?

— Наверное.… Как насчет виски?

— Ну ясно! Эй, Лем! — крикнул старик. — Подай-ка мне бутылку крепкого, и побыстрей, а то щас возьмусь за тебя!

Мне сунули в руку две треснутых рюмки и покрытую паутиной бутылку дешевого бурбона. — Будьте как дома, — предложил Карта. — Где-нибудь тут наткнетесь на мою старуху. Ну и наговорит она вам! — Ему пришло в голову что-то смешное, и он захихикал с противным масляным хлюпаньем. — Она ведь дневник ведет! Я говорю ей, что не очень-то это осмотрительно, но если Рути уперлась на чем, ее не собьешь.

Мы вернулись в гостиную, уселись перед камином и стали вливать в себя бурбон. Рюмки были грязными, и мы пили прямо из горлышка. — Давненько мы так не сидели, — сказал я. — Помнишь, когда мы ездили в парк, прихватив бутылку…

Розамунда покачала головой, но на лице ее появилась странная задумчиво-нежная улыбка.

— Мы были тогда еще совсем дети, Чарли. Кажется, прошло столько…

— Сейчас у нас второй медовый месяц. Я люблю тебя, детка, — спокойно произнес я. — Всегда помни об этом, ладно? Не обращай внимания, если я иногда выпендриваюсь. — Я передал ей бутылку. — Вполне терпимо.

Об оконную раму ударилась летучая мышь.

Буря не стихала. Как и полагается, фоном ей служили гром и молния. Виски согрело меня. — Пошли на разведку. Кто первый найдет скелет, тот и выиграет.

Розамунда посмотрела на меня. — Что там за труп висел у них в кладовой?

— Это просто говяжий бок, — небрежно сказал я. — Ну-ка, вставай, а то щас возьмусь за тебя. Прихвати бутылку. Я буду держать лампу. Берегись коварных ловушек-провалов, потайных дверей и когтистых скрюченных лап.

— А хеншейвских вампиров?

— Только ловушек, — отрезал я. Мы поднялись по расшатанным, скрипящим ступенькам на второй этаж. Иногда на дверях красовались железные решетки. Ни одна комната не заперта. Все верно, раньше тут действительно был сумасшедший дом.

— Подумать только, — произнесла Розамунда, отхлебнув виски. — Когда-то здесь держали бедных больных. Душевно больных.

— Ага, — согласился я. — Судя по семейке Карта, эта хворь заразительна. — Мы остановились, разглядывая сквозь решетку единственную занятую палату. В ее углу молча сидела женщина, со вкусом одетая в элегантную смирительную рубашку. Она была прикована к стене; рядом стояла лампа. Плоское, как блин, мертвенно-бледное и безобразное лицо, большие зеленые глаза. На губах играет кривая улыбка.

Я толкнул дверь; она послушно распахнулась. Женщина без всякого любопытства взглянула на нас.

— Вы… здешняя пациентка? — слабым голосом произнес я.

Она вылезла из смирительной рубашки, стряхнула с себя цепи и встала. — Нет, нет, — отозвалась она все с той же застывшей улыбкой-гримасой. — Я Рут Карта. Джед сказал мне, что вы здесь. — Наверное, почувствовав, что такого объяснения явно недостаточно, добавила, глядя на сброшенный наряд, — Я несколько лет провела в психиатрической лечебнице. Это было очень давно. Потом меня признали выздоровевшей и выписали. Но иногда я скучаю по своей палате.

— Естественно, — едко сказал я. — Как вампир который наутро возвращается в уютную могилку.

Она замерла, пустые глаза сверкнули, словно зеленые стекляшки.

— Что вам наговорил Джед?

— Поделился местными сплетнями, миссис Карта. — Я протянул ей бутылку. — Выпьете?

— Вот этого? — Ее улыбка стала кислой, как уксус. — Нет уж, спасибо!

Кажется, разговор зашел в тупик. Милашка Рут с застывшей улыбкой смотрела на нас своими непроницаемыми кошачьими глазищами, затхлый запах, исходивший отовсюду, душил меня. Что дальше?

Розамунда прервала затянувшееся молчание. — Вы миссис Карта? Тогда почему у вас та же фамилия, что и у…

— Молчи, — тихо сказал я. — Если мы с тобой женаты, это не значит, что и другие…

Но Рут Карта совсем не обиделась. — Джед — мой отец, а Лем — мой сын, — объяснила она. — Я вышла за Эдди Карта, своего двоюродного брата. Он умер много лет назад. Потому-то меня и отправили на лечение.

— Нервный срыв? — предположил я.

— Нет. Я его убила. Помню только, как все вокруг стало красным. — Ее улыбка осталась неизменной, но, кажется, теперь выражала издевку. — Состояние аффекта.… Это случилось задолго до того, как судьи перестали принимать всерьез подобные аргументы защиты. В моем случае, все так и было. Состояние аффекта. Люди почему-то считают, что набившие оскомину, сто раз описанные ситуации случаются только в книгах.

— Мне кажется, вы получили намного лучшее образование, чем Джед или Лем, — отметил я.

— Я закончила школу для девушек на востоке. Хотела учиться и дальше, но Джед не мог себе этого позволить. Я порядочно обозлилась, потому что сидела тут как на каторге. Но теперь ничего не имею против здешней жизни.

Как бы мне хотелось, чтобы Рут перестала наконец улыбаться. Розамунда потянулась к бутылке. — Я понимаю, как вы тогда себя чувствовали.

Миссис Карта отпрянула, прижала ладони к стене. Ее глаза неестественно блестели. Голос превратился в хриплое завывание.

— Куда вам понять! Такой как вы.… Куда вам понять, каково это — увидеть кусочек подлинной жизни, полной блеска, развлечений, красивых платьев и настоящих мужчин, а потом вернуться сюда как в тюрьму, мыть полы, варить капусту и выйти замуж за идиота с мозгами обезьяны. Я сидела у кухонного окна, смотрела на улицу и ненавидела всех и вся. Эдди никогда не понимал меня. Сколько раз я просила повезти меня в город, но он всякий раз говорил, что не может себе такого позволить. Как-то мне удалось наскрести немного денег на поездку в Чикаго. Я столько мечтала об этом. Но я уже была не ребенком. Люди на улице глазели на мое платье. Мне хотелось плакать.

Я отпил виски. — Да. Кажется, я вас понимаю.

Она завыла еще громче. С уголков губ стекала слюна.

— Потом я вернулась, а однажды увидела, как Эдди целовал нашу поденщицу, и тогда я взяла топор и ударила его по голове. Он упал и стал биться как рыба, а мне показалось, что я снова стала молодой. И все на меня смотрят и говорят, какая я красивая, какая я чудесная…

Крики раздражали своей монотонностью. Точь в точь заевшая пластинка. Она сползла по стене на пол, опустилась на голые доски, на губах показалась пена. Начались судороги, Рут залилась истерическими рыданиями, но когда она вдруг засмеялась, это было еще неприятнее.

Я схватил Розамунду за руку и вытащил из комнаты. — Пойдем навестим наших ребяток, пока Рут не нашла топор.

Мы опять спустились на кухню, и я рассказал Джеду и Лему о том, что произошло. Лем захихикал, тряся жирными складками на щеках, и пошел к лестнице. Джед нацедил воды в графин и последовал за ним.

— С Рут такое случается, — сказал он, не оборачиваясь. — Но обычно быстро проходит. — С этими словами он удалился.

Розамунда все еще держала лампу. Я забрал ее, осторожно поставил на стол и отдал жене бутылку. Мы допили виски. Потом я подошел к задней двери и толкнул ее. Заперта, конечно.

— Любопытство всегда было моей слабостью, — объявила Розамунда. Она указала на стену. — Как ты думаешь…

— Сейчас выясним. — Спиртное начало действовать. Вооруженный лампой, я нажал на панель в стене, и перед нами открылся черный провал. Мы заглянули вниз: похоже на склеп. Там, как и везде в доме, воняло сыростью.

Я первым спустился по лестнице. Мы оказались в сводчатом подвале. Пусто. Но под ногами зиял открытый люк. Засов отодвинут, крепкая крышка орехового дерева откинута.

Мы продолжили веселое путешествие по ведущей вниз лестнице. На протяжении почти десяти футов она шла прямо. Потом мы очутились в проходе с глинобитными стенами. Сюда шум бури почти не долетал. На полке лежала потрепанная записная книжка. К ней привязан засаленный шнурок с карандашом. Розамунда открыла ее, я заглянул ей через плечо.

— Гостевая книга, — заметила она.