Походный барабан - Ламур Луис - Страница 87

Мануил стоял, сцепив руки за спиной.

— И ты пробыл в Константинополе всего лишь несколько недель? Подумать страшно, сколько бы ты узнал, прожив здесь несколько месяцев!

— Может быть, и ненамного больше: вещи часто видятся яснее, пока в дело не впутывается слишком много разных факторов. Был когда-то человек, который предпочитал приезжать в город прежде, чем изучит язык. Он считал, что лучше оценит достоинства и недостатки города, не слыша замечаний горожан. Он полагался только на то, что сам видел, слышал и осязал.

Император спросил о поражении, которое нанесли нам печенеги, или куманы, как он их называл. Я подробно описал их количество, их вождя и способы нападения. Зная, что он — воин, я постарался дать ясное описание их стратегии и тактики, приведших к нашему разгрому.

— Ваш гансграф был слишком хорошим человеком, он не заслужил поражения… Если бы он появился в Византии, я поручил бы ему командовать армией.

Больше часа беседовали мы о войнах и людях, о тактике и средствах достижения победы.

— Вот здесь, — сказал он вдруг, — слабое место нашего города. — Он показал на узкую гавань по ту сторону Золотого Рога. — Если корабли врага сумеют проникнуть за нашу большую цепь, город может пасть.

Мануил проницательно взглянул на меня:

— Когда ты в следующий раз увидишь Андроника, ты будешь говорить об этой встрече?

— Уверен, что он узнает о ней. У такого человека, как Андроник, должно быть много шпионов.

— И что же ты скажешь?

— Что у меня была книга, которую я хотел предложить тебе и надеялся в ответ на милость.

— Книга на греческом языке?

— Теперь на греческом, — я подал ему книгу. — Подлинник был по-персидски.

Он развернул её, взглянул на одну страницу, на другую и увлекся. Солнце садилось; в саду стало прохладнее. Подняв глаза, он заметил:

— Пожалуйста, сядь. Я буду читать долго.

И продолжал читать, порой возвращаясь на одну-две страницы назад.

— Ты хочешь милости? Какой?

— Я хочу получить одного раба из крепости Аламут, а если я не могу получить этого раба, то намереваюсь проникнуть в крепость.

Император уставился на меня, как на сумасшедшего, потом недоверчиво покачал головой.

— Кто этот раб?

— Мой отец.

— Проникнуть туда невозможно. Крепость неприступна. Ее нельзя взять штурмом; и ни одного раба оттуда живым не выпускают. Я много лет разыскивал такого раба или кого-нибудь еще, кто бы мог рассказать мне о крепости и её обороне. И не нашлось никого. Никому не позволят и войти туда, если он не принадлежит к их секте.

Он встал:

— Рад был бы помочь тебе, но то, о чем ты просишь, невозможно. Не меньше дюжины царей пытались или рассчитывали это сделать… и ни один не преуспел.

Мануил подал мне книгу, но я отказался:

— Она написана для тебя, Великий Басилевс. Пожалуйста, оставь её себе.

— Я твой должник. Ценнейшая книга. — Он помолчал. — У меня найдется место для тебя.

— Я благодарен Великому Басилевсу, но я отправляюсь в Аламут.

— Тебе понадобятся деньги. Тебе понадобятся лошади.

— Одна лошадь у меня есть; остальных захватили печенеги, хотя… — я не сразу решился высказать только что пришедшую в голову мысль, — хотя, если бы я мог послать весть принцу Абака-хану, то мне удалось бы выкупить их.

— Абака-хан бывал при моем дворе.

Солнце зашло, с моря потянуло прохладным бризом.

— У меня есть дела, которым нужно уделить внимание… Благодарю тебя, Одрик, что ты привел этого человека ко мне.

Он протянул руку:

— Подумай о другой услуге, которую я могу тебе оказать. Я с удовольствием это сделаю.

Император ушел, а мы вернулись в город через те же потайные ворота, и невидимые руки закрыли их за нами. Фонари вонзали лучи, словно золотые кинжалы, в темные воды бухты. От моря тянуло прохладой.

— Теперь у тебя есть друг, — заметил Одрик.

— Он мне понравился.

— Он воин, он и сейчас сильнее любых трех из моих людей, а ведь Мануил стал императором раньше, чем я родился.

Дойдя до угла улицы, Одрик остановился:

— Я возвращаюсь… Будь осторожен. Наши улицы небезопасны для одинокого прохожего.

— А я не одинок, — ответил я, — со мной мой меч.

Глава 46

Мне кажется, что человек должен раз в год остановиться, критически оглядеть себя и свою жизнь и спросить: «Куда я иду? Кем становлюсь? Что я хочу сделать и кем стать?»

Большинство людей, с которыми я встречался, были людьми без цели, людьми, которые не ставили себе никаких задач.

Первая задача не обязательно должна быть и окончательной; так, парусный корабль идет сначала под одним ветром, потом под другим. Все дело в том, что он постоянно куда-то идет, продвигаясь к конечной цели.

До сих пор моя задача заключалась в том, чтобы дознаться, жив ли мой отец, а если жив, то где он, а затем — как освободить его из рабства.

Но все это, даже освобождение отца, были только лишь временные цели. А чего же хотел я для себя? Куда я шел? Что сделал, чтобы достичь главного?

Мое время было временем искателей приключений. Лишь недавно некий Вильгельм по прозвищу Завоеватель привел кучку авантюристов и солдат удачи из Нормандии в Англию. Не имея за душой почти ничего, кроме смелости, здравого смысла и мечей, они захватили богатые земли и стали пользоваться ими.

Другой нормандский род захватил Сицилию и создал там небольшое, но богатое королевство. Человек с мечом мог прорубить себе дорогу к богатству и власти, и не одним царством земным правили такие люди или их потомки.

Вчера я прибыл сюда в лохмотьях и голодный; сегодня со мной доверительно беседовал император — так может измениться фортуна человека.

Однако власть, богатство и дружба царей — все это вещи преходящие. Богатство — это претензия на отличие для тех, кто не имеет на это никаких иных прав.

Родословная наиболее важна для таких, кто сам не сделал ничего, и часто предок, от которого, по их словам, происходят эти люди, таков, что гордые потомки, случись им встретить праотца своего сегодня, и на порог бы его не пустили.

Родоначальниками знаменитых фамилий часто бывали пираты, грабители или энергичные крестьяне, которым случилось оказаться в нужное время в нужном месте и которые сумели воспользоваться удачей. Такие родоначальники в большинстве случаев глядели бы на своих потомков с презрением.

Для меня жизненная цель заключалась в том, чтобы учиться, видеть, знать и понимать. Никогда не мог я глядеть на парус уходящего корабля спокойно — у меня замирало сердце и перехватывало горло.

До какого-то момента жизнь человека формируется его окружением, наследственностью, движением и переменами мира вокруг; а потом наступает время, когда он сам берет в руки глину жизни своей, чтобы придать ей такую форму, какая желательна ему самому.

Только слабые винят в своих неудачах родителей, народ, времена, невезение или причуды судьбы. Во власти каждого сказать себе: вот, таков я сегодня, а таким стану завтра. Однако желание должно воплотиться в деяния.

Через несколько недель мой отец будет свободен — или я буду мертв.

Дальше я никаких планов не строил, хотя жило во мне стремление пойти глубже на Восток и поискать свою судьбу в дальних землях Хинда или Катая.

Женщины? Ах, женщины — это порождения мечты, созданные, чтобы их любить, и тот, кто смеет утверждать, что действительность меньше обещания, — тот никогда не был ни влюбленным, ни мечтателем.

Азиза, Шараза, Валаба, Сафия, Сюзанна… Любил ли я какую-нибудь из них меньше оттого, что любил других? Не внесла ли каждая из них свою долю в мое душу, натуру? В мое восприятие мира? Не люблю ли я каждую из них до сих пор ещё и сегодня? Хотя бы немного, во всяком случае…

Где моя судьба? Где, если простирается она за пределы Долины Ассасинов?

Может быть, мне следует идти в Хинд? В эту далекую страну за пустынями? Там можно многое узнать и изучить, и там живут темноглазые девушки с мягкими губами; там пальмы, белые песчаные пляжи и мягкий накат прибоя. Там ночные джунгли полны странных ароматов и звуков, там погружаются в море весла и пассаты шевелят листву.