Тайна бильярдного шара. До и после Шерлока Холмса [сборник] - Дойл Артур Игнатиус Конан - Страница 34

Ни я, ни отец внешне никоим образом не изменили нашего отношения к гостю, который пребывал в своем обычном веселом и беззаботном настроении. Он очень приятно пел, помогая нам чинить сети или конопатить лодку. Голос у него был очень высокий, почти тенор, один из самых мелодичных, которые мне когда-либо доводилось слышать. Убежден, что он сделал бы блестящую карьеру на оперной сцене, но, как подавляющее большинство отпетых мерзавцев, он поставил крест на всем лучшем, чем его одарила природа, и развивал лишь худшие из своих дарований. Отец иногда украдкой как-то странно поглядывал на него, и мне казалось, что я знаю, о чем он думает. Но туг я ошибался.

Однажды, спустя примерно неделю после нашего с отцом разговора, я выравнивал и прибивал доски забора, отставшие и покосившиеся под натиском ветра, когда с берега вернулся отец. Тяжело ступая по гальке, он подошел ко мне и присел на камень. Я продолжал забивать гвозди, время от времени поглядывая на него. Он угрюмо сидел и посасывал свою короткую черную трубку. Я чувствовал, что его что-то очень тревожит, поскольку он хмурил брови и шевелил губами.

— Так ты чего, веришь газете-то? — спросил он наконец, выбивая трубку о камень.

— Да, — коротко ответил я.

— Ну, и чего ты об этом думаешь?

— Конечно же, мы должны получить награду! — уверенно сказал я.

— Награду! — яростно рявкнул он. — Награду тебе подавай! Захотелось, понимаешь, камень вернуть. А стоит он огромные тыщи и тыщи. Хочешь вернуть его каким-то паршивым лягушатникам! А они тебе за все за это швырнут пару фунтов, как кость псу какому шелудивому! А тут все само в руки прет, и ты еще нос воротишь!

— Слушай, отец, — произнес я, положив молоток, — надо довольствоваться тем, что мы сможем получить. Сколько предложат, столько и возьмем.

— А ежели мы камушек возьмем, а? — прошептал отец, хитро глядя мне в глаза.

— Он его никогда не отдаст.

— А ежели б отдал, покуда он здесь-то… Ежели б вдруг раз — и…

— Прекрати, отец, прекрати сейчас же! — вскричал я, потому что старик выглядел, словно дьявол, вырвавшийся из преисподней. Теперь я понял, к чему он клонит.

— Раз — и все! — запальчиво крикнул он. — Кто ж его видел-то, пришел он иль ушел, кто ж доискиваться-то станет, где он там себе шляется? Всяко в жизни бывает-то, спотыкнулся али там оступился на скале-то… Или же проснулся, глядь — а в глотке ножик торчит… Чего лучше-то, а?

— Отец, что ты такое говоришь? — ахнул я. Мысли вихрем проносились у меня в голове.

— Ты это думай-решай, да или нет, — он закончил разговор и ушел с сердитым видом, через каждые несколько метров оборачиваясь и многозначительно поднимая палец: мол, никому ни слова.

Отец больше не пытался говорить со мной на эту тему, но сказанное им не давало мне покоя ни днем, ни ночью. Я с трудом мог представить себе, что он говорил серьезно, поскольку он всегда был честным и добродетельным человеком, возможно, властолюбивым и скупым по своему характеру, но уж никак не способным совершить смертный грех. Возможно, искушения обходили его стороной, поскольку кривая преступности всегда ползет вверх там, где жизнь бурлит, а соблазны подстерегают тебя на каждом шагу. В безлюдном же захолустье вроде нашего островка она падает до нуля. На острове Уффа очень легко быть святым.

Как-то утром за завтраком наш гость спросил, починили ли мы лодку. Я ответил, что да.

— Я хотел бы, — сказал он, — чтобы вы вдвоем отвезли меня сегодня в Ламлаш. За это получите два соверена. Не знаю, смогу ли я вернуться вместе с вами или же останусь там.

Мы с отцом тотчас переглянулись.

— Ветер чего-то не очень, — начал старик.

— Ничего, что ветер слабый, зато попутный, — перебил Дигби, будем называть его так.

— Да и фок-то не привязан, — упрямился отец.

— Без толку искать причины да отговорки, — раздраженно заявил наш постоялец. — Если вы не согласитесь, я найму Томми и его отца, но все равно уеду. Ну, так что, по рукам?

— Поехали, — мрачно произнес отец, и мы спустились на берег, чтобы приготовить лодку.

— Что ты думаешь делать? — спросил я.

— Да сам не знаю! — раздраженно огрызнулся старик. — Вот уж не везет так не везет, не подфартило, и все тут. Ну, доплывем мы с ним до Ламлаша — так счастье прямо из рук выскользнет, вот ведь незадача. Сынок, ты у меня молодой и сильный, может, вдвоем-то мы его и одолеем?

— Нет! — решительно ответил я. — Я готов выдать его властям, но будь я проклят, если прибегну к насилию.

— Ты трусливый безмозглый дурак! — крикнул он, но меня нисколько не трогали его оскорбления, так что я промолчал, а он все продолжал бубнить себе под нос, увязывая парус дрожащими пальцами.

Примерно к двум часам дня лодка была готова, и при легком северном ветре мы надеялись добраться до Ламлаша засветло. На темно-синей воде струилась лишь легкая рябь, и стоя на берегу, готовые к отплытию, мы видели покрытые лиловой дымкой водопад Карлин и вершину Гоутфелла. Пониже их до самого горизонта простирались аргилеширские холмы. К югу в лучах солнца сверкала голая вершина горы Элса, вдалеке крошечным белым платочком угадывался парус рыболовной шхуны, державшей путь к шотландскому берегу. Дигби и я уже поднялись на борт, когда отец вдруг побежал туда, где я чинил паруса, и вернулся с небольшим топориком, который засунул под лодочную банку.

— Зачем вам топор-то? — удивленно спросил наш гость.

— На лодке он завсегда сгодится, — ответил старик, отведя взгляд.

Карл Верне. Морской пейзаж с кораблекрушением

Мы отошли от берега, поставили фок, кливер и грот и резво понеслись через Проток, только волны весело налетали и бились о нос нашего суденышка. Оглянувшись, я увидел, как за кормой простирался наш остров. Вот слева Карравоу, наш причал на Карракьюле, уходящие ввысь бурые комберские скалы, а дальше за ними — зубчатые гребни Бегнафайла и Бегнасахера. Я заметил наш коровник с крышей из красной черепицы; за болотом в воздухе вился синеватый дымок — там был Корримейн. Сердце мое наполнилось нежностью при виде родных мне с детства мест.

Мы прошли почти половину Протока, как вдруг попали в полный штиль. Паруса бессильно повисли на мачте. Мы почти не двигались, лишь течение потихоньку сносило нас на юг. Я стоял у руля, отец возился с парусами, а наш гость одну за другой курил сигареты и наслаждался видом. По его требованию мы взяли весла, чтобы начать грести. Я уже никогда не узнаю, как все началось, но когда я нагнулся, чтобы поднять весло, я услышал, как наш гость закричал так, словно его убивают. Я выпрямился и увидел его прислонившимся к мачте. Лицо его представляло собой сплошную кровавую маску. Отец наступал на него с топором в руке, и прежде чем я успел пошевелиться, Дигби ринулся на старика и крепко обхватил его за пояс.

— Ах ты, старый черт! — прохрипел он. — Я чуял, что ты затеял, гадина! Но ты никогда его не получишь! Слышишь — никогда!

Ничто не заставит меня забыть лютую и жгучую ненависть, вложенную в эти слова. Мой отец издал пронзительный крик, противники качнулись, на какое-то мгновение словно повисли в воздухе, а затем рухнули в воду. Я рванулся к борту с багром в руках, но море уже поглотило их. Когда на месте их падения расходились круги и булькали пузырьки воздуха, я снова увидел их. Вода была очень чистой, и глубоко-глубоко внизу я заметил то появляющиеся, то вновь исчезающие размытые очертания двух лиц, смотревших на меня с неописуемым ужасом. Они медленно погружались, сжимая друг друга в последнем смертельном объятии, пока не превратились в темное пятно. Затем они исчезли навсегда. Они так и будут там лежать, француз и шотландец, покуда не вострубят трубы Страшного Суда и мертвецы не восстанут из моря. Над ними будут бушевать шторма и проплывать корабли, но они будут спать спокойным и бестревожным сном в безмолвных глубинах Протока у острова Уффа. Я верю, что когда настанет Судный день, с ними будет и тот проклятый камень, дабы воочию показать всем то тяжкое искушение, коему их подверг дьявол, в надежде хоть на малейшее оправдание и избавление их от грехов и ошибок, совершенных ими в земной жизни.