Африканский казак - Лаптухин Виктор Владимирович - Страница 92

Остались, а потом наблюдали, как один из крестьян в огромной маске, украшенной бычьими рогами, исполнил ритуальный танец урожая. Было много песен и плясок, «духу» поднесли щедрое угощение, которое вся деревня поглощала до позднего вечера. Хлебнувший на радостях крепкого пива, Хасан растолковывал Дмитрию, что в незапамятные времена хаусанцы жили на плодородных северных равнинах и пахали на быках. Но Сахара наступала и пришлось переселиться в эти края, расчищать поля в густых зарослях на склонах холмов. Здесь, среди скал и невыкорчеванных деревьев, тень которых защищает посевы от палящих лучей солнца, пришлось отказаться от плуга и взяться за мотыгу. Да еще во многих местах быки дохли от укусов мухи цеце. Но память о защитнике урожая, «духе зерна» в образе быка, осталась.

Утром выступили в путь и дальше шли от деревни к деревне, не опасаясь внезапного нападения. Только раз какие-то конники внезапно появились из-за поворота дороги, но местные жители заранее предупредили о такой возможности. Стрельба Дмитрия из двух наганов в упор была весьма эффективной и до самой Кацины больше никаких происшествий не случилось.

Когда на горизонте появились массивные городские стены и башни, Дмитрий обратил внимание на их необычный темно-бурый цвет. Хасан, он и в этом городе знал каждую площадь и улицу, поспешил объяснить, что при возведении этих укреплений глина замешивалась на крови быков и коров, мясо которых шло в пищу строителям. Он же указал на трехступенчатую квадратную башню, поднимавшуюся над городскими стенами. Сказал, что это минарет Гобирау, самое древнее здание в странах хауса, и ему не меньше трех сотен лет. Строил его святой человек, который с вершины минарета мог обозревать окрестности и даже видел священный город Мекку.

Сомневаться в этом чуде Дмитрий не стал, только спросил:

— Это тот самый мастер, что построил мечеть в Зарии, за которую ему отрубили голову?

— Эх, ты все перепутал! Тот был мой земляк, искусный строитель Мухаммед Дуругу. В Зарии он возвел здание мечети необычной красоты, со сводчатыми потолками и колоннами. Это потом эмир Гвари заманил его в свой город и хотел заставить всю жизнь строить дворцы и мечети только для него одного. Мастер отказался, и разгневанный эмир приказал его обезглавить!

— Суровые у вас правители.

— В Кацине увидишь еще и не таких.

— Слышал, что в ней живет много ученых людей, певцов и музыкантов, а горожане народ вежливый и обходительный.

— Все верно. Только почему-то таким людям всегда не везет с начальством: чем народ мягче, тем больше власть свирепеет. Вот и в Кацине родня покойного эмира много лет не может поделить власть. Грызутся не переставая, как обезьяна с собакой, а если кто-нибудь дорвался до власти, то совсем теряет голову. Тут еще вмешались потомки прежнего правителя, которого покойный сверг много лет назад, и теперь их банды бродят вокруг. Султан Сокото прислал было свои войска, чтобы они навели порядок, но из этого ничего хорошего не вышло. Только грабежей стало больше.

— Тогда зачем мы туда едем?

— Пошлем весть Раббеху.

— Каким образом?

— Ах, да ты же не знаешь последней новости! Наш хаким недавно завел голубиную почту. В столице выстроил двенадцать голубятен и разослал своих людей по двенадцати городам. Они следят за обстановкой и, если происходит что-то важное, посылают донесение с голубем. Один из таким наблюдателей и поджидает нас в Кацине. Он же поможет купить приличную одежду, нанять слуг и свежих коней. Не бойся, мы не пробудем здесь и лишнего дня.

Остановились с доме, расположенном рядом с кварталом красильщиков. Хозяин, сгорбленный, ничем не приметный старичок, встретил Хасана как старого знакомого. Пошептался с ним и тут же уединился в каком-то сарайчике возле голубятни. На плоской крыше дома Дмитрию постелили циновку и положили множество мягких круглых подушечек «тим-тим» из необычной тонкой кожи нежно-зеленого цвета, причудливо расшитых узенькими алыми ремешками. Поставили угощение.

Но есть не хотелось. После дороги и всего пережитого чувствовал усталость и странное беспокойство. Словно ждал новой опасной встречи. Понял, что начало сказываться все случившееся во французском лагере. Хасан человек южный и впечатлительный, он уже отреагировал на это. А вот нервная система северянина сработала только спустя некоторое время. Что бы как-то отвлечься от тяжелых воспоминаний, стал наблюдать за работой красильщиков.

Они трудились у своих ям, по краю окруженных невысокими валиками. Опускали в густой темный раствор узкие полоски хлопчатой ткани, размешивали их длинными шестами, а потом прикрывали ямы высокими коническими крышками, сплетенными из соломы. Из других ям доставали материи уже окрашенные в различные оттенки синего и голубого цвета и развешивали их для просушки. Из одной ямы валил дым и вырывались языки пламени — там красильщики выжигали скопившиеся на дне остатки краски. Готовили яму для новой заправки, чтобы после выжигания вновь промазать ее стенки специальной смесью и не допустить просачивания раствора в землю.

— Все в порядке, — произнес поднявшийся на крышу Хасан. — Голубь улетел, а через некоторое время, для верности, пошлем и второго. Смотришь на их работу? Каждая такая яма, глубиной в два человеческих роста, кормит целую семью… Да что с тобой? Почему такой грустный?

— Когда уедем отсюда?

— Понимаю, хочешь скорее вернуться в Дикву.

— Беспокоюсь за Амину, ей скоро рожать. Надо бы послать весточку.

— Забудь об этом, мы еще не так далеко ушли от Данкори. Сам говорил, что надо не вспоминать о том, что там произошло. Но другие очень желают узнать подробности. Хочешь, чтобы вслед за твоим посланцем к дочери эмира Лере пришли незваные гости?

— Думаешь…

— Не думаю, а знаю. Хозяин предупредил, что по нашему следу уже идут любопытные. За их сведения и наши головы могут хорошо заплатишь. О себе дашь весть, когда будем на земле Борну, в полной безопасности. А сейчас зайдем к одному арабскому купцу. Недавно он привез из Триполи хороший товар, но сейчас решил оставить Кацину и все распродает довольно дешево.

— И ему здесь не нравится?

— Пойдем-пойдем. Уезжаем завтра на рассвете.

Купец встретил старичка-хозяина как родного отца, а его гостей словно долгожданных благодетелей. Усадил их на диван в своей небольшой лавке, велел подать кофе и халву. Был он невысок ростом и в меру упитан, глаза, щеки, животик — все круглое. Шариком катался вокруг покупателей, ловко раскладывал товар и непрерывно болтал.

— Уважаемые, для вас есть одежда на любой вкус! Товар Ассада ибн Рашида везде знают. Мой дед торговал в Алжире, а отец в Тунисе. В Кацину я привез самое лучшее, все пошитое по последним образцам, полученным из Стамбула. Шелк индийский, тесьма из Италии, пуговицы немецкого серебра! Обратите внимание на этот халат. Точно такой носит сам турецкий султан!

— Нам покажи что-нибудь попроще, — ответил Дмитрий, отодвигая алый шелковый халат, сплошь затканный золотой нитью. — Видишь сам, мы в походе и совсем поизносились.

— Ты халат яриме28 предложи, — посоветовал Хасан. — Говорят, ему скоро садиться на отцовский престол. Так что такое роскошное одеяние как раз и пригодится.

— Он у меня уже много вещей купил, только денег не заплатил. Грозил, что заберет и остальное.

— Ничего, ты торговец изворотливый, и на берегу реки сумеешь воду продать!

— Ярима у нас с норовом, — вздохнул старичок-хозяин. — Молодой, но такой гордый, что с простыми людьми в разговор не вступает. Только приказы отдает, кого выпороть, кого под замок. Денег никому не платит, все берет даром.

Пока выбирали одежду, прошло много времени. Да тут еще и Хасан не утерпел и заспорил о цене. Вошел в такой азарт, что начал осуждать всех торговцев за корысть и желание получить прибыль.

— Уважаемый, ты, видно, забыл пословицу — «Прибыль получают и в Мекке», — возразил купец. — Поторгуемся, я готов уступить…

28

ярима — титул наследника эмира