Брачный период мачо - Ларина Арина - Страница 34

Было уже совсем поздно. Пустынные улицы казались прекрасными и таинственными, дневной мусор был надежно скрыт ночным сумраком, стук ее каблучков по тускло блестевшему асфальту россыпью гулкого эха уносился вдоль умытых недавним дождем бордюров. Внезапно Лена вздрогнула: от стены дома отлепилась огромная фигура и, ломая кусты, выпала перед ней на дорогу. Под фонарем замер исполинского роста мужик. Его тень утыкалась в приросшие к маленькой лужице Ленины ноги. Она хотела ее перешагнуть, но не успела, сбившись с ритма ходьбы из-за позднего прохожего. У него к девушке совершенно явно были претензии, поскольку уступать дорогу он не собирался.

— Здрасьте, — просипела Лена, надеясь разглядеть его особые приметы, одновременно сомневаясь, что у нее будет шанс кому-нибудь их сообщить. Если намерения у него недружелюбные, то вряд ли он просто спросит «который час»…

— Который час, не подскажете? — От его голоса сердце съежилось до размеров грецкого ореха и свалилось куда-то вниз.

Его физиономия оставалась в тени, свет фонаря слепил Лену и не давал возможности взглянуть опасности в лицо. Единственное, что она поняла, что если это смерть, то она абсолютно лысая и лопоухая. Это было крайне обидно и невозвышенно.

— У меня часов нет, — пискнула Лена, глядя на черный силуэт угловатого черепа.

— Счастливая, значит, — мужик шагнул навстречу.

— Вряд ли, — пронеслось в ее голове.

— Жених-то есть?

Мысли затрепетали суетливыми головастиками: как лучше? Чтобы был или чтобы нет?

— Да, — почти беззвучно кивнула Лена.

— Это хорошо, — кивнул прохожий. — Замужество — дело серьезное, смотри не ошибись.

И тут Лена наконец-то разглядела его лицо. Лучше бы она его не видела, поскольку именно таких уродов рисовали в современных мультиках, чтобы напрочь разрушить незрелую детскую психику.

— У меня деньги есть, — дрожащим голосом попыталась она откупиться от затянутого в кожаный костюм монстра.

И это хорошо, — подтвердил он. — Это просто замечательно, когда они есть. Смотри, на ерунду не трать. Ну, бывай, красавица. Или проводить?

— Не надо, — взвизгнула Лена и метнулась к подъезду, вежливо прокричав: — До свидания!

Вероника Федоровна дочери обрадовалась, но лицо ее было напряженным и настороженным.

— А чего ты пришла? Случилось что-то? — она заволновалась и стала ловить ускользающий взгляд беззаботно улыбающейся дочери.

— Мамуля! Неужели я могу к тебе прийти только потому, что что-то случилось? Я соскучилась!

— У меня, конечно, опыта в таких делах маловато, раньше ты не уходила и не приходила, а жила со мной, — немного обиженно проворчала мама, — но теперь все так резко изменилось. Сначала один юноша, потом другой, а теперь ты приходишь одна.

— А что, надо было их обоих на чай позвать?

— Как «обоих»? — всплеснула руками Вероника Федоровна. — Ты что, встречаешься сразу с двумя?

— Когда физиология в простое, то и с тремя можно… Все, все, шучу, — испугалась Лена, глядя на стремительно побледневшую мать. — Ни одного у меня теперь.

Человека ближе, чем мама, у Лены не было. Поэтому свое первоначальное решение ничего не рассказывать она тут же забыла и вывалила на поникшую Веронику Федоровну все подробности, кроме последней встречи с «лопоухой смертью».

— Ты в обморок там упала, да?

— Нет, просто плохо стало, голова закружилась… Да все нормально уже! Мамуль, не волнуйся!

Это как раз называется «волнуйся, мамуль»! — вскинулась мама и забегала по кухне. — Ты что, совсем с ума сошла! Ты хоть понимаешь, что это значит?

— Вегетососудистая дистония, — неожиданно выдала Лена и развеселилась: чего только не хранит подсознание.

— Да, давай, веселись, бестолочь малолетняя!

— Муся, я, увы, многолетняя, как старая корявая сосна, вся в шишках и паутине.

— Нет, я удивляюсь: ты нормальная?

— Абсолютно! Могу пройтись по прямой с закрытыми глазами. Если хочешь — дыхну!

— Ты у врача была? Только не считай меня старой, выжившей из ума идиоткой. Я все прекрасно понимаю. Не надо мне тут дипломатию разводить.

— При чем здесь дипломатия? — Лена с наслаждением уплетала горячий ужин.

— Ага. Не понимаешь, значит, — обиженная мама начала греметь посудой, демонстративно прервав разговор.

Поскольку Лена обрадовалась затишью и продолжала есть, не беспокоясь по поводу маминого молчания, Вероника Федоровна не выдержала первой.

— Какой у тебя срок?

— Что? — Лена едва не подавилась и начала торопливо пить сок.

— Не уходи от ответа! — мама вырвала стакан из ее рук и почти со слезами уставилась на растерянную дочь. — Сколько?

— Чего «сколько»?

— Недель!

Мама! Ты о чем? Если о беременности, то ее признаки не ограничиваются обмороками! Как ты могла подумать такую чушь!

Тем не менее червячок сомнения шевельнулся где-то глубоко внутри.

— И чем, интересно, ты предохранялась? — ехидно поинтересовалась Вероника Федоровна. — Откуда такая уверенность?

Лена молчала, превратившись в каменное изваяние.

— Или я чего-то не понимаю, и нынче в моде платоническая любовь? А ты, стало быть, «модничаешь»! — мама пыталась казаться спокойной, но голос дрожал, а в глазах мелькнула слабая надежда.

— Самое надежное противозачаточное — слово «нет»! — машинально проговорила Лена, подсчитывая про себя, сколько еще дней волноваться в связи с полнейшей неопределенностью.

— Ты что, пользовалась словом «нет»? — горько поинтересовалась мама, причем таким тоном, что вопрос явно можно было расценивать как риторический. — Кстати, ты, надеюсь, хотя бы знаешь, чей ребенок?

— Мама, да нет никакого ребенка! — в тихой панике прошептала она, чувствуя, как пол ускользает из-под ног, а червь сомнения точит ее и без того израненное сердце.

Такое могло случиться у кого угодно, у той же самой Карякиной, но только не у нее! Чей ребенок? Общий! Вот кошмар-то!

Теперь ей категорически не хотелось, чтобы Иван нашелся. Быть участницей нелепого водевиля забавно, но только если он играется на сцене, а не в жизни. Актер смывает грим, убирает в шкаф костюм и скидывает с себя образ вместе с проблемами и переживаниями. А живой человек не имеет такой возможности. Если все с себя снять и скинуть в шкаф, то и рассудок тоже останется в той же кучке, отдельно от хозяина.

Иван больше не появлялся и не звонил. Лена жила в абсолютно подвешенном состоянии в ожидании часа «икс». Посоветовавшись с мамой, она решила не ездить в общежитие. Во-первых, насильно мил не будешь: раз уж пропал, значит так надо, а во-вторых, еще неизвестно, кто отец предполагаемого ребенка. Правда, Вероника Федоровна все-таки предложила обзвонить на всякий случай больницы и морги, но Лена только затрясла с ожесточением головой. Признаваться маме в том, что она не знает фамилию Ивана, было бы крайне недальновидно. В этом случае Лена рисковала получить дополнительную тему для воспитательных бесед на всю оставшуюся жизнь.

Карякина вкалывала как нефтяник, пытаясь добуриться до собственного семейного счастья, поэтому с ней советоваться было бесполезно. Информацию, не касавшуюся ее личной жизни, Светка воспринимала с трудом. Видимо, борьба за штамп в паспорте отнимала у старательной подруги все силы. Лена нервничала, мысли кружились в беспорядочном вихре, сосредоточиться не удавалось.

Даже злобная начальница отстала от нее, перестав третировать на рабочем месте. Это вовсе не было связано с внезапно разбуженным весенними гормонами человеколюбием. Татьяна Филипповна тщательно окучивала нового завхоза, лысоватого, круглопузого мужичка, зачастившего к ним в кабинет на запах кофе и шоколада. Дядька был веселый, но несколько туповатый, с плоским армейским юмором. Его анекдоты настроения не поднимали, но атмосферу создавали крайне дружественную и близкую, чего в их «камере» отродясь не наблюдалось.