Шестая печать - Ларионова Наталия - Страница 52

– Анджело, скажите, мы собираемся на маскарад, – и я указал на балахон.

– Что вы Сергей. Просто церемония, в которой вам предстоит участвовать, проходит без каких-либо изменений вот уже без малого тысячу лет и вот эта одежда ее часть.

– Но что же это за церемония такая.

– Это церемония посвящения хранителя в его сан. Вам будет интересно. А для нас она имеет особенное значение, потому что спустя четыреста пятьдесят лет мы вновь обретаем главного Хранителя, – и, видя мое недоумение, добавил, – да, да именно главного хранителя – таков теперь ваш статус.

– Но как я могу стать главным хранителем, если то чего не знаю о хранителях вообще.

– Видите ли, Сергей, ваши знания, наши желания, не имеют к этому ни малейшего отношения. Та печать, которая находится у вас, вы, кстати, привезли ее, – и, получив мое подтверждение, продолжил, – является шестой печатью, замыкающей остальные пять – главной печатью из всех составляющих Великую печать и ее хранитель является главным Хранителем.

– Скажите Анджело, а где мы находимся или это тайна.

– Какие могут быть тайны от главного хранителя, – улыбнулся мой собеседник, – это дом убежище всех хранителей, он находится на территории цистерцианского монастыря, но отделен от него парком и оградой. В таком виде он существует с пятнадцатого века. Свободный вход сюда имеют только хранители и ваш покорный слуга, как главный координатор хранителей. Если вы это имели в виду. Если же вы спрашивали об этих апартаментах, то это ваши личные апартаменты. Они поддерживались в том виде, в котором их в последний раз оставил главный хранитель, и я себе позволил лишь передать туалетную комнату. Мне показалось, что вам будет приятней пользоваться современной сантехникой, чем ее средневековыми аналогами.

– Так я смогу выйти в город?

– Когда вам угодно. Только я хотел бы вас попросить сегодняшний вечер посвятить нам.

– И когда же состоится церемония?

Он посмотрел на часы.

– А вот как раз через пятнадцать минут и начнется.

– Я вас покидаю, что бы вы могли спокойно переодеться и через десять минут зайду проводить и началу церемонии.

Я зашел в спальню и взял в руки балахон. Грубое, неотбеленное полотно дышало свежестью каких-то трав, но при этом ткань производило впечатление ужасно старой, хотя и находящейся в чудесной сохранности. Я набросил на себя балахон. Он приятно холодил тело. Возле кровати я увидел шлепанцы, целиком, сплетенные из растительного волокна. Они, в отличие от балахона, впечатления древности не производили, и были скорее сплетены на мою ногу.

Через десять минут, как и обещал, зашел Анджело. На нем был одет такой же балахон, как и на мне, только коричневого цвета, подвязанный шнуром. Мы спустились в холл и через небольшую дверь, скрытую от глаз гобеленом вышли на каменную лестницу, спирально спускающуюся куда-то вниз. Неверный желтоватый цвет шел от факелов, украшенных на стенах.

Мы спустились куда-то глубоко под землю и оказались в зале, освещенном факелами. Зал имел пятиугольную форму посреди его, в кругу, заполненном песком лежал камень, немного в стороне от него на небольшом возвышении стоял пюпитр. К которому, подвел меня Анджело и помог на него взойти. Сам же он остался стоять возле возвышения. В углах зала стояли такие же возвышения с пюпитрами и из четырех из них стояли люди в таких же балахонах, как у меня. Один из них был ярко выраженным арабом, и один индусом, остальные же были европейцы. Увидев, что все держат руки на пюпитрах я тоже положил свои руки на пюпитр. Он оказался очень удобно устроен и позволял видеть печать, которую я держал в руках и окружающие меня.

– Братья, – произнес Анджело, – возрадуемся. Главный Хранитель вновь с нами.

После этого он перешел на латынь. Воздев руки, он произнес две фразы, которые я не понял, и по его знаку хранители начали подходить к камню и укладывать на него свои печати. Когда все четыре были уложены, Анджело подал знак мне.

Я, взяв свою печать, подошел к камню. На него вершине, не замеченной мной раньше, была пятиугольная площадка четыре угла, которой были заполнены. Взяв свою пластину, я интуитивно уложил ее в центр. Она идеально вошла в него, составив с остальными четырьмя, единое целое. Для полноты картины не хватало лишь одного элемента – пятого, располагающего в вершине пентаграммы.

Уложив свою печать, я вернулся на место. Анджело вновь произнес две фразы, одну из которых – последнюю я понял.

– Да хранится вечно.

После чего, по его знаку хранители стали подходить к камню и, встав на колени вынимать свои печати. Я тоже проделал этот ритуал. Когда мы все заняли свои места, Анджело произнес:

– Идите и храните.

После слов этих, все в молчании пошли к лестнице. Ориентируясь на поведение Анджело, я остановался стоять на своем месте.

Когда мы поднялись в холл, там уже ни кого не было.

– Мог бы, я попросить главного хранителя, присоединиться к нему за ужином.

Я посмотрел на Анджело, ожидая увидеть улыбку или хоть какой-либо намек на нее, на лице Анджело. Однако он был серьезен и вопрос, который я был готов отнести к ироничным, звучал из его уст совершенно серьезно.

– Анджело, я почту за честь поужинать с вами, – сказал я, – тем более что вопросов у меня не стало меньше, а вы, помнится, обещали мне на них ответить.

– В таком случае, не возражаете, если мы соберемся в гостиной, я попрошу брата Рафаэля проводить Вас. Как вы смотрите на то, чтобы мы собрались через час.

– Анджело, простите, а как одеться?

– Как вам будет удобно – вы же дома.

Переодевшись в привычную для меня рубашку и джинсы, я взял Стена, и мы вышли на прогулку. Парк, раскинувшись вокруг дома, и занимавший около двух акров давал идеальную возможность для прогулок. Поляны между вековыми деревьями покрывала невысокая трава. Стены скрытые густым кустарником были почти не видны.

Тишина и покой,, напоминали его. Сюда не долетало ни одного звука, и я с удовольствием ходил по разным его уголкам.

Стен, осмотревшись, сразу же отправился обследовать кусты, растущие около забора. Всю дальнейшую прогулку он старательно исследовал парк, и кажется, остался, им доволен.

Вернулись, мы к началу ужина, но если бы не заранее оговоренное время его начала, то думаю, что мы бы провели в парке намного больше времени.

В наше отсутствие кто-то принес в спальню передвижную вешалку, и аккуратно погладив, развесил на ней все мои вещи, которые я по привычке вывалил на кровать.

Подумав, и решил надеть белую рубашку и брюки, купленные мной накануне, и, решив хоть немного обжиться, перебрался к письменному столу, выложив на него свой компьютер и бумаги.

Зрелище получилось, то, что надо. Компьютер рядом со средневековыми письменными принадлежностями производил особо неизгладимое впечатление.

Приход брата Рафаэля не застал меня врасплох.

– Вы меня извините за маленькое самоуправство, ко мне показалось, что вам будет приятно, если ваши вещи будут в порядке.

– Да, я вам очень благодарен за заботу.

– Мы можем идти?

– Конечно, сейчас только скажу Стену, что бы он меня ожидал.

– Если вы желаете, то можете взять его с собой.

– Я не знал, как у вас к этому отнесутся.

– Это в первую очередь ваш дом и здесь вы определяете порядки.

Гостиная была освещена свечами, стоящими по углам в подсвечниках, окна выходящие в парк были открыты, и легкий ветерок шевелил шторы. Анджело, стоявший возле окна подошел ко мне.

– Сергей, позвольте за вами поухаживать. И один вопрос, вы позволите покормить Стена. Наш повар в восторге от него и приготовил для него, что-то особенное, что он уверяет обязательно Стену понравится, – и, увидев сомнения, отразившиеся на моем лице, все еще не забывшего истории с булкой, добавил: Вы не сомневайтесь, он большой любитель собак и знает, что им можно есть, а что нет.

– Вы меня уговорили, Анджело, я все равно за предотъездной суетой не взял для него еду, рассчитывая купить сухой корм уже здесь. Так, что пусть сегодня у него будет разнообразное меню, только с одним условием, дать ему еду, когда мы уже закончим ужин.