Необыкновенный консилиум - Шингарев Геннадий - Страница 3

— Печень, — сказал он по-латыни.

Его руки покружили ещё, и так же уверенно он нарисовал селезёнку. Этот медик пользовался какими-то своими, не известными мне приёмами исследования, однако совершенно безошибочно определил расположение внутренних органов.

Под конец он приложил свою курчавую голову к Мишиной груди и, закрыв глаза, долго слушал сердце. По лицу его пробежала тень; он выпрямился, ласково потрепал мальчика по щеке и быстро вышел из комнаты.

Мы глядели ему вслед. Почти сразу же в коридоре раздались тяжёлые шаркающие шаги, и появился второй консультант.

Этот был ещё удивительней, и, пока он находился с нами, в дверь то и дело заглядывали любопытные. Был он небольшого роста, стар и морщинист, в длинной седой бороде и с космами белых волос на плечах, и вид имел чрезвычайно учёный. В пышной мантии и алом бархатном берете, с бренчащей цепью на груди, он не шёл, а шествовал к больному, а приблизившись, воздел сухие руки в широких рукавах, возвёл к потолку глаза и воскликнул:

— Во имя отца и сына и святого духа!

Затем повернулся и резким, бранчливым голосом приказал по-латыни, чтобы ему подали кресло и скамеечку для ног.

Откуда-то притащили кресло. Новый врач — не знаю даже, как назвать его: не то маг, не то профессор, а вернее, то и другое вместе — уставился на Мишу суровым и сверкающим взором. Велел протянуть руки, потрогал пульс. Посмотрел язык. Откинул одеяло, ткнул пальцем в Мишину ногу — на отёчной ступне осталась ямка. Слегка отвернув голову, увенчанную красным беретом, сказал коротко:

— Сосуд.

Я не понял, что он имел в виду, и спросил:

— Какой сосуд?

Доктор воздел косматые брови. Во взгляде, которым он окатил меня, я прочел бесконечное презрение: очевидно, он счёл меня круглым невеждой.

Я просил показать мне сосуд с мочой! — проскрипел он.

И когда наконец принесли ему утку, он заглянул в неё и поморщился. Ему снова что-то не понравилось.

На этом осмотр был закончен, и, встав с кресла, он торжественно возложил руки на голову больного. Затем разгладил бороду и медленно удалился.

Третий гость прибыл с опозданием. Его озабоченные шаги простучали по коридору. Видимо, второпях он не сразу отыскал палату. Наконец он вошёл. Это был человек среднего роста, не высокий и не низенький, не молодой и не старый, очень аккуратный, в золотых очках, в крахмальном стоячем воротничке, при галстуке. В руках нёс круглый чемоданчик.

Добрый день, господа, — сказал доктор на обыкновенном русском языке. — Надеюсь, я не ошибся адресом?

Молча указал я ему на больного. Миша сидел опустив голову: он устал. Доктор взглянул на него и покачал головой.

Доктор вытянул из жилетного кармашка за цепочку большие золотые часы, отколупнул крышку. Бессильная Мишина рука с синеватыми ногтями покоилась в его белой, холёной руке. Доктор считал пульс.

М-да-с, — пробормотал он, — делириум кордис… Полная аритмия сердца! Полагаю, коллега, — он скосил глаза в мою сторону, — вам известно, что это такое?

Я кивнул. Вдвоём мы сняли с мальчика рубашку, и доктор стал выстукивать лёгкие, потом достал из чемоданчика деревянный рожок и приставил к сердцу.

Всё это было очень похоже на то, что делаем мы, и я ожидал, что он поинтересуется результатом рентгена, спросит, что показал анализ крови… Но он почему-то не спросил. Осмотр окончился.

Доктор посидел ещё немного возле Миши.

Тэк-с, — промолвил он наконец. — Ну что ж, коллега, пойдёмте, потолкуем.

На прощание он заботливо укрыл мальчика и положил перед ним на тумбочку большую конфету, в золочёной бумажке.

Глава 4

«ВОЗЬМИ ЛИСТ НАПЕРСТЯНКИ»

Когда мы вошли в комнату для врачей, те двое ждали нас: врач в древнегреческой одежде стоял у окна, а второй, в алом берете, восседал в кресле посреди комнаты.

Я почувствовал смущение, увидев себя в столь необыкновенном обществе, однако делать было нечего, и я сказал:

— Друзья мои! Мы все медики и поймём друг друга. Вы видели пациента. Ему всего пятнадцать лет. Ему надо помочь. Я хочу услышать ваше мнение.

В ответ послышалось сосредоточенное сопение. Я взглянул на коллегу в берете. Глаза его были закрыты, губы шевелились. Седые брови сошлись над переносицей. Затем взметнулись кверху рукава пёстрой мантии. Старик прогудел:

— Да пребудет с нами сила господня! — и снова что-то забормотал себе под нос.

Очевидно, это была необходимая церемония, без которой он не мог приступить ни к одному серьёзному делу.

Все вежливо ждали, когда он кончит шептать молитвы. Наконец греческий врач взял слово.

— Достойные мужи, юноша, о коем нам надлежит вынести решение, одержим поистине тяжким недугом. Случай труден, однако я не могу сказать, чтобы болезнь эта была мне вовсе незнакома…

Он стоял, слегка отставив ногу, обутую в жёлтую сандалию, и плавными жестами сопровождал свою речь.

— Итак, вот моё суждение. Четыре сока, правильно сочетаясь, управляют жизнью тела. Первый и самый важный именуется кровью, и рождается он в сердце. Второй сок — это лимфа, которая возникает в мозгу. Третий сок — светлая желчь, её производит печень, а четвёртый сок, тёмную желчь, родит селезёнка. Так говорил нам наставник врачей Гиппократ… Обратимся же теперь к нашему больному. Что мы находим у него? Большое усталое сердце, переполненное кровью. И печень и селезёнка также полны крови. Густая кровь просвечивает на щеках, переполняет губы. Итак, очевидно, что кровь вытеснила из тела остальные соки. В этом, по моему мнению, и заключается тайна сего недуга.

Вполне согласен с моим античным собратом, — скрипучим голосом отозвался из своего кресла учёный медик средневековья. — Ибо учение Гиппократа заключает в себе высшую и окончательную истину. Горе тому, — он вознёс кривой палец, унизанный перстнями, и суровым взором обвёл собрание, — горе тому, кто посмеет усомниться в этой истине! Так говорю я, магистр медицины, доктор алхимии, придворный медикус и астролог при священной особе императора…

Он сделал многозначительную паузу, затем продолжал:

— Но мало сказать, что печень юного пациента в избытке наполнена кровью. Не кровь управляет телом и не прочие соки, но высшей силой провидения направляется жизнь каждого человека. Судьба его начертана на небесах. Прочесть её нам помогут созвездия.

Произнеся эту речь, придворный медикус с загадочным видом принялся поигрывать цепью.

— Ну, а вы что скажете? — обратился я к третьему участнику консилиума.

Врач XIX века привстал со своего места и поклонился собравшимся.

— Милостивые государи… — произнёс он, но, вспомнив, что никто, кроме меня, не понимает русского языка, перешёл на латынь.

Выступление его звучало примерно так:

Не стану спорить с уважаемыми коллегами, принимая во внимание их почтенный возраст. К тому же мы принадлежим к разным школам. Однако я полагаю, что в суждениях следует опираться прежде всего на факты. Надеюсь, коллеги обратили внимание на то обстоятельство, что мальчик страдает тяжёлой одышкой. Одышка мешает ему