Путь Короля. Том 1 - Гаррисон Гарри - Страница 81

Этелинг снова помолчал.

— Однако я в затруднении. Я не знаю, как мне быть с вами. Мне сообщили, что вчера вы наголову разбили Ивара Рагнарссона. Человека, с которым у меня никогда не может быть мира, поскольку именно он убил короля Эдмунда. Ответьте теперь: кто убил короля Эллу?

— Его убил я, — спокойно отвечал Шеф, — но если бы король мог, он бы отблагодарил меня за эту услугу. Ибо я обвинил Ивара в том, что только nithing способен был сделать с человеком то, что он сделал с королем Эллой.

— Что ж, в таком случае и я тебя благодарю. Теперь позволь спросить тебя о главном. Заключим ли мы мир, или ты предложишь мне драться с тобой?

— Узнал ли ты мнение своих жрецов? — осведомился Торвин, медленно выговаривая английские слова.

Юноша усмехнулся:

— Мы с братом как-то раз поняли, что в ответ на любую просьбу мы так или иначе слышим от них лишь требование новой мзды… Впрочем, не помогают они нам держать в узде и таких зверей, как Ивар. Это не значит, что сам я — не христианин. Я верую в Бога и держусь законов своих предков. Надеюсь, что и вы, норвежцы, когда-нибудь примете крещение и будете жить по законам христианской веры. Но я — не церковный человек…

— Некоторые из нас — христиане, — сказал Шеф. — В состав войска влилось множество англичан…

— И вы признаете их полноправными членами своей армии? Со всеми вытекающими последствиями?

Бранд, Гудмунд и Стейнульф не сразу поняли, куда клонит этелинг. А поняв, многозначительно переглянулись.

— Если ты хочешь сказать, что так должно быть, считай, что так оно и есть… — отвечал ему Шеф.

— Хорошо! Стало быть, среди вас есть и норвежцы, и англичане. Христиане и варвары…

— Нет, не варвары, — поправил его Торвин. — Люди Пути.

— …и вы неплохо меж собою ладите! Кто знает, не намек ли это для всех нас? А теперь выслушайте меня внимательно. Мы можем с вами столковаться. Обсудим и установим доли в податях, оброках, сборе дани; далее, договоримся о взаимных правах, о законах, о вергельдах, об освобожденных рабах. Можно обговорить сколько угодно подробностей. Но самое главное — в другом… Я отдаю вам Норфолк. Можете править им по своим законам. Но правление ваше должно быть справедливым и быть не во вред людям. Вы будете оберегать население от вторжения чужеземцев. Тот же из вас, кто станет ольдерменом, торжественно поклянется мне на святых мощах, а также и на ваших реликвиях быть добрым соседом королю Этельреду и его брату. Если же мы о сем договоримся, кого вы, между прочим, хотели бы в ольдермены?

Исполосованная шрамами рука Бранда легла на плечи Шефа.

— Вот этот будет, — страшно коверкая английский, заговорил он. — Вот этого делай, королевский брат. Смотри, у него тут знака Пути нету. И он крещеный. Но он — наш друг. Выбирай его.

— Но он предатель, он бежал сечи… — неожиданно взвизгнул Альфгар. — Он вообще — трэль… Пусть он покажет тебе свою спину: увидишь, как над ней розги и плетки поработали!

— А над лицом его поработал палач, — заметил Альфред. — Что ж, тогда он, возможно, добьется того, чтобы в Англии и того, и другого стало бы меньше… Но ты-то можешь утешиться! Одного я тебя обратно к Бургреду не отправлю.

Он взмахнул рукой. Стоявшие за его спиной воины расступились, и к столу подошли, шелестя юбками, несколько женщин.

— Это общество я застал совсем неподалеку отсюда. Бродили без дела и без прикрытия. Я велел привести их сюда. Тем более одна из них, говорили мне, — твоя жена, дворянин. Забирай ее да и отправляйся подобру-поздорову к королю Бургреду.

Его жена. Шеф, не отрываясь, смотрел в серые глаза Го-дивы. Такой прекрасной она не была даже в его воспоминаниях. Но что она-то могла о нем подумать, об одноглазом калеке, заляпанном липкой болотной грязью, от которого за три версты несет неумытым телом и потом? На мгновение ее лицо опухло от приступа ужаса. Шеф почувствовал, как холодная, костлявая лапа вцепилась ему в сердце…

В следующий миг она, рыдая, повисла в его объятиях. Прижав ее к себе одной рукой, он обвел взглядом встревоженное, побледневшее лицо Альфреда, Альфгара, бешено пытающегося вырваться из захвата двух ражих стражников, Вульфгара, что-то злобно каркающего из своего ящика…

Как только переполох унялся, Шеф спокойно произнес:

— Эта женщина принадлежит мне.

— Она моя жена! — выпалил Альфгар.

«И твоя единокровная сестрица, — добавил про себя Шеф. — Если сказать об этом вслух, ему не поздоровится. Вмешается Церковь, и ее от него отнимут. Но тем самым я признаю верховенство Церкви и над самим собой, и над Армией Пути… И над землей, которая собирается жить по законам Пути… Вот плата, которую старый draugar взимает с меня за уступленные сокровища. В прошлый раз я расстался с глазом. В этот раз я, похоже, лишаюсь сердца».

Словно бы одеревенев, он стоял и смотрел, как слуги оттаскивают Годиву прочь от него, обрекая ее на грех кровосмесительства, на мужа, потчующего ее, без сомнения, задубевшими от крови розгами.

«Человек, желающий стать королем, властелином над людьми, приносит в жертву радости, доступные простым смертным…»

— Если ты готов отступиться от женщины в знак своей доброй воли, — громко и ясно произнес Альфред, — я включу Суффолк в королевство своего брата, но тебя, Шеф Сигвардссон, признаю ольдерменом Норфолка! Итак, что же ты мне ответишь?

— На ольдермена не соглашайся, — неожиданно встрял Бранд. — Требуй себе нашего титула. Титула ярла.

Часть третья

Глава 1

Сидя за простым, грубо сколоченным столом на трех ножках, Шеф всматривался в лица жалобщиков. Одетый по старинке в тканную из конопляных нитей рубаху, шерстяные шаровары и не имея при себе ни малейших знаков, свидетельствующих о его новом положении, в изгибе левой руки он поместил скипетр, а точнее, оселок, испещренный резными ликами, что изъял он из королевской усыпальницы. По одному из них, бородатому и свирепому, Шеф задумчиво постукивал сейчас большим пальцем.

— …и порешили мы представить это дело на суд короля Эдмунда в Норидже. А рассудил он нас в своих спальных покоях, — он только успел с охоты вернуться, и стольник помогал ему умыть лицо, помню это как сейчас, да вырвет мне Бог глаза, если я теперь солгал; и повелел он, чтобы вся земля отошла ко мне на десять лет, а потом бы была возвращена…

Говоривший, норфолкский тан средних лет, которому сытое житье порядком оттопырило золоченую перевязь на брюхе, на миг смутился собственного упоминания Бога: не пошло бы оно во вред на суде, отправляемом по законам Пути.

— Есть ли свидетели, готовые подтвердить правоту твоих слов? — спросил Шеф.

Тан по имени Леофвин забавно напыжился. По всей видимости, заданный вопрос покоробил танову спесь. Едва ли часто в своей жизни ему в открытую выказывали недоверие.

— Яснее ясного, такие свидетели у меня есть. В тот день в королевские покои множество разного люда набилось. Были там Вульфхан и Витхельм. И королевский тан Эдрик тоже там был. Правда, Эдрика убили язычники… Я хотел сказать, он погиб в сражении, так же как и Вульфхан. А Витхельм скончался, потому что у него были слабые легкие… Но ужель усомнишься в моей правдивости?! — внезапно, не выдержав, вскричал Леофвин и обвел взглядом других присутствующих: стражников, прислугу, истца, других танов, ожидавших своей очереди изложить тяжбу новоявленному ольдермену.

Последний же, прикрыв свой единственный глаз, мысленно находился сейчас на том уютном привале посреди фена, рядом с таном Эдриком. Кажется, это было в другой жизни. А все же до места этого отсюда рукой подать. Итак, он узнал участь тана Эдрика. Что ж, этого следовало ожидать.

Он снова открыл глаз и воззрился теперь на Леофвинова истца.

— Почему же, — мягко выговорил он, — решение короля Эдмунда кажется тебе в этом деле неправым? А может статься, ты отрицаешь, что было его решение таково, каким изложил его нам этот человек?