Искатель. 1965. Выпуск №4 - Саксонов Владимир Исаакович - Страница 25

Старик помолчал, сделал несколько глубоких затяжек из своей трубки и, переводя тяжелый взгляд с Савина на Войцеховскую, спросил:

— Где есть деньги? Давай сейчас платийт.

Спорили долго. Наконец Войцеховская с ожесточенностью сказала:

— Ладно. Часть суммы в долларах я выдам сейчас, но только часть. Окончательную расплату произведем на месте. Не хотите — убирайтесь к черту!

В этот момент вернулся «племянник» рыбака. Сумрачно посмотрев на него, дядюшка Имант решил закончить спор, пошел на уступки.

— Ладно, — проворчал он, — давайте доллары…

Войцеховская отвернулась к стенке, прикрывая собой сумочку, которую ни на минуту не выпускала из рук, выхватила небольшую пачку банкнот и швырнула через стол старику.

Рыбак подхватил деньги, аккуратно пересчитал их и, поднявшись из-за стола, убрал в почерневшую от времени шкатулку. Затем уселся к столу и принялся что-то старательно царапать карандашом на клочке бумаги.

— В чем дело? — спросила Войцеховская. — Что вы там пишете?

— Расписка, — с невозмутимым видом сказал рыбак. — Я пишу расписка, что получал доллар. Дело требует порядок…

— Расписка? — изумилась Войцеховская. — А к чему она мне? Хотя, — она загадочно улыбнулась, — хотя давайте, пригодится. («Тебе же, старый дурак, хуже. Сам в петлю лезешь».)

— Надо собирайтс, — отрывисто сказал рыбак, отдав расписку. — Быстро, быстро! Время.

«Племянник» проворно юркнул в сенцы и вернулся с верхней одеждой гостей и несколькими грубыми брезентовыми плащами с откидными капюшонами. Два из них он протянул Войцеховской и Савину.

Освещая фонарем дорогу, рыбак повел гостей к дощатому причалу, возле которого покачивался рыбацкий баркас.

— Ход у этого суденышка будь здоров! — прошептал Савин на ухо Войцеховской. — Как черт тянет!

— Ладно уж, помолчи. Лишь бы добраться…

С помощью старого Иманта Войцеховская и Савин перебрались в баркас. Дядюшка Имант и «племянник» мягко спрыгнули вслед за ними. Мотор затарахтел, и суденышко ходко пошло в море.

Прошло минут пятнадцать-двадцать, и на опустевшем причале появился еще один человек. С минуту он постоял, вслушиваясь в монотонный плеск волн, и когда звук мотора заглох вдали, несколько раз включил и выключил электрический фонарь, направляя тонкий луч света вдоль берега. В ответ на этот сигнал где-то невдалеке в море взревел мотор, вспыхнул прожектор и к дощатому причалу, на котором стояла одинокая фигура, помчался пограничный катер.

— Ну как? — послышался с катера голос Луганова. — Как все прошло, Андрей Иванович, нормально?

— Порядок, — ответил Миронов. Он шагнул с причала на палубу катера и обратился к командиру: — Давайте отойдем в море и немного поболтаемся. До назначенного срока еще сорок семь минут.

— Есть.

Катер пошел в открытое море.

… Минул почти час, как баркас дядюшки Иманта покинул берег. Шли ходко. Войцеховская сначала напряженно всматривалась в темноту, потом расслабилась, откинулась к борту, надвинула капюшон и, казалось, дремала. Все шло как по маслу. Еще час-другой, и они будут в водах той страны, куда она стремилась. А там… там…

Где-то вдалеке послышался нарастающий гул мощного двигателя. Старый рыбак застыл у руля, напряженно вглядываясь в темноту, «племянник» зашевелился около мотора. Войцеховская выпрямилась, глянула на Савина.

— Ты слышишь?

Савин не успел ответить. В сотне метров от них вспыхнул ослепительный луч прожектора и, скользнув по верхушкам волн, уперся в баркас, выхватив его весь целиком. Мотор баркаса внезапно заглох. Гул нарастал, близился. Возник второй скоп света, скрестился с первым. Баркас безжизненно качался на волнах.

— Почему выключили мотор? — прохрипела Войцеховская. — Включай немедленно! Надо уходить!

— Куда уйдешь? — тоскливо отозвался рыбак. — Пограничники.

— А ну, старый пень, — взорвалась Войцеховская, — немедленно запускай мотор! А ты пошевеливайся, щенок! — повернулась она к «племяннику». — Твоя небось работа? Заглушил мотор, собачья кровь! А ну, живо!

В руках Войцеховской тускло блеснула вороненая сталь пистолета. Но, к ее изумлению, на лице «племянника» не мелькнуло и тени замешательства. Чуть пригнувшись, «племянник» отчаянным прыжком преодолел разделявшее их пространство. Анна Казимировна выстрелила, но в момент выстрела рука ее была подброшена снизу вверх, и в следующее мгновенье пистолет очутился в руках у Савина.

— Анна Казимировна, вы сошли с ума! — крикнул он, отстраняя ее руку. — Стрелять на глазах пограничников?

— А-а-а-а! — взвизгнула Войцеховская. — Трус, предатель!

Она ударила Савина по лицу, замахнулась еще, но подоспел Савельев — схватил ее за руки. Степан смотрел на нее с нескрываемым презрением.

Пограничные катера, урча моторами, приблизились к баркасу.

— На судне! — послышался властный голос, усиленный рупором. — Откуда, куда идете?

В ответ не раздалось ни слова.

— Перейти на задержанное судно, — прозвучала команда, — взять на буксир.

«Все, — поняла Войцеховская. — Не вывернуться». Но сдаваться она пе собиралась. Пригнула голову, вцепилась зубами в угол воротника своего пальто, с силой сжала челюсти и закрыла глаза. Она знала: хрустнет в зубах раздавленная ампула, и молниеносно действующий яд сделает свое дело…

Но в зубах ничего не хрустит. Она жива, жива….

— Вот так встреча! Никак Анна Казимировна? — раздался с одного из катеров до ужаса знакомый голос. — Зря стараетесь, пани Пщеглонская: ампулы в вашем воротнике нет. Я ее обнаружил и вынул, пока, вы торговались с владельцем баркаса там, в Вентспилсе.

ГЛАВА 26

В первую ночь после ареста Войцеховская думала до рассвета. Теперь она, пожалуй, была рада, что на месте ампулы не оказалось. В самом деле, зачем умирать, к чему? Ведь она, по существу, еще молода. Если чекисты поверят в искренность ее раскаяния, если она выдаст им всех, кто ведет против их страны тайную борьбу (а уж она-то таких знает), тогда можно надеяться на снисхождение. Дадут небольшой срок. А там, там… Чего не бывает?

Или следует все отрицать? Нет, глупо! Слишком много они знают, да и поймана с поличным. Чего стоит одна расписка рыбака, которую у нее изъяли. Расписка. О, старый дурак был совсем не так глуп, как ей казалось! Да, отпираться не имеет смысла. Искренность, только искренность, вот ее последнее спасение.

С чего она начнет? Конечно, с этой скотины Джеймса. Само собой разумеется, Аннеля не будет рассказывать, что сама предложила американцам свои услуги. Она расскажет иначе: Джеймс негодяй, садист. Он сначала совратил ее, а потом шантажировал, угрожая благополучию ее престарелых родителей.

Затем она выдаст с головой Семенова. Не пожалеет, конечно, и Черняева, этого самодовольного «Короля». Правда, с Черняевым сложнее. Судя по всему — фигура. Она это поняла по ряду намеков. Что ей о нем известно? Мало, до обидного мало! Ведь он до поры до времени не действовал, сидел тихо. Как и она, впрочем. А начали действовать — и попались!

К утру план действий у Пщеглонской созрел полностью. Когда появился Миронов, она встретила его вымученной улыбкой.

— Андрей Иванович, голубчик… Да, простите, можно вас так называть?

— От «голубчика» увольте, — сухо ответил Миронов. — Так что вы хотели?

— Я… я хотела поблагодарить вас. Вы спасли мне жизнь. Ну, а я… я вела себя как дура.

— Я выполнял свой долг. Однако оставим разговоры. Пора ехать.

Несколько часов спустя Миронов и Пщеглонская были в Москве.

Генерал с полчаса расспрашивал Миронова о том, как прошла операция. Потом приказал:

— Займитесь Семеновым — проводите эксперимент. Как Савельев? В Москве?

— Вот-вот должен быть, он вылетел следующим самолетом.

— Черняев, между прочим, здесь, в Москве, в институте судебной психиатрии, — заметил в заключение беседы генерал. — Доставлен сегодня утром. Свяжитесь с руководством института и попросите ускорить экспертизу. Пщеглонскую тоже надо допросить.