Искатель. 1961-1991. Выпуск 1 - Сименон Жорж - Страница 22

И обвинить в убийстве!

Ну, нет! Связываться с убийством она не желает – этого не стоит даже Чак! В голове все помутилось, ну где же, где же выход? Что делать? Рот опять наполнился слюной, усилием воли она снова подавила позыв к рвоте.

Заявить в полицию?

Она поежилась. Легко сказать: в полицию! Ну, допустим, она идет в логово этих фараонов и обо всем им рассказывает. Пусть даже они ей поверят, что дальше? Отправят назад к родителям? Скорее всего запихнут куда-нибудь, где она якобы будет в безопасности! Мозг ее яростно искал выход, но лишь ударялся о стенки черепной коробки, словно теннисный мячик.

Она закинула ногу на ногу, еще раз переменила позу. Стиснула кулачки, застучала ими по коленкам, потом опомнилась и в страхе посмотрела вдоль прохода. Никто в автобусе не обращал на нее внимания. Ей хотелось закричать, чтобы эти пятеро ее услышали: люди, помогите!

Но она заставила себя сдержаться. Нет, выход только один. Сразу же, сейчас же – в Майами. Из Майами – на север, как можно дальше от Парадиз-Сити. И затеряться где-нибудь, забыть про Чака, и все начать сначала.

Стоило ей принять это решение, паника враз схлынула.

Уж этот номер она как-нибудь провернет, невелика хитрость. Через пару миль автовокзал. Она попросит водителя остановиться. И автобусом же – до Майами. А оттуда…

И снова ее сковал лед отчаяния.

Все ее барахлишко – в этой вшивой комнатенке, где заправляет толстяк-индеец! А с собой – ничего! И что она за дура такая? Только сама себя заводит! Ну как, как она доберется до Майами? Все ее бегство – два доллара в сумочке, да и тех не наберется!

Минуту она сидела, вперив застывший взгляд в окно.

Два доллара? Что она, совсем спятила? А пятьсот? Только… хватит ли у нее духа их взять? Ведь тогда она – соучастница или как там это называется у фараонов? Зато – свобода! Кончится этот кошмар! Вот уж точно надо быть дурой, чтобы этим подарком не попользоваться!

Она глубоко, сквозь бившую дрожь, втянула в себя воздух.

Пять сотенных ей хватит, чтобы добраться до Нью-Йорка. Там она растворится… устроится на работу!

Дрожь улеглась, вернулась уверенность в себе. Украдкой она открыла сумочку и пересчитала пять сотенных купюр, не вынимая их из конверта.

Так тому и быть!

Она едва не зарыдала от облегчения.

Никакого тебе больше Чака! Никакого Пока! Никакой полиции!

И никаких сомнений! Она решительно захлопнула сумочку, поднялась с места и пошла по проходу к водителю.

– Остановите, пожалуйста, у автовокзала, – попросила она, удивившись, как ровно звучит ее голос. – Уже близко, да?

Водитель автобуса был отцом пяти дочерей. Девчонки все добрые, симпатичные, аккуратные. Старшая – примерно ровесница вот этой, подумал он. Да он просто счастливчик! Слава богу, дочки у него – народ вполне приличный, порядочный. А эта! Вся потом провоняла! А одета во что? Рвань да грязь! Такую дочку иметь – не дай господь!

– Угу… через пару минут, – буркнул он, не глядя в ее сторону. – Остановлю.

– Спасибо, – поблагодарила Мег и вернулась на место.

Через несколько минут автобус подрулил к людному в этот час автовокзалу. Едва автобус начал тормозить, Мег двинулась по проходу. В дверях выдавила из себя улыбку.

– Спасибо.

– Тебе спасибо, – откликнулся водитель со злой иронией. Включил сцепление, и автобус тронулся.

Вцепившись в сумочку, Мег зашагала к кассе.

– Привет!

Ее словно громом поразило. Она медленно повернулась, цепенея от ужаса.

Из окошка «бьюика» на нее смотрел Чак. На лице его поигрывала знакомая ухмылка.

– Тебя подвезти, крошка? – спросил он.

Эллиот Хансен считался блестящим мастером бриджа, мирового уровня, но его вполне устраивал пост секретаря клуба «Пятьдесят» – он был отпетым гомосексуалистом, и спортивная сторона бриджа его абсолютно не интересовала.

В этот жаркий и солнечный день он сидел за своим столом и разглядывал детектива Лепски, как разглядывают большого мохнатого паука, невесть откуда свалившегося к вам в ванну.

Эллиот Хансен был статный, осанистый и видный мужчина. Густые седые волосы спадали на воротник. Ровнейшие ряды вставных зубов, которые он чистил минимум три раза в день, так и лучились, стоило ему улыбнуться. Он уверял, что ему шестьдесят, но даже набросив лет семь, вы бы все равно промахнулись. В сфере его общения находились только богачи, люди богатые до неприличия. Он купался в роскоши, пил только старые выдержанные вина. В маленьком мире клуба его окружала только роскошь, но даже сейчас Хансен не упускал случая легонько облапить где-нибудь в туалете первого попавшегося красавчика.

Шеф полиции Террелл решил: к Хансену нужно послать Тома Лепски, здесь нужен именно он, – человек, который не витает в облаках, далек от снобизма, не робеет перед богатством, а самое главное – обладает недюжинным честолюбием.

– Слушаю вас, – нежно пропел Хансен. Он вытащил из-за манжеты надушенный шелковый платок и помахал перед своим изысканным носом.

Своим полицейским голосом, заставившим Хансена поморщиться, Лепски объяснил цель своего прихода.

По происхождению Эллиот Хансен был англичанином. Много лет назад он служил мажордомом у некоего герцога, но однажды герцог здорово вляпался с каким-то бойскаутом. Вскоре английская полиция пресытилась и собственными деяниями Хансена, ему пришлось уехать из страны, и он с радостью принял пост секретаря самого престижного клуба для игроков в бридж во Флориде, клуба для избранных.

Хансен слушал Лепски, едва веря собственным ушам.

– Но, мой дорогой друг, это в высшей степени немыслимо! Один из нашей обслуги? Нет! Нет! Категорически невозможно!

Лепски ненавидел гомосексуалистов не меньше, чем Хансен ненавидел детективов. Он заерзал в кресле, сдерживая раздражение.

– Мы ищем индейца, – сказал он. – По нашим данным, ему года двадцать три – двадцать пять, густые черные волосы, ходит в темных джинсах и цветастой рубахе. У вас есть индеец, который подходит под это описание?

– Такой молодой? – Хансен поморщился. – Нет… нет… все наши индейцы – народ в возрасте. Работают у нас много лет… да, еще как много… и всю жизнь – в цветастых рубахах. – Он отвел голову назад и засмеялся. Произведенный им звук напомнил Лепски ржание кобылы.

– Угу… но поставьте себя на наше место, – напирал Лепски. – Два члена вашего клуба убиты. Третий решил сыграть в ящик сам: убили его любовницу. У нас, естественно, возникает вопрос: нет ли связи между убийцей и вашим клубом? Нам известно, что убийца – индеец-семинол. Улавливаете? Может, кто-то из вашего персонала взялся за отстрел членов клуба?

Хансен высокомерно улыбнулся, демонстрируя шикарные вставные челюсти.

– Уверяю вас, дорогой друг, вы совершенно не там, абсолютно не там ищете. Наши слуги работают у нас не первый год… Далеко не первый. Они нас обожают. Вы себе этого просто представить не можете. Эти индейцы – народ исключительно преданный, такие душки. Они нас обожают.

– А вдруг кто-то из них заимел на вас зуб? – настойчиво допытывался Лепски. – Может, кто-то считает, что с ним плохо обошлись?

– Плохо обошлись? – Хансен искренне поразился. – К персоналу здесь – наипрекраснейшее отношение. Мы как одна семья – большая и счастливая.

Лепски тяжело задышал через нос.

– Вы никого из персонала не увольняли? Может, кто-то не отвечал вашим требованиям?

Во время всего разговора Хансен поигрывал ручкой с золотым пером. Тут она выскользнула из пальцев и покатилась по столу. Он чуть вздрогнул, будто на секунду дал о себе знать какой-то зубной нерв. От глаз Лепски это не укрылось.

Последовала долгая пауза, потом Хансен поднял ручку и принялся снова катать ее между пальцами.

– Ну… разве что в прошлом… да, такое бывало, – выдавил он медленно и неохотно. Ему вспомнился тот молодой индеец. Когда это было? Четыре месяца назад? Он старался не вспоминать об этом неприятном случае, но сейчас память все высветила с пугающей ясностью. Как его звали? Тохоло? Да… его отец работает в клубе уже двадцать лет. Однажды этот старик пришел к нему и попросил взять на работу сына. Увидев его, Хансен согласился… такой красивый, прекрасно сложенный мальчик! Но какой дикарь! Когда Хансен ему улыбнулся… они были одни в туалете, возле умывальника, и он его легонько погладил. Воспоминание ожгло Хансена. Каков дикарь! Тут любой испугается. Он, конечно, позволил себе лишнее. Но уж слишком обманчивый вид был у парня. Короче, пришлось от него избавиться. Отцу он тогда как можно вежливее объяснил: ваш сынок в клубе пока не на месте… слишком молод. Старик тогда посмотрел на него недобрым взглядом. Хансен обеспокоенно задвигался в кресле. Перед ним возникли черные глаза, пылавшие презрением.