Искатель. 1961–1991. Выпуск 2 - Иннес Хэммонд - Страница 105

— Неужели вы построили себе жилье на этих болотах? спросила она, вскидывая брови.

— Да, и думаю в ближайшие дни поселиться там.

— Ах, как это печально, — воскликнула она. — А где же этот дом, что вы построили?

— Вон там, — ответил я. — Видите этот ручей, который издали похож на серебряный пояс. Это ручей Гастер, текущий с Гастеровских болот.

При этих словах она вздрогнула и обратила на меня большие темные вопрошающие глаза, в которых боролись удивление, недоверие и что-то похожее на ужас.

— И выбудете жить на Гастеровских болотах?! воскликнула она.

— Да. А вы что, знаете что-либо о Гастеровских болотах? — спросил я. — Я думал, что вы совсем чужая в этих краях.

— Это правда. Я никогда не бывала здесь, — ответила она. Но мой брат рассказывал мне об этих Йоркширских болотах, и, если я не ошибаюсь, он называл их невероятно дикими и безлюдными.

— Вполне возможно, — сказал я беззаботно. — Это действительно тоскливое место.

— Но тогда зачем же вам жить там! — воскликнула она с волнением. — Подумайте об одиночестве, скуке, отсутствии удобств и помощи, которая вдруг может понадобиться вам.

— Помощи? Какая помощь может мне понадобиться на Гастеровских болотах?

Она опустила глаза и пожала плечами.

— Заболеть можно всюду, — сказал она. — Если бы я была мужчиной, я не согласилась бы жить в одиночестве на Гастеровских болотах.

— Мне приходилось преодолевать гораздо большие неудобства, чем эти, — ответил я, смеясь. — Но, боюсь, ваша картина будет испорчена: кажется, начинается дождь.

Действительно, пора уже было искать укрытия, потому что не успел я закончить фразу, как пошел сильный дождь. Весело смеясь, моя спутница набросила на голову легкую шаль и, схватив мольберт, бросилась бежать с грациозной гибкостью молодой лани по заросшему дроком склону. Я следовал за нею со складным стулом и коробкой красок.

Это странное заблудшее существо, заброшенное судьбой в нашу деревушку в Западном Райдинге, в сильнейшей степени возбудило мое любопытство. И по мере того как я все больше узнавал ее, мое любопытство не только не уменьшалось, но, напротив, все увеличивалось. Здесь мы были отрезаны от окружающего мира, и поэтому не требовалось много времени, чтобы между нами возникли чувства дружбы и взаимного доверия. Мы бродили по утрам на болотах, а вечерами, стоя на утесе, глядели, как огненное солнце медленно погружается в далекие воды Моркэмба. О себе девушка говорила откровенно, ничего не скрывая. Ее мать умерла совсем молодая, юность мисс Камерон провела в бельгийском монастыре, который она только что окончательно покинула. Ее отец и единственный брат, говорила она, составляли всю ее семью. И все же, когда разговор случайно заходил о том, что побудило ее поселиться в такой уединенной местности, она проявляла странную сдержанность и либо погружалась в безмолвие, либо переводила разговор на другие темы. В остальном она была превосходным товарищем; симпатичная, начитанная, с острым и тонким умом и широким кругозором. И все же какое-то темное облако, которое я заметил еще в первое утро, как только увидел ее, никогда не покидало девушки. Я не раз замечал, как ее смех вдруг застывал на губах, как будто какая-то тайная мысль скрывалась в ней и подавляла ее радость и юное веселье.

Но вот настал вечер перед моим отъездом из Киркби-Мальхауза. Мы сидели на зеленой скамье в саду. Темные мечтательные глаза мисс Камерон грустно глядели на мрачные болота. У меня на коленях лежала книга, но я украдкой разглядывал прелестный профиль девушки, удивляясь, как могли двадцать лет жизни оставить на ней такой грустный отпечаток.

— Вы много читали? — спросил я. — Сейчас женщины имеют эту возможность в большей степени, чем их матери. Задумывались ли вы о будущем, о прохождении курса в колледже или об ученой профессии?

Она устало улыбнулась в ответ.

— У меня нет цели, нет стремлений, — сказала она. — Мое будущее темно, запутанно, хаотично. Моя жизнь похожа на тропинку в этих болотах. Вы видели такие тропинки, мсье Эппертон. Она ровные, прямые и четкие только в самом начале, но потом поворачивают то влево, то вправо по скалам и утесам, пока не исчезнут в трясине. В Брюсселе моя тропа была прямой, а сейчас, боже мой, кто может мне сказать, куда она ведет!

— Не нужно быть пророком, чтобы ответить на этот вопрос, мисс Камерон, — молвил я с отцовской нежностью (ведь я был вдвое старше ее). — Если бы мне было позволено предсказать ваше будущее, я сказал бы, что вам назначена участь всех женщин: дать счастье какому-нибудь мужчине.

— Я никогда не выйду замуж, — сказала она твердо, что удивило и немного рассмешило меня.

— Не выйдете замуж, но почему?

Странное выражение промелькнуло по тонким чертам ее лица, и она стала нервно рвать травинки около себя.

— Я не могу рисковать, — сказала она дрожащим от волнения голосом.

— Не можете рисковать?

— Нет, это не для меня. У меня другие дела. Та тропинка, о которой я вам говорила, должна быть пройдена мною в одиночестве.

— Но ведь это ужасно, — сказал я. — Почему ваша участь, мисс Камерой, должна быть не такой, как у моих сестер или у тысячи других молодых девушек? Возможно, в вас говорит недоверие к мужчинам или страх перед ними. Конечно, замужество связано с некоторой долей риска, но оно приносит счастье.

— Риск пришелся бы на долю того мужчины, который женился бы на мне! — воскликнула она. И вдруг в одно мгновение, как будто поняв, что сказала слишком много, она вскочила на ноги и закуталась в свою накидку. — Воздух становится прохладным, мсье Эппертон, — сказала она и быстро исчезла, оставив меня в размышлении над странными словами, сорвавшимися с ее уст.

Я боялся, что прибытие этой девушки может отвлечь меня от моих занятий, но я никогда не предполагал, что все мои мысли, мои увлечения могут измениться за такой короткий промежуток времени. В этот вечер я допоздна бодрствовал в своей маленькой комнатке, удивляясь собственному поведению. Мисс Камерон молода, красива, влечет к себе и красотой, и странной тайной, окружающей ее. Неужели она могла бы отвлечь меня от занятий, которые заполняли мой ум? Неужели могла бы изменить направление всей моей жизни, какое я сам наметил для себя? Я не был юнцом, которого могли бы поколебать или вывести из состояния равновесия черные глазки и нежные улыбки женщин. Но, как-никак, прошло уже три дня, а мой труд лежал без движения. Ясно, мне пора уходить отсюда. Я сжал зубы и дал себе клятву, что не пройдет и дня, как я порву эти нежданные узы и удалюсь в одинокое пристанище, которое ожидало меня на болотах. На следующее утро, как только я позавтракал, крестьянин подтащил к моей двери ручную тележку, на которой нужно было перевезти в новое жилище мои немногочисленные пожитки. Мисс Камерон не выходила из комнаты, и, хотя я внутренне боролся с ее чарами, я все же был очень огорчен, боясь, что она даст мне уйти, не сказав ни слова на прощание. Ручная тележка с грузом книг уже тронулась в путь, и я, пожав руку миссис Адаме, готовился последовать за ней, когда слышал шелест быстрых шагов по лестнице. И вот мисс Камерон уже была рядом со Мной, задыхаясь от спешки.

— Так вы уходите, на самом деле уходите?! — воскликнула она.

— Меня зовут мои научные занятия.

— И вы направляетесь к Гастеровским болотам? — спросила девушка.

— Да, к тому домику, что я там построил.

— И вы будете жить там совсем один?

— Со мной будет сотня друзей — вон они там лежат в тележке.

— Ах, книги! — воскликнула она, сопровождая эти слова прелестным, грациозным пожатием плеч. — Но вы выполните мою просьбу?

— Какую? — спросил я удивленно.

— О, это такой пустяк. Вы не откажете мне, не правда ли?

— Вам стоит только сказать…

Она склонила ко мне свое прелестное личико, на котором была написана самая напряженная серьезность.

— Вы обещаете запирать на ночь вашу дверь на засов? сказала она и исчезла, прежде чем я успел сказать хотя бы слово в ответ на ее удивительную просьбу.