Искатель. 1961–1991. Выпуск 2 - Иннес Хэммонд - Страница 92

Илья напряг руки:

— Не так, Рыжий. Ее не оборвешь, пережевать надо…

Но пес тянул и дергал веревку в разные стороны, пока не устал. А отдыхая, он начал машинально грызть веревку зубами.

— Во! Молодец! — одобрительно зашептал друг и заработал руками.

Рыжий наконец понял. Через минуту веревка поползла, кольцами спадая с рук.

— Ух ты! — Илья ухватил Рыжего за уши и расцеловал в холодный мокрый нос. Пес жалобно завизжал.

— Что такое? Э, да ты же в путах. Ну, гер-рои тундровых горизонтов. Сейчас… Порядок. Свобода, брат!

Рыжий встряхнулся и полез целоваться.

— Долг платежом, — сказал Илья. — Теперь думаем. Везут нас в поселок — ясно. Меня для начала в КПЗ сунут. А вот тебя… Тебе, брат, бежать надо — нынче звериная красота в моде. Мне что? Штраф возьмут. Ну, дело накрутят, так это… Д с тебя последнюю шкуру сдерут и на свой наплечный пень напялят. Они любят наплечные пни украшать, да чем трухлявей, тем пышнее. И чего тебя угораздило таким ярким родиться?.. Гм… Вот видишь, дожили — за красоту друзей пугаться стали… Ладно, вопрос решен. А я, как освобожусь, — приеду. Здесь и жди. Еды надо… А вот мой рюкзак. Буханка хлеба, чай, масло, сахар. Мало. А это чьи? Ну-ка… О, тут навалом. Чужое брать нельзя? А мы не возьмем. Мы экспроприируем. Так! До поселка не помрут с голода.

Илья выгреб из рюкзаков компании съестное: четыре буханки хлеба два батона вареной колбасы, куски сыра, соленые огурцы и две пачки сахара. До отказа набил свои рюкзак.

— Банки оставим, их не угрызешь, а коньяк тебе рано… На месяц с гаком хватит. Теперь дверцу… окно в Европу… — Илья повернул ручку, но дверь не поддалась. Он попробовал плечом. Нет. Пригляделся — в ручке скважина для ключа. Илья ткнул в плечо Сержанта. Тот поднял голову и вытаращил глаза:

— У?

— Пост сдал, пост принял, — усмехнулся Илья.

— О! — взгляд Сержанта обрел осмысленность. — Ну ты даешь! — Он подобрал рукой нитку слюней, протянувшуюся из уголка рта на ватник. — Как это?

— Не имей сто рублей, — сказал Илья. — Э, да от тебя разит В карауле пьешь?.. Ладно, время дорого. Ты меня щупал, поэтому сиди тихо — будешь невредим. Сам бежать не стану.

А вот другу побег устрою, сколько бы за содействие не отломили. Ясно условие?

— Ну… смотри…

— Значит, договорились. Теперь у тебя, Рыжий, еще соучастник.

— Чего сразу не сказал, кто ты есть? Там, на льду? Я ведь тоже тянул лямку недавно.

— Оно и видно — тянул. Разве я знал, что и дома бродят духи… Давай ключ от двери.

— Какой ключ? Она навроде клеточной, с улицы шпингалетом застегнута.

— Тогда так… — Илья неожиданно и резко завалился против двери на спину, поджал ноги и с силой выпрямил: — Хых!

Тяжелая дверь, оборвав петли, соскочила и торчком воткнулась в убегающий снег.

— Ну будет тебе от Бати! — с восхищением и ужасом сказал совершенно очухавшийся Сержант: — Излом техники органов при исполнении…

— А вездеходик-то не ваш, — сказал Илья. Вы его в совхозе на Янрэты украли… Давай, Рыжий.

Илья поцеловал пса в нос.

— Все. За мной не бегай. Вот нюхай мешок, береги… И будь здоров. — Илья опустил пса за борт. Рыжий мазнул по льду лапами, упал, но тут же вскочил и бросился за машиной.

— На месте! — крикнул Илья и, размахнувшись, швырнул рюкзак в сугроб под береговым обрывом. Пес запрыгал туда и услышал последнее слово друга: — Живи-и-и!

— Чеканутый, — сказал Сержант. — На кои тебе эта псина. Отдал бы Бате, сказал пару лозунгов. Учить надо? Он и успокоится. А шапку сошьет — и вовсе помилует. Он отходчивый.

— Эх, люди, — Илья вздохнул. — Как легко вы подонков в отцы зачисляете. Ведь он по всем человеческим статьям — подонок. Бабуля моя говорила: «Самые последние люди — христопродавцы»,

Река всхлипывала, булькала и шипела, глотая запорошенный семенами, прошлогодними листьями и обрывками ветвей береговой снег. Коричневая вода ползла к пойменному обрыву Ухватив пустой рюкзак, Рыжий пятился, пока не ощутил за спиной разогретый сыпучий песок обрыва. Дальше некуда. А вода все ползла. Вот она лизнула лапы, пошипела в камнях и осыпая в свою ненасытную утробу оттаявшие пласты песка, полезла выше. Рыжий запрыгал вдоль обрыва, ища место поотложе. Вот тут можно. Он примерился и прыгнул вверх. Передние лапы скользнули по мягким подушкам мха, и пес задом шлепнулся в воду, но прыгнул еще раз и продолжал прыгать, пока лапы не изодрали податливый мох и одна из них не уцепилась за корень ольхи. Пес вылез на обрыв, отпустил лямку рюкзака и вытряхнул воду из своего меха.

Белое солнце висело над рекой, несущей льды, горело ослепительное сияние. Река вбирала воду тысячи тундровых ручьев очищая долины, распадки и горы. Уплывали затхлые запахи а с берега уже поднимались терпкие ароматы ивняковых сережек дразнила ноздри туманная пелена пыльцы с необозримых полей пушицы, пустившей цветочные побеги прямо из-под последних корок снега. Всевластные лучи солнца тормошили землю. Рыжий лег и стал смотреть на ревущий от избытка сил живой мир. Ветер мотал кустарники, шуршал огненными ворохами прошлогодней листвы и свистел средь бурых останцов на склоне ближайшей сопки.

Время летело быстро. После прощания с другом Рыжий жил у рюкзака. Ведь это была частица друга, и пес ждал, что вот-вот появится он сам. И, уходя на поиски еды, Рыжий всегда возвращался к рюкзаку. Несколько раз по льду реки Оленьей проезжали люди на своих громыхающих машинах. Рыжий в это время прятался в кустах. Однажды появилась знакомая машина. Она остановилась выше логова Рыжего. Из нее вышли люди и пес скоро ощутил запахи Огромного и Водилы. Пришельцы полазили под обрывом, походили вдоль берега и чуть-чуть не дошли до места, где затаился пес.

— Разве тут сыщешь, — безнадежно сказал Водила. — Три хороших пурги прошло…

Они сели в машину и уехали.

А скоро пришла весна света, ночи свернулись в синие клубки к улезли в распадки, а там начали таять голубыми невесомыми туманами…

Рыжий сох на пойменном уступе и смотрел, как вода поднимается все выше. Скоро она добралась до мха под лапами. Рыжий взял зубами рюкзак и полез через полосу пойменного кустарника из своего укрытия.

Недалеко от смытого теперь логова Рыжего высился песчаный холм, отороченный каймой пожухлых трав. Это было жилище песцовой семьи, дом Нэврикук и Рэкокальгына. А дальше виднелись древние холмики поменьше, в них обитали семьи очень сварливых евражек. Вечно они тащили все, что плохо лежит v соседей и у своих родственников.

С песцами Рыжий познакомился не так давно, когда они вернулись домой после зимних путешествий. Вначале хозяева дома сторонились пса, но потом стали друзьями. Сблизила их беда. Вообще беда открывает в характерах Живущих-на-Земле многие хорошие черты.

Однажды задул пронзительный южный ветер. Он принес тепло и дождь. А следом ударил мороз, и снега вокруг превратились в ледяную корку. Тщетно семья песцов рыскала в поисках пищи — леммингов и мышей, ледяная корка крепко укрыла добычу. Зверьки похудели, шерсть их слиплась. Они целыми днями бродили в поисках еды, а вечером, усевшись на крыше своего дома, жалобно выли:

— Ка-кау! Ка-ауу! Ка-а-ау!

Со временем они вовсе обессилели. А две последних ночи даже кричать стали меньше. Нэнрикук, тяжело дыша, лежала у входа в дом а супруг обкусывал концы ивняковых веток, жевал сам и носил подруге. Рыжему стало жаль погибающих соседей. Он сел и закричал вместе с ними, но его голос никак не мог впиваться в общий тон. Не хватало голодных отчаянных нот. И тогда Рыжий понял: ведь он сыт, поэтому и не может плакать подобно песцам. А в рюкзаке еще много еды. Значит, надо сделать самое простое и естественное — поделиться с соседями; он ухватил хлеб и побежал к соседям. Они перестали жаловаться и смотрели, как пес положил еду, отбежал к кустам и там лег, дружелюбно стуча хвостом. Песцы подошли и обнюхали подарок. Это несомненно была еда. Непривычная, но еда.

— Афф! Авафф! — поощрительно тявкнул пес.