Все арестованы! - Черная Галина - Страница 62

Чунгачмунк вернулся через час. Я даже не успел толком придумать название для новой папки.

— Ну, есть что-нибудь? Или старушка всё выдумала? Всё-таки такой стресс, потеряла любимую кошку…

— Нет, старший брат, хотя я не уверен, но думаю, что старая скво говорила правду — её кошку отравили.

— Рассказывай, — попросил я, всё равно заняться было нечем.

— Следов почти нет, Мадемуазель Саманта, как называет её старая скво, что-то съела. Она нашла её утром на своей лужайке, уже окоченевшую. Я посмотрел это место и всё вокруг — ничего. А от кошки слышен только запах. Она пахнет необычно для трупа зверя, умершего своей смертью. Так пахнут те, кто был чем-то отравлен.

— Но чем?

— Не знаю. Я говорил с соседями. Они всё отрицают. И они не лгут.

Больше он ничего не мог объяснить, и, возможно, смерть этой кошки так и вошла бы в список нераскрытых дел полицейского участка Мокрых Псов, если бы не то, что случилось на следующий день. А событие поистине было неординарным, как ни одно выбивающимся из нашей повседневной рутины.

Всё началось, когда я ранним утром с пластиковым стаканчиком капучино подходил к участку и на какой-то момент просто замер в недоумении — а туда ли я иду? Вокруг нашего маленького здания суетилась толпа народа, репортёры, фотографы, телевидение, видеокамеры, смешные пушистые микрофоны на длинных ручках и слаженный шум голосов, громко скандирующих:

— Жерар, Жерар, Жерар!

Дьявольская сила, что же тут происходит? Что, собственно, такого натворил мой непосредственный начальник, чтобы ещё до начала рабочего дня вызвать столь дикий ажиотаж? Неужели кого-то убил? Впрочем, нет, преступление, совершённое шефом полиции, довольно заурядное событие, а здесь нечто большее…

— Сержант Брадзинский? — Ко мне вдруг бросились два помятых чёрта с местного радио. — Как вы можете прокомментировать это событие?

— Прошу прощения…

— Сержант! Сержант Брадзинский! — Пока я протискивался к дверям, на меня навалились уже со всех сторон. — Что вы можете сказать по этому поводу? Останется ли комиссар Базиликус на своём посту? Кто заменит его в случае ухода с должности? Правда ли, что он любит пончики? Почему вы не хотите удовлетворить конституционное право наших граждан на свободу получения информации?

Я сжал зубы и тупо двигался вперёд. Теперь уже отпали последние сомнения в том, что в участке произошло нечто странное и наш шеф в беде. Дверь в отделение была заперта. Я постучал. Изнутри кто-то прильнул к дверному глазку.

— Флевретти, открывай, свои!

— А, сержант, — облегчённо раздалось из участка. — Открываю, но будь осторожен, смотри, чтобы эти акулы не вломились следом…

Я боком, кое-как, рискуя оторвать все пуговицы, протиснулся в узкую щель между дверью и косяком, втянув живот. Двух рвущихся за мной корреспондентов с фотокамерами наголо пришлось бесцеремонно выпихнуть коленом. Да, вот такое у нас отношение к прессе. До сих пор не могу себе поверить, что моя любимая девушка журналистка. И кстати, почему её нет среди пёстрой толпы газетчиков? Уж Эльвира-то в сборе горячих фактов всегда на шаг впереди любого другого труженика пера.

— О, Ирджи! Опаздываешь… — с лёгким упрёком приветствовала она меня, помахивая рукой из кабинета шефа.

Всё, теперь я окончательно ничего не понимаю.

Капрал вновь накрепко запер дверь, для верности прижав её стулом, и вместе со мной прошествовал к скромно накрытому столу — ого, икра, шампанское, активированный уголь, пончики! У нас ещё и праздник?!

— Опоздавший говорит тост! — сразу же подсуетился Флевретти, собственноручно наливая мне бокал пенистого алкоголя.

— Держи хвост пистолетом! — ни к кому особенно не обращаясь, громко прокричал я и выпил до дна. Все разразились шумными аплодисментами.

Поскольку вводить в курс дела меня явно никто не собирался, я просто подсел поближе к Эльвире и, делая вид, что набираю эсэмэску, навострил уши. Буквально через пять минут шумной болтовни всей честной компании ситуация полностью прояснилась. Тут, оказывается, такое дело-о-о…

Наш комиссар получил огромное наследство от внезапно умершей дальней тётушки и в связи со свалившимся на его голову богатством намерен не дожидаться пенсии, а уйти на покой, купив себе остров где-нибудь в экзотических странах. Событие, что и говорить, незаурядное… Что ж удивляться толпе журналистов за дверями и ящику шампанского в кабинете шефа?.. Случись такое со мной, я бы тоже ушёл в загул на рабочем месте, прямо с утра и дня на два-три…

— Тётя Каролина всегда была белой вороной в родне, — от души болтал размякший Жерар, а непьянеющая Эльвира не выпускала из рук диктофон. — Никогда не выходила замуж, но меняла мужчин как перчатки. Нигде не работала, но всегда жила на широкую ногу. Никто не знает точных размеров её богатства, но она была ВИП-клиентом десятка крупнейших банков страны. Родила троих детей и от всех троих отказалась ещё в роддоме, но жутко любила племянников и племянниц. Завещание составила очень давно, и официально оно до сих пор не обнародовано.

— Но вы уже празднуете? — осторожно заметил я. — Не сочтите за скептицизм, шеф, однако вдруг там указано не ваше имя?

— Там вообще нет имени, — с улыбкой подтвердил Жерар. — Тётя оставила всё старейшему наследнику рода. Её поверенный позвонил мне аж в два часа ночи сообщить горькую весть о её кончине и о том, что он одним глазком уже заглянул в текст.

— А причина смерти?

— Ирджи, как тебе не стыдно? — укорила меня Эльвира. — У комиссара такое горе…

— И такая радость, — добавил Флевретти.

— …а ты пристаёшь с бестактными вопросами! — строго закончила журналистка, сурово посмотрев на меня, а капрала щёлкнув по носу, чтоб не лез, когда не просят.

— Ничего страшного, — благодушно успокоил всех комиссар Базиликус. — Смерть констатировал мой дальний кузен, молодой студент-медик. Тётя Каролина всегда страдала симпатией к смазливым мальчикам и, говорят, даже позволяла ему делать себе уколы в мягкое место. Так вот, он как раз должен был принести ей очередное лекарство вечером. Звонил в дверь, никто не ответил. Парнишка встревожился, поднял на ноги соседей и вызвал «скорую». Та, как всегда, приехала с опозданием на полтора-два часа, и медики практически сразу подтвердили неутешительный диагноз — смерть. И теперь я прямой наследник моей экстравагантной тётушки. Как с этим всем жить, ума не приложу…

Сначала я думал, что это мне одному кажется, что наш шеф зарывается. Но, обернувшись к Эльвире, понял, её тоже воротит от этой хвастливой болтовни. Но старина Жерар не унимался:

— Это ведь, наверное, значит «прощай жирные пончики, прощай дешёвый кофе, прощай работа и даже прощай пенсия». Зачем она мне теперь? Придётся учиться жить богатым. Брадзинский, вы не в курсе, какие у них причуды? Не хотелось бы выбиваться из нового круга общения. Хотя, разумеется, я никогда не забуду вас, мои добрые верные подчинённые. И вы не забывайте вашего старого доброго Жерара. Простого комиссара полиции, которого никоим образом не изменили бешеные деньги, рухнувшие на его бедную голову. Капрал, вы не знаете, где прикупить хорошую виллу на море? Лучше, наверное, сразу с островом…

Не знаю, кто как, а мне на миг захотелось утопить самодовольного старикана в его же шампанском. Судя по нервно сжавшимся пальцам капрала, он подумал об удушении, а Эльвира, сдвинув брови, явно прикидывала вес диктофона в руке — убьёт с одного раза или нет…

— Я буду присылать вам открытки на Хмеллоуин и Грязный Понедельник, — ничего не замечая, продолжал разглагольствовать шеф. — А вы будете приезжать ко мне погостить в отпуск? Конечно, на нашу полицейскую зарплату нелегко оплатить самолёт в оба конца… Зато вам не надо будет платить за жильё, уж какие-нибудь хибары на острове непременно останутся. Днём можно прокормиться рыбалкой и сбором ягод, а вечером — милости прошу ко мне на виллу побаловаться рюмочкой элитного алкоголя…

Мы трое переглянулись, уже больше не ужасаясь собственным мыслям. Если сейчас этот толстый хвастун не заткнётся…