Беру все на себя - Красницкий Евгений Сергеевич - Страница 73

«Угу, один не досмотрел, другой поторопился… Князь запросто помереть мог, княгиня в плену, дружина где-то шляется, гарнизон ослаблен, если там вообще что-то путное осталось… Приходите, люди добрые, и берите пограничную крепость голыми руками! А может, так и задумано? Берестье ляхам не взять — пробовали не единожды — а вот Городно… Нет, никто предвидеть ранение Всеволода не мог, это — случайность, да и на то, что стоянку похитителей обнаружат, тоже расчета быть не могло. Это вы, сэр Майкл, в литературное творчество ударились. Просто черная полоса, порожденная неудачными действиями управленцев, весьма и весьма несвободными в своих решениях. Так бывает: все будто специально складывается одно к одному, порождая ощущение чьей-то злой воли, целенаправленно управляющей событиями. Вот вам и пожалуйста — „теория заговора“, а по сути… организовали бы охрану княгини на воде получше, и ничего вообще не было бы! Прощелкали варежкой в одном пункте, а дальше все и пошло накручиваться, как снежный ком».

Братан городненского десятника — Трофим Веселуха — объявился только к концу второго дня ожидания. Подал знак с противоположного берега, Ерофей Скука, по Мишкиному требованию помахал рукой в ответ, и тут Трофима попытались повязать подстерегавшие его опричники. Что там происходило, Мишка не видел, но, по докладу урядника Степана, Веселуха оказался сущим зверем — уже с захлестнутыми кнутом ногами, с выбитым из руки оружием, придавленный сразу четырьмя отроками, сумел-таки извернуться, подняться на колени, а потом свалиться в воду, утащив с собой еще и двух опричников. Бултыхались потом почти всем десятком, пока Трофим не нахлебался воды так, что пришлось его потом откачивать.

Понятно, что отроки выполняли приказ взять его живым и по возможности невредимым, понятно, что ратник Савелий не мог им ничем помочь, поскольку почти сразу же получил от Трофима удар сапогом в зубы, но, только увидев замотанного веревками Веселуху, Мишка смог по достоинству оценить чувство юмора того, кто наградил городненского дружинника таким прозвищем. Если Ерофей Скука действительно имел внешность унылую и невыразительную, то двоюродный брат Трофим… с него, пожалуй можно было бы писать портрет кого-нибудь из сподвижников Стеньки Разина или Ермака. Худой, весь будто свитый из жил и веревок, со сломанным носом, раздвоенной шрамом верхней губой, огненно-рыжий, кучерявый и прямо-таки энциклопедия похабщины и прочей ругани, исполняемой голосом, больше всего напомнившим Мишке скрежет коробки передач у старого раздолбанного грузовика. Вот уж Веселуха так Веселуха.[32]

То, что допрашивать его бесполезно, Мишка и Егор поняли сразу, едва взглянув сквозь спутанные волосы в бешеные глаза Трофима. Да и то, что после всех приключений Веселуха все еще периодически продолжал напрягаться, пытаясь разорвать стягивавшие его путы, тоже говорило о многом. А уж какими словами тот поливал своего двоюродного братца…

— Сдохнет, но ничего не скажет! — констатировал Егор. — Нет, если умеючи, да с душой, почти любого можно довести… но потом его только прирезать, чтоб не мучился, останется. Нам это надо?

— Не надо, — согласился Мишка. — Подождем, пока князя доставят, гонец от Якова обещал, что завтра уже доберутся.

К разговору с князем Всеволодом Давыдовичем Мишка готовился заранее, ведь фактически это был первый его выход на княжеский уровень; то, что было в Турове, не в счет — обмен несколькими репликами князя и княгини с забавным пацаном. Сейчас же разговор предстоял серьезный, а о князе, как о человеке, Мишка ничего не знал — ни о темпераменте, ни о слабостях или пристрастиях, ни об иных чертах характера. Расспрашивать ближников без толку — Авдей Солома вряд ли захочет говорить, а Гоголю верить нельзя. Рядовые же дружинники здесь совершенно бесполезны — большинство, пожалуй, даже и не поняли бы, о чем их спрашивают. Приходилось ориентироваться исключительно на ситуацию и на собственное, довольно приблизительное представление о князьях как особой группе древнерусского социума.

«Что можно представить себе с той или иной долей уверенности? Воспитание получил, разумеется, княжеское, то есть воин, умеющий и привыкший командовать. Кхе… привыкший — это наверняка, а вот умеющий… Впрочем, пограничной крепостью владеет — обязан уметь или прислушиваться к мнению знающих людей. Хотя Мономах-то знал, кому границу с ятвягами доверять, хлюпику или дураку Городно не досталось бы. Значит, будем считать, что мужик серьезный… как военный, а как политик — не знаю, и данных для оценки нет.

Папочка, судя по рассказам, еще тем отморозком был — до свержения со стола и ссылки не всякий князь доигрывается. Пошел ли сын в папу? А вот это — вопрос. Стерпел бы отморозок „дуумвират“ с женой? Насколько помнится, дуумвират дословно переводится, как „власть двух мужчин“, а здесь-то соправитель женщина. Однако Всеволод терпит. Детей любит. Пожалуй, все же дружит с головой больше, чем папочка. Наверняка в ссылке вместе с отцом натерпелся унижений княжеской гордости. Мог озлобиться? Мог, но держать себя в узде должен был приучиться. Судьбой, похоже, не задавлен, в рамках предоставленных возможностей ведет себя самостоятельно и решительно — пограничье держит и спасать семью кинулся, как только представилась первая же возможность. Пожалуй, доминирующим у него является иерархический тип целей жизнедеятельности — подчиняться силе, но в рамках своей компетенции вести себя совершенно самостоятельно. Как говорится: „Господи, дай мне силы, чтобы изменить то, что я могу изменить, терпения, чтобы не менять того, что не могу, и мудрости, чтобы отличить первое от второго“.

Что еще? При ссыльном отце, скорее всего, был ограничен в таких развлечениях, как пьянки-гулянки, драки, девки, охоты, скачки и прочее в том же духе. А образование Рюриковичи своим детям старались давать самое лучшее… у кого насколько мозгов хватало, естественно. Если меньше времени на развлекухи — больше на самосовершенствование. Скользкое рассуждение, конечно, но, повторимся, Мономах дураку пограничную крепость не доверил бы. Скорее всего греческий знает и древних авторов читал. Доминирование же иерархического типа целей жизнедеятельности располагает к восприятию философских постулатов. Не обязательно, конечно, но весьма вероятно. Возможен также и фатализм. Впрочем, с учетом религиозности сознания людей двенадцатого века, не просто возможен, а почти обязателен, хотя бы в отдельных проявлениях.

Что еще? А вот байка о побитой смердами боярской дружине, рассказанная проводником. Запросто это может быть отголоском пограничных конфликтов между Городно и Пинском. Вполне вероятно, что городненские власти пытаются наложить лапу на окрестности и превратить просто город с князем в пусть и небольшое, но княжество. А пинский посадник этому, естественно, сопротивляется, но сор из избы не выносит — все-таки в Городно дочка Мономаха сидит. Интересно, кто является инициатором этих попыток расширения подведомственной территории — Агафья или Всеволод? Если Всеволод, то получается, что он со своей ролью примака в семье Мономашичей не смирился… Впрочем, нет, тогда бы он попытался земельку у ятвягов оттягать — свое, воинскими трудами заработанное. Значит, Агафья. Получается, властная баба, неудовлетворенная своим положением… Да, не позавидуешь князю Всеволоду.

Сейчас ему плохо. Очень плохо. И физически — из-за ранения, и нравственно — семья в заложниках, шантажисты вынудили пойти против сюзерена, сам попал в плен… да что там перечислять! Все хреново, черная полоса жизни… Но впереди-то как бы еще и не хуже! Что будет с детьми (он же их обожает), что с Городно, оставшимся почти без гарнизона, как поведет себя Мстислав (мужик крутой и беспощадный)? Да много еще всякого.

И вот тут, сэр, позвольте вам заметить, образуется один очень интересный момент. Чем хуже и безвыходней представляется „клиенту“ ситуация, тем более предрасположен он, в силу особенностей характера (если вы не ошиблись в анализе), к вере в чудо. В какое-то обстоятельство или чье-то вмешательство, которое разрубит узел проблем, в котором „клиент“ оказался. Сам себе в этом наверняка не признается, но подсознательно ждет! Так почему бы вам, сэр Майкл, и не стать этим чудом? Если „клиента“ соответствующим образом обработать… „Кхе!“ — как говорит их сиятельство лорд Корней, интересно может получиться… очень интересно! Конечно, князь Городненский — не бог весть кто, захудалый, прямо скажем, князек, но для вашего дебюта на уровне Рюриковичей в самый раз будет!

32

Симпатяга (древнеславянск.).