Жестокая сказка - Сапегин Александр Павлович - Страница 24

— Завтра будем во-он там, — взяв девочку на руки, Андрей показал пальцем на купола храма, видневшиеся лиг за двадцать от сегодняшней стоянки.

Просыпаться не хотелось…

Андрей по-честному отстоял свою вахту, раскинул за границами лагеря «паутинку», соорудил десяток свободных следящих модулей и завалился на боковую. Наивный малый, мечтал отдохнуть, понимаешь… Из палатки вышла заспанная Тыйгу.

— Мне страшно одной. — Девочка потерла маленьким кулачком глаза. — Можно я с тобой посижу?

— Можно.

Из палатки были извлечены спальные принадлежности. Через пятнадцать минут непоседа сладко спала, прижавшись к теплому боку дракона на расстеленном верблюжьем одеяле, приспособив скатку вместо подушки и накрытая сверху крылом. Сам дракон боялся лишний раз шевельнуться, чтобы не раздавить девочку, зато она крутилась во сне как юла и постоянно пиналась.

Вышедший на «собачью» вахту Олаф подкинул в костер сушняка, потянулся и заразительно зевнул, глядя на него, клацнул зубами Андрей. Через тридцать секунд они поменялись местами: зевнул дракон, человек подхватил. Через пять минут взаимных перезевываний Олаф, тихо выругавшись и сплюнув под ноги, пошел с обходом периметра. Из палатки хихикнула Листа, которая через откинутый полог наблюдала за попеременно зевающей мужской половиной отряда.

— Спи уже, — буркнул Андрей.

— Уже, — широко зевнув, ответила орчанка и закрыла полог. Андрей, словно большим капканом, клацнул челюстями. Из палатки донесся приглушенный смех.

Пляшущее в кольце больших булыжников пламя заставляло двигаться тени, отбрасывало в небо мириады кроваво-красных искр и отбивало ритм пощелкиванием дров. Огонь перебегал с ветки на ветку, и новые красные лепестки начинали изгибаться в завораживающем танце. Под даримое костром приятное тепло и хореографические этюды Андрей уснул…

Внутренний будильник, оттикав два часа, в половине седьмого утра заставил открыть глаза. Перед костром сидел нахохлившийся, словно драчливый воробей, Олаф и натирал песком выструганный деревянный меч. Из распадка, накрытого одеялом тумана, веяло утренней прохладой. У ручья позванивал котелком кто-то из орчанок. Андрей поднял голову с земли и втянул воздух, ветерок донес запах Ильныргу. Понятно, Листа и Слайса еще досматривают десятые сны. До слуха дракона донесся плеск и довольное пофыркивание. Олаф, услыхав звук льющейся воды, зябко передернул плечами и кинул в костер несколько толстых веток.

— Как пойдем сегодня? — спросил северянин Андрея.

— Ножками. — Норманн усмехнулся.

— А серьезно?

— Я серьезно. — Под крылом зашевелилась Тыйгу. — Половину пути, до скал, идем по отработанной схеме: я тащу груз, хассы отдыхают. Вторую половину хассы тащат груз, а мы отдыхаем. Не стоит пугать видом гужевого дракона живущих в храме или не в храме, не знаю, что там построено. У местных бы порасспросить.

— Порасспросишь их, — хмыкнул Олаф, — по домам забились и носа не кажут. Мы для них диковинней медведей или мроунов. А еще про норманнов говорят, что мы варвары…

— Я успела вчера у баб узнать кое-чего. Там заброшенный монастырь Единого, — сообщила подошедшая от ручья Ильныргу. С мокрых волос орчанки упало несколько ледяных капель на расстеленное по земле крыло, по перепонке пробежали крупные мурашки, Андрей поежился. — Не совсем, конечно, заброшенный, живут в нем непонятные то ли жрецы, то ли монахи. Большего из местных, по-моему, и под пытками не вытянешь. Правильно наш рыжик говорит: дикие они.

— Что есть, то есть. Плохо, что другого пути нет, от монастыря идет дорога к новому тракту, считай, два дня по прямой, и мы в Тройде, — задумчиво протянул Андрей и приподнял крыло. Тыйгу отвернулась от рассветных лучей и попробовала поймать перепонку. — Иль, иди буди красавиц. Солнышко, вставай. — Из-под импровизированного одеяла донеслось недовольное бурчание. — Дядя Олаф выстругал тебе новый березовый меч.

Бурчание тут же прекратилось, девочка отпихнула крыло и повернулась к северянину, державшему правую руку за спиной.

— Покажи! — радостно заблестели детские глазенки.

Несмотря на длинную и трудную дорогу, день пролетел быстро. Видневшийся со стоянки монастырь был не так близок, как казалось. Естественные складки местности сильно скрадывали расстояние. Чтобы выйти на удобную тропу, ведущую к обители, пришлось попыхтеть, двигаясь по крутым косогорам и заросшим густым подлеском распадкам, хватало и каменистых осыпей. Андрей, игравший роль пробивающего просеку бульдозера, устал продираться через сплошной ковер сплетенного болотного багульника на склонах. Следом за драконом ехала Ильныргу, которой он передал все ниточки управления свободными следящими модулями. Через каждую лигу отряд останавливался на три-четыре минуты, и маги, в две лапы и в две руки, раскидывали объемные «паутинки», проверяя, нет ли впереди какой опасности. Особливо искали людей, но пока проносило. Ни к чему им был лишний догляд. Вторая половина дня была еще веселее. Андрей сменил ипостась и сразу почувствовал на себе все прелести похода, от которых его уберегала чешуя. Когда ты с хвостом и забронирован с ног до головы, то облако мошки, комаров, кровососущих мух, оводов и паутов не причиняет особых неудобств — так, звон на задворках сознания. Зато как обрадовались все вышеперечисленные создания из мира насекомых, стоило стать человеком… Создавалось впечатление, что крылатые кровососы заранее намечают на теле площадки для укусов и пикируют туда, выставив жала и хоботки на всю длину. Отпугивающие заклинания и магические примочки на них не действовали, наоборот — распаляли еще больше. Неудивительно, что монастырь забросили — монахи больше аскеты, чем мазохисты. Дураков, согласных кормить собой бесчисленные полчища комаров и прочей нечисти, среди церковников нет. Андрей с жалостью посмотрел на своих товарищей. Однако быстро он забыл о мошкариках, перекинувшись в дракона, а они… то-то Олаф опухший, словно после недельного загула, ходит… Пока добрались до подножия сопки, на которой располагался монастырь, уработались все до невменяемого состояния, от усталости сами собой подкашивались ноги, болели натертые о седла задницы и внутренние части бедер. Хотелось лечь и забыться.

— Приветствую путников в нашей скромной обители. — Навстречу уставшим путешественникам из маленькой воротной калитки вышел монах, одетый в серую мешковатую сутану с капюшоном. Одеяние служителя Единого напоминало запомнившиеся по земным книгам и фильмам одеяния католических монахов, подпоясанных веревками. Монах, скинув капюшон, оказался пожилым мужчиной с округлым располагающим лицом и живыми, добрыми глазами, от которых к вискам разбегались лучики тонких морщинок. Мужчина, пригладив рукой ежик седых волос на голове и взглянув на «волчицу», спросил: — Что привело вас к нам?

Ильныргу тронула пятками бока своего хасса и выехала вперед. Утром, за завтраком, было решено, что «волчица» будет играть роль хозяйки или госпожи благородного происхождения, путешествующей с дочерью по срочным делам от Ортага к Тройду. Причина перехода по лесам была придумана самая прозаическая, впрочем, почему придумана — взята из жизни: восстание недовольных и большое количество банд на тракте. Остальные изображали из себя сопровождающих лиц. Андрей, принявший облик снежного эльфа, держался чуть позади. Примерив на себя шкуру телохранителя, он решил не выходить из образа. Рау-охранник вызывает меньше вопросов своими синими, без белков, глазами, чем охранник-человек. Держась сзади и чуть правее орчанки, он настороженно оглядывал высокие каменные стены, опоясывающие монастырский комплекс. Настоящая крепость, способная, при достаточном количестве провианта, выдержать длительную осаду. Кругом царило запустение. Вездесущие полынь и береза успели пустить корни в тонких щелях, их зеленые верхушки виднелись в самых неожиданных местах.

— Мы хотели бы остановиться у вас на ночлег и готовы внести посильный взнос в казну монастыря, — сказала орчанка.