Очаг и орел - Сетон Эни - Страница 24

Вдова Бовен фыркнула и удалилась. Пусть эти зануды Ханивуды пытаются оживить свой затхлый дом без ее помощи.

— Спасибо, тетушка Криз, — поблагодарила Эспер. — Амброз сможет прийти к семи?

Старая негритянка кивнула и вдруг пристально посмотрела на девушку.

— У тебя есть что-то на сердце, детка. Я вижу.

— О, нет-нет, — заверила ее Эспер, но старая женщина, положив ей руки на плечи, задержала ее. — Постой, детка. Я могу прочесть это по твоим глазам.

Эспер хотелось поскорее сбежать, она и так сегодня порядочно задержалась. Но негритянка продолжала:

— Дай-ка я погадаю тебе... У тебя ведь есть медяки? Эспер кивнула.

— Только мне некогда, — попыталась было воспротивиться она.

Но тетушка Криз схватила девушку за руку и затащила в свою маленькую темную таверну. Рядом с бочонком со спиртным в коробке была разложена всякая всячина: мятные леденцы, ириски, старые карты, иголки и булавки, катушки ниток, — все покрытое пылью. Тощий негритенок, очевидно, один из ее внуков, похрапывая, спал на полу на соломе. Тетушка Криз перешагнула через его ноги, и Эспер — вслед за ней. Ей уже стало интересно. Она слышала, что старая негритянка гадает своим посетителям. А Чарити Треверкомб и Нелли Хиггинс как-то раз вечером пробрались сюда. Но тетушка Криз гадать им не стала, а заставила их купить на все деньги залежалых конфет, которые им вовсе были не нужны.

Тетушка Криз велела девушке сесть и вытащила колоду засаленных карт. Эспер смотрела на них с чувством любопытства и вины. Она никогда не видела игры в карты. Мама не допускала дома игры в «чертовы картинки».

— Сними карты и загадай желание, — велела старуха.

Эспер подумала было о Джонни, но потом решила, что будет лучше пожелать успеха нынешнему вечернему делу.

Тетушка Криз принялась раскладывать карты на столе. Она что-то забормотала, едва шевеля губами, потом вдруг сказала:

— У тебя на сердце тревога. Так... Разбитое сердце. Думаешь, что это не пройдет, но у жизни для тебя еще много чего в запасе... И ты еще увидишь, сколько приходится страдать женщине.

— Я не хочу слушать такие вещи и не верю им, — заявила встревоженная Эспер.

Но старуха продолжала:

— Вижу, три человека у тебя в судьбе. Трое выпадают.

— Трое? — удивленно вскричала Эспер, почувствовав облегчение. Сплошные враки — вот что такое гадание. — Я выйду замуж? — поинтересовалась она.

Но тетушка Криз словно не слышала ее.

— Вижу огонь... огонь вокруг тебя... огонь в твоем сердце, огонь страсти и настоящий огонь во тьме... И вижу воду... Морская соль в твоей крови, ты не можешь жить без нее.

Какая чушь, думала Эспер, ища глазами часы.

— А вот ты с пером и бумагой, пишешь слова... слова...

Да, у Эспер было тайное увлечение — стихи, как у папы. У нее был даже альбомчик, исписанный стихами.

— Те слова не принесут тебе добра. Нет, не принесут. Ты много хочешь. Все суетишься, покоя не знаешь. Но тебе следует слушать дом.

— Какой еще дом я могу слушать? — сердито спросила Эспер.

— Твой дом. Слушай, и он принесет тебе много мудрости. Ты услышишь через него слово Божье.

— Не понимаю как! — вскрикнула Эспер, шокированная богохульством. Она встала со стула. — Мне пора, тетушка Криз, а вы еще ничего не сказали о моем желании.

Старуха ткнула пальцем в карту красной масти.

— Твое любовное желание исполнится, детка, но тебя ждет удар. Да, удар, — негритянка, положив карты, поднялась, печально глядя на Эспер, словно жалея о том, что взялась за это гадание. — Такова твоя судьба. С тебя две монеты.

— Но вы мне ничего так и не рассказали, — рука Эспер сжимала два медяка в кармане передника. Один ей дали для воскресной службы, а другой — на расходы. Девушка чувствовала себя одураченной. Разбитое сердце, огонь, вода, дом, который надо слушать, трое мужчин, когда ей был нужен только Джонни. «Желание исполнится, но...»

— Я тебе много сказала, — возразила тетушка Криз, — и сказала всю правду, — она вдруг грозно поглядела на Эспер. — Думаешь, я не вижу того, что другие не могут видеть? Думаешь, я не могу читать, что скрыто в сердце? — Добродушная толстуха превратилась в разгневанную фурию. — Думаешь, не знаю, что будет у вас вечером? И не знаю, на что вам Амброз с его скрипкой?

Эспер в изумлении раскрыла рот. О чем она говорит? Знает что-то или вправду умеет читать мысли? Или она сама имеет отношение к ТТ?

Тетушка Криз,внимательно смотревшая на нее, вдруг захихикала. Она протянула руку, ладонью вверх, и Эспер неохотно положила туда две монетки.

— Ну, беги, — сказала старуха. — Я никого не трогаю, меня никто не трогает. Ступай себе.

Эспер кивнула и направилась к двери. Она чуть не плакала. Две монетки пропали даром, и мама будет ее ругать за ту, что была для воскресной службы. Гадание было пугающим, странным и неясным, как и сама тетушка Криз.

Как научиться быть готовой к неожиданностям? Вот взять, к примеру, Деревянную Ногу. Эспер и не думала, что он может быть таким сердитым. Она жила до сих пор в мире детства, где все было просто и ясно. И сейчас она чувствовала протест, столкнувшись со сложностями взрослого мира. Взять эту тетушку Криз, хороша она или плоха, — она знает что-то про Тропу, или ее слова — просто удачная догадка? Так мне и надо, думала Эспер, нечего слушать всякие дурацкие предсказания.

Пробегая по Орн-стрит, она услышала, как далекий церковный колокол пробил двенадцать раз. О Господи, уже обед! А мама, наверно, сильно волнуется, не зная, как обстоят дела. Проходя мимо Малой гавани, Эспер поискала глазами зеленую лодку Джонни среди других рыбацких лодок, но ее там не было. Девушка ускорила шаг и вскоре вышла к заднему двору своего дома. Здесь росли четыре яблони — все, что осталось от сада Моисея Ханивуда. На огороде работал мотыгой «чокнутый» старик Ходж, которого Сьюзэн вынуждена была нанять для работы потяжелее, так как у Роджера «руки не доходили». Спал Ходж в сарае между хлевом и конюшней, пустовавшей на случай приезда гостей, которые могли бы оставить там лошадей и коляску.

К счастью, на кухне оказался только отец. Он сидел за столом, но его обед был нетронутым. Роджер, улыбаясь, смотрел на дочь, когда она вбежала в кухню, скинула плащ и огляделась, ища глазами мать.

— Приветствую тебя, дочь светлого апреля, — сказал Роджер тем шутливым тоном, каким он обращался только к ней. — Садись, моя дорогая, я хочу прочесть тебе чудесные стихи из «Од» Горация, — он показал на лежавшую перед ним книгу.

Эспер смущенно посмотрела на отца и положила руку на его плечо.

— Не сейчас, папа, — она не знала, смеяться ей или огорчаться. — А где мама?

— В распивочной, а может, и в гостиной, готовится, надо думать.

Роджер продолжал сосредоточенно смотреть в книгу. Да, Эспер, пожалуй, слишком молода, чтобы понять всю утонченную красоту этих строк, но вполне могла бы послушать, подумал он. Например, вот это:

«Я не боюсь ударов Судьбы,

Ведь нечего мне терять;

В лодочке утлой могу я поплыть,

Не страшась стихий...

Вот так, спокойно, с мудрой созерцательностью, надо относиться к жизни.

— Ешь, папа, — сказала Эспер ласково, видя, что разочаровала его. — Я с удовольствием послушаю стихи завтра.

Тут в кухню вошла Сьюзэн.

— Явились, мисс? — привычно ворчливо обратилась она к дочери. Сьюзэн была разгорячена уборкой в гостиной, где приходилось двигать мебель, чтобы освободить место для гостей. — Роджер, ты меня с ума сведешь. Ты что, не начитался еще у себя в комнате? Пошли сбивать масло, — тихо сказала она, уже обращаясь к Эспер.

Они вдвоем отправились в кладовую, где хранилось масло, и за работой Эспер, понизив голос, рассказала матери обо всем, кроме, конечно, гадания.

— Значит, Деревянной Ноги не будет, и Джонни придется управляться одному, — Сьюзэн покачала головой. — Я не решусь довериться кому-то еще. Сын булочника говорил мне, что прошлой ночью была большая охота на черных в Линне. Охотник за беглыми рабами отправится оттуда прямо сюда.