Планета в косметичке - Голубицкая Жанна - Страница 39

Выхожу из здания вокзала Корнавин и отправляюсь вдоль чистой и нарядной улицы в поисках стоянки такси (прямо на обочине в Женеве ловить тачку не принято, и я это знаю). Согласно имеющейся у меня карте города, вокзал находится почти что в центре, но я пока не знаю, куда мне ехать. Посоветуюсь с таксистом. Но тут я вижу трамвай — ужасно опрятный, блестящий, будто игрушечный, женевский трамвай! И мне вдруг безумно хочется в нем прокатиться!

Выбор верный: через 5 минут и минус 1 франк я стою на мосту Монблан, у самого синего Женевского озера или Лемана, как его еще называют. Я понимаю это по открывшемуся мне великолепному виду на пик Монблан (старый знакомец из Франции!) и на знаменитый фонтан Жет д’О. Это сооружение я опознаю мигом: не зря в поезде листала путеводитель по Женеве! И даже в курсе, что построен фонтан в 1891 году, а высота его струи — 140 метров. Водный исполин бьет прямо из озера в режиме нон-стоп — словно естественный родник. Городские власти отключают чудо-фонтан только в экстренных случаях: если порывы ветра над озером сильнее 20 км/час, этот водяной монстр способен залить мелким дождем полгорода.

Спускаюсь по ступенькам набережной прямо к воде. Ко мне тут же подплывают гладкие и холеные белоснежные лебеди. Они настолько чисты и вылизаны, будто их хорошенько отстирали в порошке класса люкс — впрочем, как и весь этот город! Я не уверена, что эти важные сытые птицы станут интересоваться моим угощением. Кто их знает, может, женевская мэрия ежедневно подвозит им изысканный корм из ресторана высокой птичьей кухни? Но на всякий случай я отлучаюсь в кондитерскую на углу площади, из которой доносится пьянящий аромат свежевыпеченной сдобы. Нюх меня не подводит: тут дают свежайшие Bretzels — швейцарские крендели. Закупаю сразу несколько видов, и один тут же с аппетитом уплетаю. Остальными делюсь с лебедями. Вопреки моим опасениям, чинные западноевропейские птицы клюют крошки с не меньшим энтузиазмом, чем их славянские собратья. Я сижу по-турецки у самой воды (парапет настолько стерилен, что я даже не опасаюсь за свои белые джинсы!) и любуюсь лебединой трапезой. Закончив угощаться, один из лебедей — самый крупный и, видимо, главный в стае — подплывает прямо ко мне. И, элегантно изогнув длинную шею, кладет свою царственную голову мне на плечо! Такая вот утонченная лебединая благодарность!

Я замираю, не дыша: и стараюсь хорошенько запечатлеть в памяти этот красивый и трогательный миг. Жаль, что некому щелкнуть фотоаппаратом! Должно быть, со стороны эта картинка смотрится живописно: озеро, лебедь, девушка… Я и правда чувствую себя маленькой принцессой из сказки Андерсена, обнимающей большую и добрую птицу.

Прощаюсь с прекрасными птицами и выхожу на уютную, выложенную брусчаткой площадь. Табличка на здании гласит, что это площадь Молард. По тротуару шагает импозантный молодой человек — в темном костюме и белой рубашке, в дорогих ботинках и со стильным кожаным органайзером под мышкой. «Типичный женевский яппи, — таков мой диагноз, — и просто обязан понимать по-английски». Извинившись, интересуюсь у него — как пройти к цветочным часам?

Молодой человек останавливается, поворачивается ко мне лицом и любезно улыбается (демонстрируя эффект отбеливающей зубной пасты высшего сорта). И, буквально забыв, куда шел, обстоятельнейшим образом начинает объяснять мне дорогу… на трех языках! По-английски, по-французски и по-немецки. Затем снова извиняется: мол, если мне удобнее получить разъяснение на каком-либо другом языке, кроме уже использованных, пусть я не стесняюсь и скажу ему об этом. Я выпадаю в культурный осадок: прямо полиглот какой-то, мальчик-букварь! А если я сейчас заявлю, что мне удобнее на суахили? Хотя не удивлюсь, если он как ни в чем не бывало застрекочет и на этом наречии. Я спешу вежливо поблагодарить за помощь и раскланяться. «Good luck!» («Удачи!») — доносится мне вслед. Я оборачиваюсь и машу яппи рукой. Он стоит, смотрит мне вслед и широко улыбается. А его идеально-вычищенные ботинки сверкают на полуденном женевском солнце.

Вывод после одного часа в Женеве: лебеди тут ручные, а прохожие — лингвистически одаренные. И нереально — просто до неприличия! — хорошо воспитанные!

Взяв курс к цветочным часам, я решаю завернуть в обменник и поменять немного евро на швейцарские франки. Ими удобнее расплачиваться по мелочам: за трамвай, кофе, круассаны и сигареты. Заприметив вывеску «Bank», я уверенно направляюсь к дверям. Окошечка обменного пункта почему-то нигде не видно. Только внушительные золоченые двери с инкрустациями да швейцар в позументах.

— Je cherche le cambio (Я ищу обменник), — картавлю я на своем корявом французском.

— O, s’il vous plait, madame! — рокочет швейцар оперным баритоном и торжественно распахивает передо мной помпезные двери.

Вхожу. Моему взору предстает зал, достойный Версаля, — весь в золоченых фресках, а на стенах — картины в богатых рамах. «Подлинники небось! — думаю я. — Это же Швейцария». Никакого окошечка с тетей внутри, напоминающего обменник, снова нет! Зато из-за малиновых бархатных портьер появляется импозантный господин, едва ли не во фраке — и начинает разливаться передо мной французским соловьем:

— Мадам желает открыть счет? Арендовать сейф? Хранить у нас драгоценности? Может быть, мадам желает переместить активы или получить наличные?

По-французски я понимаю неважно, но слово «наличные» мне понравилось. «Интересно, есть на свете такая мадам, которая не желает получить наличные?» — ехидно думаю я про себя. А вслух упрямо повторяю:

— Le cambio!

Господин опять что-то мелодично излагает по-французски. Я, как ни стараюсь, улавливаю только часть его речи. Кажется, он спрашивает, сколько тысяч евро я намерена превратить в швейцарские франки?

Интересно, а «мадамов», у которых нет при себе хотя бы тысячи евро, они что — с позором выставляют вон за золоченую дверь? Стремясь оправдать скромность своих финансовых намерений, я перехожу на более доступный мне английский:

— Я желала бы поменять совсем немного евро, месье, потому что вечером покидаю страну…

— Oh, no problem, miss! — не моргнув и глазом, господин начинает послушно журчать на другом языке.

В итоге мои скромные 50 евро меняют на франки с такой помпой, как если бы они были 50 сотнями! Я торжественно расписываюсь в толстой гостевой книге банка с алмазным обрезом и элегантным золотым тиснением на мягком кожаном переплете. Выплывая из золотых дверей, я чувствую себя по меньшей мере Пэрис Хилтон, только что разменявшей пару миллионов «на карман» для вечерней тусовки.

Кстати, напротив маячит и собственность этой красотки — красавец-отель «Le Palace Hilton Geneve». А красочный рекламный щит истошно кричит, что в «Хилтоне» открыт новый клуб «Java» и там играют самые модные диджеи мира. Уж наверняка без отчаянной тусовщицы Пэрис здесь не обходится!

На площади Променад-дю-Лак я замираю в восхищении: это они, легендарные цветочные часы! Реально полностью состоят из цветов: диаметр — метров 5, а секундная стрелка — явно более 2 метров. Но самый прикол: они показывают абсолютно точное, до секунды, женевское время! Вот оно, пресловутое швейцарское качество!

Разъяснительный проспект возле этого чуда часового мастерства гласит: для «выращивания» данных часов используется 6,5 тысяч живых цветов, которые, поочередно распускаясь, ежемесячно меняют цветовую палитру объекта. А за точностью показаний данного «растительного прибора» тщательно следит (и отвечает головой) лучший часовых дел мастер города.

Вывод после двух часов в Женеве: банки тут оказывают подчеркнутый респект любому клиенту (независимо от вида и суммы операции), а часовое мастерство развито настолько, что даже цветочные часы работают безукоризненно и никогда не ошибаются.

Иду по роскошной Рю-дю-Рон и любуюсь ухоженными фасадами старинных домов. Бессовестно таращусь в окна. При виде кокетливых занавесочек с рюшами на окнах и уютных горшков с цветущими розами на подоконниках мне неизвестно зачем приходит на ум профессор Плейшнер из «Семнадцати мгновений весны» с его забытым паролем и проваленной явкой. Как там было: горшок на окне — сигнал, что явка провалена. В Женеве, видимо, все явки давно провалены: на каждом окне тут обязательно присутствует хотя бы одна симпатичная емкость с ухоженным растением.