И весь ее джаз… - Гольман Иосиф Абрамович - Страница 23

И, наконец, последняя мысль, которая пришла-то сразу, но обдумывать ее начал только сейчас. Если Грязный пальнет в Алексея Полеева, то Амир Булатов не будет должен другу детства ровным счетом ничего. Просто потому, что с покойником неофициальных деловых отношений не бывает.

Несомненно, возникнет целый ряд проблем. Гаишника хлопнуть – и то проблема, государевы люди друг друга едят поедом, но чужим это делать не позволяют. А тут – депутат Госдумы.

Надо будет очень сильно подумать.

До этого Амир не собирался встречаться с Грязным, слишком опасно.

Но ради такого дела встретиться придется. Полей должен сдохнуть. Однако так, чтобы пострадал только друг детства и непосредственный исполнитель. Тоже, кстати, друг детства. И чтобы этот исполнитель ни о чем не догадывался до самого момента своего страдания.

Он достал телефон и набрал один из двух номеров Грязного.

– Алло? – ответил девичий голос.

Что за черт?

Амир набрал еще раз, уже не автонабором, а вручную.

– Я вас слушаю, – ответил тот же голос.

«Вот же уроды», – остервенел Амир. Даже простейших дел выполнить не могут. С кем приходится работать!

Через минуту, уже подъезжая к «Славянской», успокоился. Грех обижаться на свою судьбу. Все идет хорошо. А через три месяца он станет дважды дедом, и его рисковая жизнь станет еще осмысленней – в отличие от первого захода УЗИ и Лейла гарантировали ему наследника.

Так что все идет хорошо.

10. Москва, Краснопресненская набережная, т/х «Васисуалий»

Ефим Аркадьевич это местечко Москвы любил. В бытность свою практикующим рекламистом приезжал на фестивали, которые сначала проводились в Центре международной торговли и на выставке в Экспоцентре.

Конечно, теперь все здесь здорово изменилось.

Метро прокопали прямо до выставочного центра, павильоны внутри объединили переходами, в общем, стало гораздо более цивилизованно, хотя еще и близко не подошли к, как теперь принято выражаться, европейским стандартам – дюссельдорфскому или франкфуртскому выставочным центрам.

Впрочем, и в Москве появились жесткие конкуренты: «замкадный» «Крокус» не только обзавелся огромными павильонами, но и сделал отдельный заезд с МКАД и протянул до центра метро. Да чего там говорить, у «Крокуса» теперь даже своя пристань имеется. А у Экспоцентра, рожденного на берегу Москвы-реки, такой роскоши так и не появилось.

И все же Береславский выставки в Экспо-центре любил, а в «Крокусе» – не очень. Репутация – дело стойкое. Медленно нарабатывается, долго живет. Но те, кто помоложе, со временем все равно выберут «Крокус».

Мысли были в конечном счете невеселые, и Ефим Аркадьевич решил сменить тему раздумий. Самый легкий вариант не расстраиваться, если раздумья идут не по желаемому руслу.

Он ехал по набережной от Центра международной торговли к небоскребам Сити. Не доезжая до пешеходного моста, развернулся в разрыве сплошной и метров через двести начал искать парковку, благо тротуары вдоль гранитных парапетов шли широченные, достаточные для двух рядов машин. Часть места оттяпал ресторан-поплавок «Генацвале», но и оставшегося хватало, чтобы без труда найти местечко для пятиметрового профессорского «Ягуара XF».

Легко припарковав машину – задняя камера и парктроники сильно упрощали задачу, – Береславский подошел к каменному парапету, взглянул на воду. Река в этом месте была широкой, но вода казалась темной и холодной. А может, и была холодной – лето в этом году жарким не получилось, да и свой экватор уже давно пересекло.

И все равно профессор воду любил. Всякую: озерную и речную, бирюзовую ласковую средиземноморскую и черную пугающую байкальскую. С восторгом вспоминал он свои утренние пробуждения на борту собственного корабля. Если бы еще этот бизнес не требовал жестокости, он бы его никогда не бросил.

Наверное, именно тяга к воде предопределила его стремительный вход в, мягко говоря, не гарантированный бизнес Маши Ежковой.

Впрочем, Ефим Аркадьевич никогда не жалел о своих скоропостижно принятых бизнес-решениях. Возможно, потому что иных в его карьере – и с его характером – просто не наблюдалось.

А вот и Машка. Подъехала на желтенькой «Астре», поставила ее рядом с «Ягуаром». Да, разница заметна, удовлетворенно улыбнулся профессор. Хотя и в этом многие ученики его уже давно обогнали. Впрочем, такие «поражения» не огорчают, а, наоборот, искренне радуют его преподскую душу. Это ведь тоже символ его профессионального великолепия.

– Добрый день, Ефим Аркадьевич! – приветствовала его девушка.

– Привет, Маш, – отозвался профессор, с удовольствием посматривая на ладную фигурку бывшей студентки. – Нам куда?

– Вниз, по сходу.

Внизу, у пристани, стояли чалом две группы судов. В первой – три кораблика, тут еще недавно стоял не по правилам четвертым и их «Москвич», ушедший сейчас на переделку в банкетоход. Во второй – два. И не типовые, класса «Москва», а побольше и понеобычнее.

Им было – в первую.

Их владелец – веселый и радушный Василий Васильевич Соколов – в свое время помог со стоянкой. Теперь, разобравшись с налоговыми проблемами, собирался поговорить о совместной работе.

Такой подход Береславский ценил и практиковал сам. Помогать хорошим людям и делать из конкурентов партнеров – что может быть правильнее в экономическом смысле? Разве что разорять конкурентов и не иметь друзей. Но подобное мировоззрение запрещала Береславскому его личная религия.

Вообще – она стоила отдельного разговора, так как была весьма удобна в применении, в принципе не сильно отходя от канонических норм. Ну, максимум процентов на сорок, если считать по десяти заповедям. Кроме того, именно Береславскому принадлежала модификация известной фразы «Если нельзя, но очень хочется – то можно». В его исполнении слово «можно» менялось на «нужно» или даже «необходимо».

Ефим с Машей прошли мимо матросика, драившего пристань с тряпкой и шлангом. Пригнулись, минуя натянутые швартовые канаты, и по деревянным сходням-мосткам попали внутрь первого теплохода. Здесь не остановились, Маша уверенно повела дальше. Так же прошли и через вторую «Москву». Их вытянутые пустые носовые холлы вызывали в памяти слово «ангар». Третьим был не «Москва», а переделанный проект 544, «Васисуалий». Здесь их и ждал Соколов, по имени кота которого был назван теплоход.

Широкая улыбка, крепкое рукопожатие – этот человек сразу вызывал симпатию.

Устроились втроем в крошечной каюте на корме суденышка. Оказывается, и такая имелась. Очень удобно – одежду сложить, ценные вещи. Или уединиться с кем-нибудь, максимально привлекательным. «Привлекательной» – сам себя поправил Ефим Аркадьевич, будучи природным латентным гомофобом.

Нет, он никогда не наезжал на меньшинства, в человеческом смысле жалея их и сочувствуя. А уж когда за несчастных бралось государство или крепкие ряженые мужики родом из Средневековья, то тем более не пинал преследуемых. Но так и не смог понять, как можно мужику в здравом уме променять красивую девчонку на… мужика! Ему и подумать об этом страшно было. В Таиланде весь отпуск держал себя в руках именно потому, что боялся нарваться на трансвестита.

Вась Васич угощал их крепким чаем, пока к делу не приступая. Ефим с Машей тоже не торопились. Вообще программа была такая: пароходик на три часа снимала корпоративная компашка, а они тем временем могли спокойно пообщаться.

Правда, у Вась Васича были попутные дела в связи с круизом. Но все равно времени должно было хватить. В том числе и на то, чтобы Маша с Ефимом Аркадьевичем смогли яснее представлять себе будущую работу их однотипного суденышка.

Пока отдыхающие не прибыли на борт, Соколов показал им, как выглядит после переделки проект 544.

Начали с кормовой палубы.

Теоретически она была открыта, но навес и боковые занавески делали пребывание здесь комфортным даже в пасмурную и ветреную погоду. По крайней мере, кальяны не задувало. Ну а открывающиеся по бокам виды компенсировали любые неудобства.