И весь ее джаз… - Гольман Иосиф Абрамович - Страница 30

Впрочем, профессор политику не любил, как и всякое неблагодарное и, в конечном счете, бессмысленное дело.

Просто он сделал для себя некие выводы.

А именно: сражаться он будет прежде всего на стороне своей семьи и своих друзей. Оставаясь в рамках своего понимания чести и порядочности.

Причем в этом понимании красть – ни у государства, ни у частных лиц – было нельзя. А продать контрафактную черную икру – можно.

Лезть в прямой криминал – нельзя. А партнерствовать с бандитом – можно. Использовать насилие ради обогащения – нельзя. А уничтожить врага ради спасения своих близких – можно.

Далее по списку.

И список этот сильно отличался от такого же, но составленного лет двадцать назад.

К сожалению или к счастью – Береславский затруднялся ответить.

Они нагулялись и потихоньку двигались к дому.

Ефим похвастался своими находками, Наталья – своими.

Когда она достала главный чудо-гриб, супруг чуть зубами не заскрежетал:

– Это – мой! Отдай! Это тебе Пупс принес!

– Да бери! – Жена со смехом отдала ему драгоценную находку.

Ефим схватил гриб и даже в корзинку не клал, держал в руке, бросая презрительные взгляды на предателя Пупса.

У задней калитки своего дома заметил человека.

Он явно кого-то ждал.

Наташка тоже заметила, с тревогой посмотрела на мужа. Что-то вокруг нее происходило, непонятное и неприятное одновременно.

Ефим сжал в кармане финку.

Да, двадцать лет назад сложно было предположить, что он способен использовать нож не в домашних целях.

Что ж, какова жизнь, таковы и песни.

Человек обернулся и Береславский узнал недавнего знакомца, Джаму.

Вынул из кармана руку, поздоровался с гостем.

Вошли в дом.

Наталья приготовила крепкий чай и занялась грибами.

Джама с Ефимом устроились в кабинете.

– Я ведь тогда случайно к вам подошел, – сказал Джама. – Услышал музыку.

– По-моему, тебе не только музыка понравилась, – ухмыльнулся Береславский.

– Так сильно заметно было, да? – смутился Джама.

– Прямо как объявление на груди, – подтвердил профессор.

– Ну и хорошо, – вдруг перестал смущаться гость. – Пусть все будет открыто. И у нас с вами тоже.

– Давай открыто, – согласился хозяин. Джама был ему симпатичен, хотя доверие к милиции-полиции у профессора за последние годы тоже сильно поколебалось.

– Я бы вас все равно нашел. Сначала Машеньку, по катеру. А потом вас – Маша сказала, что катером теперь вы занимаетесь.

– Больше она ничего не сказала? – уточнил профессор.

– Вы про икру имеете в виду? – улыбнулся Джама. Улыбка у него была хорошая. – Нет, про икру ничего не сказала.

«Молодец, Машка, – подумал Береславский. – Умеет держать язык за зубами». А вслух спросил:

– Вы хотите мне что-то предложить? Или спросить о чем-то?

– Я не думаю, что вы откровенно мне ответите. Вы же меня пока не знаете.

– Верно, – согласился хозяин.

– Поэтому я только предупредить вас хочу. За икрой еще один гражданин может прийти. А может, приходил уже. – Джама остро взглянул в ничего не выражающие глаза профессора.

– И что? – спокойно спросил Береславский.

– Он очень опасен, – тихо сказал Джама. – Очень. А еще – я его скоро убью.

– А зачем ты мне это рассказываешь? – поинтересовался Ефим.

– Я навел о вас справки. Вы – хороший человек.

– Ты со всеми хорошими людьми делишься преступными планами?

– Он очень опасен, – повторил Джама. – Машенька вас очень уважает. Значит, и я вас уважаю. Не пытайтесь бороться с этим человеком. Я все сделаю сам.

Ефим промолчал.

Тогда Джама спокойно и не торопясь рассказал историю своего посещения друзей-биологов.

Береславский слушал молча, но очень внимательно.

Когда Джама закончил, задал вопрос. Да такой, что поставил молодого человека в тупик.

– Почему, – спросил Береславский, – когда ты стоял у домика, он тебя не застрелил?

– Но ведь егерь стрельнул… – начал было Джама и замолк. Действительно, почему? Ведь между его приездом и выстрелом егеря прошло время, достаточное, чтоб обойму выпустить. – А у вас есть соображения? – наконец спросил он хозяина дома.

– Есть, – сказал Береславский. – Одно-единственное. Он не хотел тебя убивать.

13. Москва. Машка, Джама и культурная жизнь столицы

А у Машки опять пошла светлая полоса.

Может, даже самая светлая за ее почти тридцатилетнюю жизнь.

Стремительно-радостное начало, прерванное было приходом страшного визитера, теперь продолжилось не менее прекрасно.

На момент заключения музыкального контракта с нефтегазовым господином в активе «MASHKA-BAND» имелось всего семь готовых композиций с вокалом: четыре с Машкой и три с Толоконниковой. Еще были две инструментальные вещички, довольно симпатичные. Все это было сделано без малого за год и на полноценную программу явно не тянуло.

Сейчас же, когда забрезжили перспективы, еще шесть вещей сделали за неделю. В том числе – три прикольных дуэта. Но занимались по полной форме, с утра до позднего вечера, благо – репетиционный зал теперь имелся. Даже аппаратуру возить не приходилось. Более того, у запасливого Береславского оказались в собственном владении два монитора для подзвучки инструментов и… малая барабанная установка!

– А это-то вам зачем? – спросила Машка у их счастливого обладателя.

– Не знаю, – честно, хоть и после паузы, ответил профессор. Хотя Ежкова уже могла ответить за него сама. Ведь чтобы знать, что у тебя лежит, на складик надо как минимум заходить. А чтоб рассмотреть содержимое широких, метр в глубину, нижних полок – надо еще и нагибаться.

Порывшись на упомянутом складе – он был в том же здании, что и галерея, – Мария нашла также не новый, но рабочий мультимедийный проектор с дисководом и входом с компа, два «журавлика» – микрофонные стойки, – неработающий маленький микшер, два дебильных караочных микрофона и – о, чудо! – дорогущий отличный «шуровский» вокальный радиомикрофон в родной деревянной коробке! Как говорится – ненадеванный.

– Можно я его возьму? – спросила она Береславского.

– Бери насовсем, – благодушно разрешил он, видно, памятуя о прощенном себе миллионе. Зато не отдал проектор, с которым Ежкова уже напланировала световых задников на концертах. Вот ведь жлоб! Если б Машка не разыскала здоровенный девайс под слоем старых, еще «Беоровских», виниловых плакатов, профессор о нем бы и не узнал.

А тут объяснил, что такая корова нужна самому и он будет с этим проектором смотреть кино на даче.

Кстати, Ежкова познакомилась и с женой галериста, приехавшей помогать ему разбирать картины. То есть жена и разбирала, а сам галерист заперся в кабинете, где, по его словам, работал с документами. А по Машкиным ощущениям – наверняка дрых на своем ядовитого цвета диване.

Жена Наталья присутствовала при ситуации с проектором. Когда муж удалился в кабинет, она тихо пояснила Марии генеральную линию. Ничего, конечно, благоверный никуда и ни к каким стенам привешивать не будет. Дрель он в своих руках отродясь не держал. А просто надо день подождать, чтобы потом забрать спорный предмет туда, куда Машке нужно.

Но обязательно день подождать – это для профессорского рассеянного внимания важный контрольный срок. Потом точно не вспомнит. А если и вспомнит, то кто ж ему по истечении времени даст ответ? Сам виноват, раз забыл увезти.

Мария поначалу застеснялась, однако, встретив веселый Натальин взгляд, поняла, что обрела союзницу в проблемах делового общения с Ефимом Аркадьевичем. Сама-то она, в отличие от Натальи, в глубине души все же побаивалась своего бывшего преподавателя.

От нефтяного господина Машка уже получила аванс – все шестьдесят положенных тысяч сразу. А когда вслух стала говорить гитаристу, чтоб он десятку отвез владельцам концертного звука – это была обычная прокатная практика, арендодатели же выступали и звукорежиссерами, – заказчик пояснил, что у них все свое, стационарно установленное: и звук, и свет, и пульт, и «звукорез» за пультом, который одновременно был также светорежиссером. Музыканты привозят только свои инструменты, и то это не обязательно, имеются гитары, электронный рояль и даже духовые и струнные – контора-то состоятельная.