Черная стрела - Стивенсон Роберт Льюис - Страница 39

– Я в храме! – воскликнул он. – Здесь храм! Сюда, отцы мои! Меня хотят вытащить из

храма...

– Из храма, который ты осквернил убийством, мальчик, – заметил великолепно одетый

рослый человек.

– Где доказательства? – вскричал Дик. – Меня обвиняют в преступлении и не приводят

ни одного доказательства. Да, я домогался руки этой девушки! И она – беру на себя смелость

заявить об этом – благосклонно относилась к моим домогательствам. Ну и что ж? Любить

девушку – не преступление; добиваться ее любви – тоже не преступление. Ни в чем больше я

не виновен.

Дик так отважно заявил о своей невиновности, что кругом раздался одобрительный

шепот. Однако немало было и обвинителей, громко рассказывавших, как нашли его прошлой

ночью в доме сэра Дэниэла, кощунственно переодетого монахом. Среди этой суматохи сэр

Оливер внезапно указал на Лоулесса как на сообщника. Его тоже стащили со скамейки и

усадили рядом с Диком. Страсти с обеих сторон разгорелись, и пока одни тащили пленников

то туда, то сюда, чтобы помочь им убежать, другие ругали их и колотили кулаками. У Дика

шумело в ушах, кружилась голова, точно он попал в бешеный речной водоворот. Но рослому

человеку, который заговорил с Диком, удалось громкими приказаниями добиться тишины и

восстановить порядок.

– Обыщите их, – сказал он, – нет ли у них оружия. Тогда мы узнаем об их намерениях.

У Дика не нашли никакого оружия, кроме кинжала, и это говорило в его пользу, пока

кто-то услужливо не вытащил этот кинжал из ножен; и все увидели, что на нем кровь

Раттера. Приверженцы сэра Дэниэла заорали, но рослый человек повелительным жестом и

властным взглядом заставь их замолчать. Однако, когда дошла очередь до Лоулесса, под его

рубашкой нашли пук стрел, таких же, как те, которыми был убит злополучный жених.

– Ну, что вы теперь скажете? – сурово спросил Дика рослый человек.

– Сэр, – ответил Дик, – я нахожусь под защитой храма. Но по вашей осанке, сэр, я

вижу, что вы человек важный и могущественный; на вашем лице я читаю знаки

справедливости и благочестия. Вам я охотно сдаюсь в плен, не воспользовавшись защитой

этого священного места. Убейте меня своею благородной рукой здесь на месте, но только не

отдавайте во власть этого человека, которого я открыто обвиняю в убийстве моего родного

отца и в незаконном присвоении моих поместий и доходов! Вы своими ушами услышали,

как он угрожал мне пытками еще тогда, когда я не был признан виновным. Вы поступите

неблагородно, если выдадите меня моему заклятому врагу и старому притеснителю. Судите

меня по закону, и если я действительно окажусь виновным, предайте меня милосердной

казни.

– Милорд, – крикнул сэр Дэниэл, – зачем вы слушаете этого волка! Окровавленный

кинжал уличает его во лжи.

– Ваша горячность, добрый рыцарь, – ответил высокий незнакомец, – свидетельствует

против вас.

И вдруг невеста, которая только что пришла в себя, вырвалась из рук тех, кто держал

ее, и бросилась на колени перед рослым человеком.

– Милорд Райзингэм, – вскричала она, – выслушайте меня во имя справедливости!

Меня насильно заточил здесь этот человек, похитив от родных. С тех пор я не видела ни

жалости, ни утешения, никто не поддержал меня, кроме Ричарда Шелтона, которого теперь

обвиняют и хотят погубить. Милорд, он был вчера ночью в доме сэра Дэниэла, он пришел

туда из-за меня; он пришел, услышав мои молитвы, и не замышлял зла. Пока сэр Дэниэл был

добр к нему, он честно бился вместе с ним против «Черной стрелы»; но когда гнусный

опекун стал покушаться на его жизнь и он убежал ночью, спасая душу, из кровавого дома

своего опекуна, куда было ему деваться, ему – беспомощному, ограбленному? И если он

попал в дурное общество, кого следует винить: юношу, с которым поступили несправедливо,

или опекуна, который нарушил долг?

Маленькая леди упала на колени рядом с Джоанной.

– А я, мой добрый лорд и дядя, – сказала она, – я могу засвидетельствовать перед

лицом всех, что эта девушка говорит правду! Я, недостойная, сама провела молодого

человека в дом.

Граф Райзингэм слушал их, не говоря ни слова, и, когда они умолкли, он еще долго

молчал. Потом он подал Джоанне руку, чтобы помочь ей подняться; впрочем, надо заметить,

он не оказал подобной любезности той, которая называла себя его племянницей.

– Сэр Дэниэл, – сказал он, – это в высшей степени запутанное дело; с вашего

позволения, я возьму его на себя, чтобы расследовать и проверить. Итак, будьте довольны:

ваше дело в надежных руках, его решат по справедливости. А сейчас идите немедленно

домой и перевяжите свои раны. Сегодня холодно, и я не хотел бы, чтобы вы простудились.

Он сделал знак рукой; усердные слуги, следившие за каждым его движением, передали

этот знак дальше. Мгновенно снаружи резко завыла фанфара; через открытый портал

стрелки и воины, одетые в цвета лорда Райзингэма, вошли в церковь, взяли Дика и, сомкнув

ряды вокруг пленника, увели его и Лоулесса.

Джоанна протянула обе руки к Дику и крикнула: «Прощай!» А подружка невесты,

нимало не смущенная явным неудовольствием дяди, послала ему поцелуй со словами:

«Мужайтесь, укротитель львов!» И толпа впервые рассмеялась.

Глава V

Граф Райзингэм

Несмотря на то что граф Райзингэм был самым важным вельможей в Шорби, он

скромно обитал в доме одного джентльмена на окраине города. Лишь воины у дверей и

гонцы, то приезжавшие, то уезжавшие, свидетельствовали, что этот дом служил временным

местопребыванием знатного лорда.

Дом был тесен, и поэтому Дика заперли вместе с Лоулессом.

– Вы хорошо говорили, мастер Ричард! – сказал бродяга. – Замечательно хорошо

говорили, и я от души благодарю вас. Здесь мы в отличных руках: нас будут судить

справедливо и, вернее всего, сегодня вечером благопристойно повесят вместе на одном

дереве.

– Ты прав, мой бедный друг, – ответил Дик.

– У нас есть еще одна надежда, – сказал Лоулесс. – Такой человек, как Эллис Дэкуор, –

один на десять тысяч. Он очень любит вас и ради вас самих и ради вашего отца. Зная, что вы

ни в чем не виновны, он перевернет небо и землю, чтобы выручить вас.

– Не думаю, – сказал Дик. – Что он может сделать? У него только горсточка людей!

Увы, если бы эта свадьба была назначена на завтра... да, завтра... встреча перед полуднем...

мне оказали бы помощь, и все пошло бы иначе... А сейчас ничем не поможешь.

– Ладно, – сказал Лоулесс, – вы будете отстаивать свою невиновность, а я – вашу. Это

нисколько не поможет нам, но если меня повесят, так, во всяком случае, не за то, что я дал

мало клятв.

Дик задумался, а старый бродяга свернулся в углу, надвинул свой монашеский

капюшон на лицо и лег спать. Вскоре он громко захрапел; долгая жизнь, полная

приключений и тяжелых лишений, притупила в нем чувство страха.

День уже подходил к концу, когда дверь открылась, и Дика повели вверх по лестнице в

теплую комнату, где граф Райзингэм в раздумье сидел у огня.

Когда пленник вошел, он поднял голову.

– Сэр, – сказал он, – я знал вашего отца. Ваш отец был благородный человек, и это

заставляет меня отнестись к вам снисходительно. Но не могу скрыть, что тяжелые обвинения

тяготеют над вами. Вы водитесь с убийцами и разбойниками; есть совершенно очевидные

доказательства, что вы воевали против короля; вас подозревают в разбойничьем захвате

судна; вас нашли спрятанным и переодетым в доме вашего врага; в тот же вечер был убит

человек...

– Если позволите, милорд, – прервал Дик, – я хочу сразу признаться в том, в чем

виноват. Я убил Раттера, а в доказательство, – сказал он, роясь за пазухой, – вот письмо,