Блуд на крови. Книга первая - Лавров Валентин Викторович - Страница 37

Татьяна рассказала, что она сирота, ее отец-чиновник и мама погибли в прошлом году во время большого пожара на Лиговке. Теперь она живет у тети и служит здесь, в меблированных комнатах.

— А я природный москвич, студент, зовут меня… — начал рассказывать юноша. Но важный господин в пиджаке с золотыми пуговицами строго прикрикнул:

— Молодой человек, не отвлекайтесь! Поставьте мой саквояж в номер.

Юноша вздохнул:

— Простите, поговорим позже. Они разошлись в разные стороны.

ЛЮБОВЬ ДО ГРОБА

Вскоре оба приезжих отправились в город. Татьяна видела, что они вернулись лишь часа в четыре — пропыленные и утомленные. Минут через пятнадцать юноша на мгновение выскочил в коридор, быстро сунул Татьяне в руку какую-то бумажку и вновь поспешил в номер. Девушку поразило, что тут же за юношей в коридор выглянул и важный господин. Он закричал:

— Почему вы все время бегаете? Я вас уволю от должности. Вы что-то сунули горничной? Горничная, что вам передал этот человек?

Татьяна приняла независимый вид:

— Вы ошибаетесь! Мне никто ничего не передавал.

Оба постояльца скрылись в номере. Татьяна слышала, как с обратной стороны щелкнула, задвижка — важный господин закрыл дверь.

Уединившись, она с волнением развернула бумажку. Это оказалась торопливо написанная записка: «Татьяна, простите мою дерзость! Ее может извинить то обстоятельство, что в вашем городе я лишь на короткое время. Мой хозяин не отпускает меня от себя ни на миг. Но он сказал мне, чтобы я купил для его петербургского друга один билет на поезд до Москвы. Хозяин пойдет, по его словам, провожать друга. Стало быть, вечером его не будет дома. Приходите ровно в 9 к Гостиному двору. Стану ждать возле конторы нотариуса. С первого взгляда я полюбил вас до безумства, до гробового исхода. Навеки ваш А.».

Татьяна прижала записку к губам.

Она долго прихорашивалась перед зеркалом. Ровно в девять пришла к Гостиному двору. На душе почему-то было тяжело, словно томили мрачные предчувствия. Она говорила себе: «Отчего я совсем потеряла голову? Ведь я даже не знаю его имени — Алексей, Аристарх, Александр? Уж, во всяком случае, не Авдей — так нашего сторожа зовут».

Увы, юноши не было видно. «Верно, хозяин не пустил! — решила Татьяна. — Ух, вредный! Неспроста у него на щеке клякса — Бог шельму метит».

Потом она успокоилась: «Ничего, встретимся в гостинице, он назначит новое свидание!»

Бедная девушка! Она не ведала, какое испытание ждет ее.

ТРУП БЕЗ ГОЛОВЫ

На следующее утро Татьяна много раз прошлась мимо шестого номера — все было тщетно! Двери оставались закрытыми. Дело шло к полудню.

Тогда она обратилась к портье, строгому старику, ревностно исполнявшему свои обязанности:

— Надо убрать в шестом номере, постояльцы, видно, ушли и ключ взяли с собой…

— Порядок — дело сурьезное. Возьми, Танюша, запасной. — И добавил: — Только я не видел, чтоб гости из шестого нумера выходили.

Татьяна легкими шагами поднялась на второй этаж. Повернула в замке ключ. Дверь открылась. Она шагнула в помещение.

В номере был идеальный порядок. Ни одной вещи постояльцев — удивительно!

— Неужели съехали? — прошептала Татьяна.

Она прошла в спальню юноши. Распахнула дверь и застыла в ужасе. На кровати лежал человек. Лежал он на спине, ровно вытянув вдоль туловища руки. На ногах черным лаком блестели штиблеты — она сразу узнала их. Но на лежавшем был дорогой пиджак с золотыми пуговицами — тот самый, что носил важный господин. И еще: у лежавшего отсутствовала голова.

На ватных, непослушных ногах Татьяна выскочила в коридор, истошно закричала:

— Скорее, сюда! Тут — убийство…

Минут через тридцать в Лештуков переулок вкатился фырчащий автомобиль. Из него вылез со своей бригадой сам Филиппов — начальник Петербургской сыскной полиции. Он был энергичен и удачлив.

БЕЛОЗУБЫЙ ОСКАЛ

Укрепив треногу, фотограф аппаратом Бертельона делал стереометрические снимки трупа. Медик соскабливал темный сгусток крови — для анализа. Сыщики обыскивали помещение. Филиппов, развалившись в кресле, диктовал секретарю текст протокола осмотра места происшествия.

Медик произнес:

— Судя по состоянию трупа, убийство произошло часов 12-14 назад.

— За это время отошли поезда на Москву, Варшаву, Батум, Владивосток… Ищи-свищи! — покачал головой Филиппов. — А может, где поблизости спрятался убийца? Что у вас, Смирнов?

— Вот, два ножа — клинки длиннющие! Лежа ли в сливном бачке. — Маленький, юркий Смирнов выпучил глаз с бельмом.

Вопреки этому дефекту, он видел, кажется, сквозь стены. — И вот, валялась под ванной — мыльница, кажись, серебряная. Вензель на ней — А.

— Прекрасно! А что одежда?

— На пиджаке этикет: «Ателье-люкс мастера Жака. Москва», — пробасил Каллистратов, мужчина гигантского роста с бычьей шеей, поросшей рыжей шерстью. Прежде он был профессиональным борцом в цирке.

— Ищите голову убитого! — строго сказал полковник.

— Все перевернули — нет ее. Ведь это, извините, не тараканья голова — ее легко заметить. Не для того ее отрезали, чтоб нам приятный сюрприз оставить.

— А вы, Смирнов, почему еще здесь? На поезд опоздаете. Срочно — в Москву!

— Не опоздаю, Владимир Гаврилович! — Сыщик покрутил своим уткообразным носом. — Только скажите на милость, не мерещится ли вам, будто паленым мясом тянет? Такой легкий дух, эфирный. А?

Полковник втянул в себя воздух:

— Что-то этакое есть! Поди, с кухни… Портье, любивший острые ощущения и по этой

причине вызвавшийся быть понятым, по-военному четко ответил:

— Никак нет-с! Наша кухня в другом крыле расположившись, и сюды запахи доходить не имеют возможности.

— Тогда откуда запах жареного мяса? Смирнов кивнул на чемодан и большую сумку

с инструментами, которые судебный эксперт поставил к стене, закрыв таким образом от взоров печную заслонку:

— В топку кто заглядывал? — И он, распахнув металлическую дверцу, посмотрел вовнутрь. Затем спокойно, как об обыденном, сказал: — Голова там!

Когда мужественный атлет Каллистратов осторожно извлек из топки голову и положил ее на ломберный столик, даже бывалые сыщики побледнели, а любопытный портье грохнулся без чувств на мягкий ковер, покрывавший пол.

Очевидно, преступник пытался сжечь голову, но безуспешно. Она лишь местами обуглилась, и изрядно обгорели волосы. Голова была варварски обезображена: вырезаны щеки и глазные яблоки, отхвачены ножом уши и губы, так что выглядывали два ряда ровных белых зубов. Кожа со лба была содрана. Уши, свернувшиеся темно-розовыми пельменьками, тоже вытащили из печи.

НЕМНОГО МИСТИКИ

— Под какими фамилиями приезжие записались в книгу постояльцев? — обратился Филиппов к немного очухавшемуся портье.

— Они не записавшись! Господин постоялец сказал: «Потом, потом! Сейчас некогда!» И положил деньги за трое суток — 7 рублей с полтинником.

— Господин полковник! — прогудел Каллистратов. — Девица-горничная желает вам сказать нечто важное.

Полковник увидал миловидную девушку лет восемнадцати с зареванным личиком и толстенной, соломенного цвета косой. Они опустились на угловой диванчик. Татьяна все, что знала, поведала полковнику и дала прочитать записку юноши. И удивленно развела руками:

— Если убит юноша, то почему на нем пиджак постояльца?

— Или наоборот: этот господин перед смертью надел на себя чужие брюки и ботинки? — Филиппов с сочувствием посмотрел на Татьяну. — Это действительно весьма загадочно. Впрочем, вам большое спасибо. И позвольте сфотографировать записку — это пригодится.

Филиппов уже выяснил, что человек был убит спящим на постели. В области сердца зияли две глубокие смертельные раны. Их форма совпадала с клинками ножей, найденных Смирновым.