Колдовское наваждение - Клоу Аннет - Страница 12

Каково же было ее удивление, когда дверь легко открылась. Патриция отдернула руку назад, как будто обожглась. Полковник Дьюмэр опустился на колени и исследовал замок. Ничего не сказав, он указал на царапины вокруг замочной скважины. Патриция быстро прошла мимо полковника в отцовский кабинет и осмотрелась. Замок в кабинете был явно взломан. Во рту у нее пересохло, но, взяв себя в руки, она подошла к ящикам и стала разворачивать чертежи, просматривая их и бросая на пол.

Чертежей торпеды не было. Она медленно повернулась к полковнику — на лице ее было отчаяние и боль.

— Все исчезло! Чертежи и карты! — с горечью сказала она.

Полковник, с самого начала уверенный в своей правоте, получил неоспоримые доказательства.

— У вашего отца находилась карта, на которой была отмечена дислокация кораблей, не так ли? — спросил полковник.

— Да, у отца была эта карта, данная его другом, — ответила она расстроенно.

— Мисс Колдуэлл, — снова обратился к ней полковник, — есть ли у вас какие-то предположения о том, где может быть Феррис?

Она холодно взглянула на него голубыми глазами и ответила:

— Нет, не знаю. Даже не могу представить, куда он сбежал.

— Спасибо, мисс. Я извиняюсь за свое вторжение. А сейчас мне надо уходить, — полковник поклонился и вышел.

Патриция закрыла глаза и прислонилась к стене. Клэй Феррис украл карты и чертежи торпед. Нет — это было даже не его настоящее имя. Мужчина, которого она полюбила, не существует в действительности. Его маску надел холодный лжец, шпион-янки!

Боже! Он ведь лгал! Лгал обо всем! Только теперь она смогла все сопоставить и оценить — его быстрое признание в любви, вопросы, которые он задавал ее отцу о его изобретениях, и его присутствие в доме прошлой ночью. Без сомнения, она увидела его, когда он готовился бежать, уже совершив кражу.

Горячие слезы стыда и отчаяния потекли из ее глаз, когда она вспомнила о том, что говорила и делала прошлой ночью. Боже, какая же она глупая! Как бессовестно он использовал ее любовь и доверчивость! Чтобы она не подняла паники, и он смог убежать! А она еще рассказывала ему все о себе, когда они катались по городу! Да ему были совершенно безразличны все ее интересы. Он стал бы ухаживать за ней, даже если бы она была косая и кривая!

Она зарыдала от безнадежности и беспомощности.

По Новому Орлеану моментально распространились слухи о причастности Клэя Ферриса к взрыву торпед на реке и о его таинственном исчезновении в ту же ночь. Каждый высказывал предположение, что его демонстративное ухаживание за Патрицией Колдуэлл было продиктовано намерением попасть к ним в дом и похитить чертежи и планы.

Патриция выглядела бледной, апатичной, явно не желая обсуждать происшедшее, и все решили, что она влюбилась в Клэя Ферриса!

Прекрасная, гордая мисс Колдуэлл, по которой вздыхала половина мужского населения Нового Орлеана и которая не отдала предпочтения никому из них, влюбилась в шпиона, использовавшего ее для того, чтобы выведать секреты отца! Так рассуждали отвергнутые поклонники Патриции, до сих пор безнадежно вздыхавшие по ней.

Но и молодые леди, которых она затмевала красотой, не отставали в злословии.

Бекки Олдвэй, якобы пришедшая утешить Патрицию, смотрела на нее с таким злорадствующим любопытством, что Патриции очень хотелось выставить ее из дома.

Но самая бурная реакция была у брата Федерико. Услышав все городские сплетни, он вихрем влетел в гостиную, где находилась сестра. Его глаза гневно сверкали.

— Негодяй! Подлец! Изменник! Предатель! — кричал он сердито.

— Но только не своей армии, — улыбнулась Патриция, надеясь шуткой унять гнев Федерико. Ей совсем не хотелось обсуждать с братом то, что вызывало в ней сильное страдание.

— Может, я с тобой и соглашусь, но он все равно подлец, — сказал Федерико. — Поставить тебя в такое положение, сделать твое имя достоянием всех этих сплетников — это непростительно!

— Ну что теперь об этом говорить, Федерико? — ответила Патриция. — Бывают вещи и значительно хуже.

Федерико взглянул на нее и сказал:

— Я предполагал, что он может и не посчитаться с тобой. Так оно и вышло. Неужели ты не видишь этого? Теперь все будут сплетничать, что ты уступила ему. Ты даешь им основание так думать, потому что стала затворницей и перестала бывать в обществе. Знаешь, ты не должна так себя вести. Тебе нужно бывать в обществе и показать им всем, как мало тебя все это затронуло.

У Патриции слезы хлынули из глаз, и она, повернувшись лицом к брату, тихо произнесла:

— Но, Федерико, вся беда в том, что это очень затронуло меня. Видишь ли, я влюбилась в него.

— Не может этого быть! Ты же ведь так мало знаешь его, — сказал он.

Патриция пожала плечами, а Федерико, немного помолчав и подумав, продолжил:

— Ну, даже если и так, ты все равно не должна позволять им знать о твоих чувствах!

— Почему? Что из этого? — спросила она. — И какое мне дело до того, что они думают обо мне? — воскликнула Патриция в сердцах. — Ты сейчас похож на маму. Все, что ее беспокоит, так это «честь семьи», а что касается моих чувств, до этого никому нет дела. Когда она услышала об этом, то тотчас же сказала мне: «Ну, слава богу, что ты не наделала глупостей и не влюбилась в него, как та бедняжка Маккин, влюбившаяся в картежного шулера в прошлом году. Как переживала по этому поводу ее семья. Не думаю, что я смогла бы пережить это». Но, честно говоря, брат, я ничего другого от нашей матушки не ожидала. Но ты, Федерико...

Брат нахмурился. Лицо его было озабоченным. И вдруг Патриция поняла, что он был таким же, как и их мать, как и все в обществе. Имя и репутация для него были важнее всего.

Она вздохнула и вытерла набежавшую слезу. Глупо было бы с ее стороны ожидать от них чего-то другого. Это она была среди них странной, слишком странной, чтобы они могли понять ее.

— Мне очень жаль, Федерико, — сказала она нежным голосом. — И я не хотела бы разговаривать с тобой таким образом. Боюсь, что мои нервы больше не выдержат.

— Конечно, — согласился он и, улыбнувшись, тронул ее за руку. — Тебе нужно немного отдохнуть. Почему бы тебе не подняться к себе и не прилечь?

Патриция послушалась его совета и пошла к себе не потому, что ей захотелось отдохнуть, а потому, что ей хотелось побыть в одиночестве. Никто не понимал ее чувств, кроме, возможно, Полины, которая сама страдала от неразделенной любви. Но даже Полине она ничего не сказала — настолько глубока была ее душевная рана. Ей было слишком горько признаться, что она так легко была обманута шпионом и отдалась ему. Это больно ранило Патрицию и оскорбляло ее самолюбие.

Без сомнения, теперь он бахвалится перед своими друзьями-янки быстрой победой над южной красавицей, которая так доверчиво и легко поддалась на его ухаживания, как падшая женщина. О, как она ненавидела себя и его за обман! Как могла она позволить ему так быстро себя одурачить?