Вишенка. 1 том - де Кок Поль - Страница 15

— Сабреташ, проснитесь, я принесла вам поужинать.

Солдат вскочил с испуганным криком:

— Что, что случилось, показался неприятель?

— Нет, нет, господин Сабреташ, неприятеля нет… Вы не в Африке…

Сабреташ осмотрелся:

— Ах, простите, мое милое дитя, это ваша комната, вы мне дали приют, да я теперь все припоминаю. Дело в том, что я как лег на вашу мягкую постель, так и заснул и выспался отлично.

— Вы не взыскательны!

— Мне снилось, что я еще в Африке, сражаюсь с целым отрядом арабов, в каком-то узком проходе, один, далеко, без всякой помощи. А ведь я был в такой переделке, видите ли, и удалось выбраться… Который час?

— Одиннадцать пробило.

— Значит, я спал три часа?

— Теперь поужинайте, — говоря это, Вишенка вынула из корзинки бутылку вина, хлеб, мясо, сыр и две большие груши.

— Как, все это для меня? — удивился отставной воин, смотря, как Вишенка накрывала на стол.

— Да, для вас, тут лишнего ничего нет, но насытиться можно.

— Да ведь это генеральский ужин, настоящий пир горой, и признаться, я весьма не прочь поужинать. Говорят, что сон изгоняете голод, но я все-таки с аппетитом поем.

— Ну, так садитесь за стол, я посижу с вами, если вам это не будет неприятно.

— Неприятно! Мне кажется, что ваше присутствие не может быть никому неприятным, что меня касается, то я очень счастлив… Ну, черт возьми, за что же вы так добры ко мне?

— Услужить другому всегда так приятно, когда можешь.

— Это, положим, так, но большая часть людей, оказывая услуги, ворчат или, что чаще случается, не оказывают их вовсе. Вы тоже со мной поужинаете?

— Нет, я уже ужинала, я не хочу, но я все-таки посижу с вами.

— И вы увидите молодца, который так же хорошо ведет себя за столом, как и перед неприятельской пушкой.

Сабреташ с большим аппетитом набросился на еду. Вишенка села напротив него. Если бы кто вздумал рассмотреть внимательно лицо молодой девушки, то заметил бы в нем отсутствие той беззаботной, спокойной веселости, которой дышало оно еще так недавно. Можно было легко отгадать, что она была сильно занята чем-то, что сердце ее наполнилось новым чувством.

— Прекрасно, да и к тому же вино, ничего не забыто, настоящий пир, за ваше здоровье, милое дитя!

— Благодарю вас, господин Сабреташ.

— Ваше здоровье, моя крошка, я не знаю вашего имени.

— Зовут меня Вишенкой.

— Вишенка, необыкновенное имя, я его буду помнить.

— Да и ваше имя тоже никогда не встречается.

— Сабреташ моя фамилия.

— Но у меня нет фамилии, нет и родителей.

— Неужели это правда, милая девушка, как же вы лишились родителей? Простите мое любопытство, я спрашиваю это из участия к вам, но если вам неприятно, то перемените разговор.

— Вы меня ничем не обидели, господин Сабреташ, моя история не тайна. Сегодня господин Шатулье рассказал ее всем актерам, и вам, конечно, я могу ее сообщить, если вас это интересует.

— Извините, моя крошечка, за мое участье к вам, ну расскажите же, можно и есть, и слушать одновременно, начинайте.

И Вишенка коротко рассказала Сабреташу историю своей жизни, уже известную читателю. По окончанию рассказа она показала солдату медальон, висевший у нее на шее под платком.

Сабреташ с большим вниманием рассмотрел медальон, бормоча:

— Черт возьми, как подумаешь, что ваша судьба зависит от этой безделушки… Здесь три буквы: С и два Л, не помните ли имя бедной кормилицы, которую бог знает чем окормил ваш негодяй-хозяин.

— Совсем не помню.

— А где она жила, не помните ли этого?

— И этого не помню.

— Понятно, можно ли помнить, когда вы были всего двух лет. И так ваша кормилица ничего не сообщила. Никто не справлялся о вас?

— Никто, никогда.

— И следу даже никакого нет, а бубновую даму с надписью вы бережете?

— Да, берегу, господин Сабреташ.

— Это ваша метрика, правду говоря, не думаю, чтоб она вам на что-либо пригодилась. Не огорчайтесь, вы и без всего прекрасная, умная девушка. Наконец, не вы одни, есть много людей, которые живут на свете, не зная своих родителей. Не печальтесь.

— Я не огорчаюсь.

— Хорошо делаете. За ваше здоровье!.. Какой отличной соус, по совести сказать, дядя Шатулье мастер своего дела. Жаль, что вы не попробовали.

— Мне есть не хочется.

— Ну, вот, Вишенка, и я вам сообщу мысль, которая мне сейчас пришла в голову. Если это не будет правда — скажите мне. Я не проницателен, но я все-таки скажу вам, что у вас есть что-то на душе, вижу по глазам, вы не так беззаботны, веселы, как когда мы с вами встретились впервые, а это еще было так недавно. Вы чем-то озабочены, не я ли причиной этому? Вы дали мне приют, а хозяева, быть может, не довольны этим, пожалуйста, не стесняйтесь, я сейчас же возьму котомку, палку и отправлюсь в путь. Не хочу, чтоб вас за меня бранили.

— Не в том дело, никто не знает, что вы у меня.

— В чем же дело?

— У меня голова кругом идет. Я вам скажу, а вы дадите мне совет. Дело идет о моем будущем.

— О вашем будущем… Это, черт возьми, не шутка!

— Я вам говорила уже, что в нашей гостинице остановились актеры, вы знаете, что это такое актеры, господин Сабреташ?

— Еще бы не знать, я до военной службы был учеником у декоратора в Париже, по праздникам я всегда бывал у отца в Баньони, по будням же мне удавалось иногда бывать в театре.

— Не правда ли, какое приятное занятие актеров, какое удовольствие представлять.

— Не знаю, лучше ли оно других занятий, я только помню, что, когда я жил на квартире на Бастампльской улице, тут же квартировала одна актриса, она готовила себе кушанье сама на жаровне и спала на такой маленькой кроватке, что ей приходилось поджимать ноги. Все это не до-называло ее богатства. Правда, что она была не молода и не хороша собой.

— Ах, если бы вы знали, господин Сабреташ, как те актеры, которые теперь остановились здесь, веселы, любезны! Как веселятся, они кажутся такими счастливыми.

— Но что же вам до всего этого, мое дитя?

— Да то… один из них, молодой человек… очень красивый… предполагает, что я могу иметь успех в театре… он предлагает мне оставить эту гостиницу… поступить в их труппу.

— Ба, да это настоящий вербовщик славных новобранцев, он набирает, но что же, мое дитя, вы ответили ему?

— Я не дала никакого решительного ответа, и сама теперь не знаю, что делать. Но я вам скажу правду… мне очень нравится их занятие: получать аплодисменты, забавлять всех, менять каждую минуту костюмы, то изображать маркизу, то султаншу. О! Это должно быть очень весело.

— Это так, но это лицевая сторона медали, я все вижу перед собой актрису — мою соседку, как она готовит завтрак на жаровне, как она спит в детской кроватке… О! Эта не должна была много веселиться, а между тем она играла в Парижском театре, я не знаю, в таком именно, но говорят, что в провинции актеры еще несчастнее, чем в Париже. Наконец, моя милая Вишенка, вы еще очень молоды, хороши собой… а в театре редкая женщина устоит против соблазна, вы на виду у всех. Лорнируют, потом хотят рассмотреть поближе, некоторые даже станут искать вашего знакомства. А если у вас не окажется призванья, не будет таланта, денег не хватит, вы вынуждены будете добывать средства нечестным путем.

— И так вы не советуете мне быть актрисой?

— Нет, мое дитя, откровенно, истинно я вам этого не советую…

— Но этот молодой человек… господин Анжело, его так зовут, говорит, что я гораздо скорее найду своих родителей, если пойду в Париж, чем сидя в этой гостинице.

— Насчет этого ничего не могу сказать, однако я думаю, если вам суждено будет найти ваших родителей, то вы этим будете обязаны не людям, а Тому, Кто выше людей. Без Его воли никто не может отклониться от предназначенного пути.

— Но если мне предназначено быть актрисой, почему я не сделаюсь ей?

Старый воин почесал себе затылок, пожал плечами и проворчал:

— Я не буду с вами об этом спорить.