Разочарованный странник - Стенвалль Катя - Страница 45

Оказалось, юноша только позавчера переехал в наш дом, поэтому я его никогда и не видела. У меня сердце прямо растаяло, как сливочное мороженое. Суши, конечно, свой пиджак, на здоровье. Не только можно, но и нужно.

Апдейт: Чёрт, этот малолетний фавн в кудряшках не почистил фильтр в сушилке!!! И мне пришлось самой вытаскивать оттуда шерсть его кошки! Лучше бы я его отругала и выгнала мокрой тряпкой, честное слово!

Июль 2008 года

Моя маленькая звёздочка

Я ехала в поезде, а напротив меня сидели две очень старенькие бабушки. Очень-очень старенькие, лет по девяносто. Они обе были элегантно и дорого одеты: в шляпках, перчатках, длинных пальто и туфельках на каблуках. У обеих в руках маленькие сумочки. Из-под шляпок выглядывают светлые завитые кудряшки. Бабушки были весёлые и очень славные, такие трогательные в своих завитушках и красной помаде. Похожи на двух фарфоровых пастушек из серванта моей собственной бабушки. Я обратила внимание на их ноги: несмотря на возраст и неудобную обувь, они были ничуть не опухшими, а совсем наоборот.

Бабушки кушали конфетки с запахом фиалок и улыбались. Не знаю даже, как описать такую улыбку. Ласково и немного мечтательно?

Поезд шёл мимо полей, синеющих цветочками льна, мимо озёр, мимо новых районов с бетонными высотками. Когда мы проезжали новостройки, одна из бабушек удивлённо сказала:

— Ах, Алиса, какой ужас! Посмотри только на эти дома. Неужели это правда? О, неужели кто-то действительно живёт в этих коробках?

Другая бабушка ответила, оживлённо повернувшись к окошку:

— О боже, Лиллемур, какой кошмар! Нет, я не верю. Отказываюсь верить. Этого не может быть.

— Не надо прятаться от правды, Алиса. Так оно и есть на самом деле, и мы ничего с этим не можем поделать. Что же толку прятать голову в песок, как страус? Теперь люди так живут, им так нравится: забираются аж на пятый этаж или даже на седьмой. — конечно, ты права, дорогая. Живут прямо на пятом этаже, как моя племянница. И знаешь что? Она выходит на балкон и ничуть не боится. Мало того, даже детям разрешает! Там, конечно, перила и вообще… но я всё равно очень боюсь!

— Да, Алиса, лично я бы не смогла жить на такой верхотуре. Подумать только, пятый этаж! О, боже мой! Мне бы всё время казалось, что я сейчас упаду и разобьюсь. Можно ведь случайно вывалиться из окна: просто подойти посмотреть, какая сегодня погода, и вдруг!.. О нет, какой кошмар! Особенно если летом стоит жара и окна открыты, то можно ведь не заметить, что нет стекла, и просто упасть.

— Подумай, Лиллемур, какое несчастье жить вот так! Вместе с другими людьми. Ни своего сада, ни своего дома. Делить коридор с какими-то чужаками. Да, я знаю, они, конечно, все очень милые. Я имею в виду соседей моей племянницы, они очень славные. Но всё-таки: какие-то чужие люди… Ходят вокруг, шумят. А ещё бывает так, что они даже друг друга не знают. Им даже всё равно, представляешь? И приходится жить среди них… Как будто до тебя никому нет дела, как будто у тебя нет лица. Как будто тебя вообще нет. Я бы так не смогла, никогда бы не смогла. Я бы, наверное, умерла.

— А знаешь, Алиса, я ведь однажды жила в таком доме. В небоскрёбе! Меня ведь в сорок седьмом родители отправили в Нью-Йорк. Помнишь? А помнишь Джона и Бетти? Аха-ха, ихи-хи! Джон и Бетти! О, это были такие весёлые ребята!

— Да, Лиллемур, я их прекрасно помню! Джон так замечательно играл на рояле! А у Бетти были такие стройные лодыжки, я ей ужасно завидовала!

— Так вот, в Нью-Йорке нет никаких других домов, кроме небоскрёбов, представляешь? И я целых полгода жила на девятнадцатом этаже. И ничуть не боялась! Ну нисколечки! Из моего окна был виден весь город. И небо, и облака. Особенно ночью было красиво, просто море электричества!

— О, Лиллемур, как тебе повезло! Я бы тоже очень хотела увидеть Нью-Йорк!

— Да, там было на что посмотреть. Но я в Америке почему-то всё время плакала. Особенно по вечерам, как стемнеет. Я смотрела из окна на небо и представляла, что я совсем одна в городе. Я думала: где же на небе моя звезда? Почему её не видно? Что мне уготовано в жизни? Что меня ждёт? Вот все говорят, что молодой быть хорошо, а старой плохо. А я вот так не думаю. В молодости было так много вопросов, и все без ответов. Я так плакала, я так ждала. Где же она, моя звёздочка? Почему не подмигнёт мне, не подскажет? А мне бы хоть одним глазком подсмотреть, как оно будет потом, в будущем! Хоть бы мне кто-нибудь полсловечка сказал бы, что всё будет хорошо. Но ведь разве наперёд угадаешь! К тому же звёзд там было не видно из-за электричества…

— Да…. Я вот не была в Нью-Йорке и в небоскрёбах не жила. Но зато из нашего окна по ночам были видны звёзды. Помнишь окошко в моей спальне? Когда наш старый дом ещё не перестроили. Помнишь, мы любили сидеть там на подоконнике без света, когда все думали, что мы спим? Замечательный был подоконник, на нём было так удобно разговаривать. Я частенько стояла у окна и смотрела в небо. А там звёзд целое море, и все такие яркие. У нас ведь тогда не было электричества. И я спрашивала: «Звёздочка, скажи мне, как зовут моего суженого? Ну ты же знаешь! Почему ты не хочешь мне сказав Ведь он уже где-то есть на земле, он где-то ходит, что-то делает и ни разу обо мне не слышал.

А я живу себе, поживаю, мечтаю о нём. Каким он будет? Узнаю ли я его, когда он придёт? Узнает ли он меня? Или мы так ничего и не поймём и разойдёмся, каждый сам по себе? Смогу ли я прочесть в его глазах тот тайный знак, который придуман лишь для нас двоих, или нет? Придёт ли он? Придёт ли он?

И если да, то когда? И как так сделать, чтобы мы друг друга узнали, и не пропустили, и не испугались бы?»

— И что, он пришёл?

Старушка смотрит из вагона поезда на проплывающие мимо острова, обрамлённые тростником. Поезд идёт через озеро. По её лицу расплывается мечтательная улыбка.

— Пришёл, только ненадолго. Он потом умер.

— Алиса, не выдумывай!

— Ты просто не знаешь! Ты тогда была в Америке!

— Я знаю! Ты мне подробно обо всём писала.

И никогда не упоминала ни о каких прекрасных принцах.

— Нет, ты не знаешь! Мы были помолвлены, но он умер, понятно? Он очень меня любил, и я его любила, но он умер до свадьбы!

— Ладно-ладно, я тебе верю. Разумеется, я тебе верю. Конечно, он очень тебя любил. Я, кажется, даже вспомнила: ты мне что-то такое писала… Да-да, теперь я точно помню. А я вот так никого и не встретила.

— Ну и что? Невелика беда, правда? Так даже, может быть, и лучше. Может быть, твоя звёздочка там, в Нью-Йорке, она ничего и не знала, правда? Ты её спрашивала, ты ей верила, и она подмигивала в ответ, словно бы что-то обещала. Но на самом деле она ничего не знала. Она тогда тоже была совсем ещё девчонкой — твоя звёздочка. Она светила тебе, вела куда-то, давала надежду. И была такая блестящая! Но на самом деле она ведь ничего не знала.

Бабульки берутся за руки с такой непосредственностью и сердечностью, как будто им всё ещё по десять лет от роду. И улыбаются так мягко, так ласково, без единого грамма горечи, без иронии, без насмешки над прожитыми годами. Как будто так действительно лучше. Хрупкие и сильные одновременно. Едут по своим старомодным делам в совершенно новом блестящем поезде. Мимо озера, мимо островов, заросших осокой, мимо льняных и рапсовых полей, мимо бетонных небоскрёбов, заселённых иностранцами. И исчезают навсегда: становятся сперва далёкими, потом прозрачными и, наконец, совсем невидимыми.

Июль 2008 года

Страшные истории на ночь

Мы тогда остановились на неделю на хуторе близ Фалуна. Фалун — это столица того округа Швеции, который называется Даларна. От Стокгольма на север два с половиной часа, если ехать на поезде. Мы снимали маленький домик в лесу в двадцати километрах от города. Домик принадлежал пожилым супругам, которые жили неподалёку в двухэтажном особнячке. А близлежащие коттеджи сдавали. Так многие делают. Видимо, раньше это был «господский дом», а вокруг стояли всякие служебные помещения, в которых жили слуги. Или не знаю кто там жил. В наш век, когда слуг не стало, эти постройки решили сдавать туристам. Обычно хозяева публикуют объявление в местной газете или сообщают в турбюро, а там уж знают, что делать.