Хмельницкий. - Ле Иван - Страница 75

Богдан приехал в Субботов неожиданно. Его тотчас пригласили в Чигиринский полк, предложили стать есаулом или полковым писарем. У него голова кругом шла! Чигирин — его обетованная земля! Дом староства, криница с новыми привязями для коней, корыто из вербы — все стоит на том же месте… Казаков в Чигирине стало намного больше. Всюду новые люди, они открыто и смело говорят о «державе», о реестрах, которыми уже начали пугать чигиринцев.

Держава! Совсем новое слово появилось в речи чигиринцев. Они, как родного отца из похода, ждут возвращения посла к московскому царю, которого направил туда святейший киевский митрополит.

— Кроме как к царю, людям некуда больше деваться, спасаясь от католического нашествия и грабежа!.. — говорил один чигиринец на улице, окруженный толпой не только казаков, но и женщин.

И Богдану теперь нетрудно было понять тревогу шляхты, королевских осадников, живущих на украинских землях.

— Очевидно, придется и мне записаться в реестр, коль так настойчиво вписываются в него другие, — подумав, спокойно ответил он на вопрос полковника реестровых казаков.

И все же оттягивал вступление в полк, ссылаясь на семейные дела, на запущенность хозяйства после смерти отца. За время семейной жизни Богдан стал солиднее, возмужал. Он вникал в разные хозяйские мелочи. Сразу же по приезде в Субботов принялся обновлять изгородь. Время от времени наведывался в Переяслав, к своей жене.

И вот после Нового года Богдан снова поехал в Переяслав, чтобы совсем увезти жену домой. Выехал он вместе с казаками, которые сопровождали молодых запорожских полковников Якима Чигиринца и Антона Лазоренко, направлявшихся в Киев.

В окрестностях Киева отряд запорожцев с полковниками связался с казаками, которые жили в селах на вольном положении, ожидая «клича». Достаточно было одного слова полковников, чтобы казаки присоединились к ним и через три дня направились в Киев. Вместе с ними поехал в Киев и Богдан.

— Послание от святейшего отца Борецкого получили мы на Сечи, — сообщил казакам полковник Чигиринец. — Король ксендзов засылает сюда. И даже целый полк жолнеров вместе с ксендзами! С каким упрямством они делают наших людей униатами. Ополячивают, хотят превратить в свое быдло!.. Наших священников постригают в ксендзы…

— Это погибель для нашего народа! Начинают с церквей, а потом и за нас возьмутся…

— Да, погибель. Как иезуитская зараза! Сам папа римский посылает послания на пергаменте. Даже перед смертью не разрешают причащаться православным людям. Как собак должны хоронить, без креста… — объяснял старшина из киевских казаков.

Они снова направили заслуженных казацких полковников в Варшаву, на заседание сейма. В этот раз сам Яцко Острянин возглавил послов. Вместе с ним поехали полковники Илья Федорович и Яцко Гордиенко.

«А как встретят их? Не так ли, как предыдущих?» — задал себе вопрос Богдан, вспомнив упрямство, непримиримость Потоцкого, правой руки и советника коронного гетмана Конецпольского.

И Богдан даже не опомнился, как оказался в бурлящем Киеве. Больше всего здесь было казаков и старшин. Встречались и небольшие группы королевских жолнеров. Богдан не мог объяснить себе, почему его так влекло в Круг боевых казаков. В этот момент он невольно вспоминал, как шепот искусителя, заманчивое предложение Конецпольского, сделанное ему в Каменце. Чем им мешает вера наших людей?..

Он почувствовал, как все больнее ранили его душу тревожные разговоры в казацкой толпе. На Подоле взбунтовались казаки! Среди них часто встречались люди в мещанских кунтушах. У всех глаза горели тревогой и ненавистью. Грозно шумела возбужденная и бескомпромиссная толпа.

— Смотри!.. Не Богдан ли это? — услышал Хмельницкий знакомый, будто испуганный голос. Он вздрогнул, повернул голову, ища взглядом того, кому принадлежал этот желанный голос. Сейчас, когда душа в таком смятении, так нужна поддержка друга!

К нему пробивался сквозь толпу воин в форме старшины королевских войск. Коренастый, с роскошными, холеными усами, туго затянутый ремнем, на котором висела сабля и торчал пистоль.

— Не узнаешь, казаче? Мрозовицкий! — произнес, протягивая обе руки для приветствия. — О, благодарение пречистой, наконец-таки узнал! Здравствуй, брат мой! Слыхал я и не поверил. Сам Конецпольский хвастался знакомством с тобой. Думаю, хвастается… А он уверял меня, что виделся с тобой и после возвращения из плена!.. Вот так встреча, сто чертей ему в глотку!

— Вот здорово, что мы встретились с тобой, дружище!.. Что тут творится, посмотри! Совсем рассудок потеряли правители! Насильно навязывают православной церкви эту проклятую унию, — удивлялся возбужденный Богдан.

— Да плюнь хоть ты на «этот суд нечестивых»! С ума сходят одни, а из-за них делаются безумными и другие. Слыхал, отсекли голову киевскому войту Ходыке!.. А теперь и униатского попа Юзефовича поймали. Пользуются рыцарским правом карать или миловать… — улыбнулся Мрозовицкий.

— Какой ужас! Как ты можешь так спокойно говорить об этом, пан сотник?

— То ли ужас, то ли жалость, сам не пойму!..

— Так, может, следовало бы предотвратить? — заколебался Богдан.

— Не знаю. У меня есть приказ защищать униатов, которых навезли сюда. А это ведь спои… Сам дьявол не защитит этих божьих дураков. Знаешь что: уйдем подальше от греха. Сами образумятся, утопив двух-трех попов. Я сейчас… — И он окликнул жолнера, который встревоженно пробивался к нему: — Что случилось, пан Сава?

— Уже схватили ксендза Юзефовича! Там… к Днепру тащат топить.

— Кто?

— Казаки, уважаемый пан ротмистр, кто же еще. Даже с Сечи прибыли сюда… Понятно, и посполитые, миряне засуетились. Киевского мещанина, какого-то Сазона, тоже под лед сунули в Днепре. А сейчас попа ведут…

— Раз поп, — значит, не ксендз? — засмеялся Мрозовицкий.

— Католичество он принял! Усердно проповедовал его, уважаемый пан, — объяснял жолнер.

Неожиданно хлынувшая толпа отбросила их в сторону Днепра, оттеснив Богдана от Мрозовицкого.

Люди бежали с холма. Они, точно овцы, гонимые невидимым чабаном, кувырком скатывались вниз и вновь образовывали огромную толпу, продвигающуюся к скованному льдом Днепру. Река совсем недавно замерзла, на ней в беспорядке торчали ледяные глыбы. На льду Богдан увидел толпу людей с топорами и пешнями в руках. Готовили прорубь!..

Вдруг раздался нечеловеческий вопль и тут же оборвался, как туго натянутая струна. Богдан увидел страшную картину.

Молодой казак с распахнутой грудью, без шапки, словно только что вырвавшийся из драки, приподнял за волосы человеческую голову, только что отрубленную другим казаком. Сабля взметнулась вверх и опустилась. Перекошенное от злости лицо казака, державшего в руке отрубленную голову, повернулось в сторону Богдана.

— Карпо! — изумленно воскликнул Богдан.

— Что ты сказал, казаче? — спросил Мрозовицкий, с трудом пробиваясь к Богдану.

— Я знаю казака, что держит за волосы казненного священника. Какой надо обладать силой воли?

— Сатанинской силой гнева, хочешь сказать, казаче!

— Да… Народ не прощает!..

14

Молва о киевских событиях быстро распространялась, зажигая сердца людей ненавистью к латинянам. Народ почувствовал, что шляхтичи в тесном единении с католиками готовят еще более тяжелое ярмо для украинского крестьянина. Крестами ксендзов, как раскаленным железом, будут выжигать у людей мечту о свободе.

Богуславские богомолки, узнав, что церковь Пантелеймона-исцелителя закрыли, заголосили и толпой двинулись к ней. Услышав крики, прискакали туда и казаки. В это время из церкви выбежал староста и закричал:

— Мир крещеный! Что же это творится?.. Храм божий опечатывают люциферы, чашу даров Печерской лавры забирают. Спасите мою душу, православные!..

Староста не договорил, его схватили за воротник униаты и потащили в церковь, удаляя от мирян. Но возле церкви появились уже казаки! Они восприняли действия униатов как вызов и стали бить в дверь бревном, принесенным крестьянами. Под ударами бревна церковная дверь раскололась на щепки.