Шпион, выйди вон - ле Карре Джон - Страница 54

Смайли снова умолк на какое-то время.

– Я отбросил к чертям все психологические уловки и хитрые штучки, каким меня в свое время обучали. Можешь себе представить, что мне потом пришлось выслушать от Хозяина. Мой рассказ, однако, здорово позабавил его; он любил, когда ему рассказывали о своих неудачах. Особенно это почему-то относилось ко мне. – Он помолчал и снова вернулся к фактической стороне дела. – Вот так-то. Когда объявили посадку, я поднялся на борт самолета и проделал часть пути вместе с ним: в те дни далеко не все рейсы были беспересадочными. Он ускользал у меня из рук, и я никак не мог удержать его. Я уже оставил всякие уговоры и просто сидел рядом на тот случай, если он все-таки передумает. Но он не передумал.

Он бы скорее сдох, чем уступил мне, чем отрекся от той политической системы, служению которой себя посвятил. Последнее, что осталось у меня в памяти, было лишенное всякого выражения лицо, обрамленное бортовым иллюминатором, провожающее меня взглядом, пока я спускался по трапу. Незадолго до этого к нам присоединилась парочка верзил с типично русскими мордами: они сидели в креслах за нашими спинами, так что оставаться дольше мне не было никакого смысла. Я улетел домой, и Хозяин сказал: «Ну что ж, дай Бог, они его таки шлепнут», – и утешил меня чашкой чая. Ну этой его поганой китайской бурдой, которую он пьет, – лимонный жасмин, или как его там, он все время посылает за ним в бакалейную лавку за углом. Вернее, посылал. Затем он отправил меня без моего согласия в трехмесячный отпуск. «Мне нравится, когда тебя одолевают сомнения, – произнес он. – Это говорит о твоей позиции лучше всяких слов. Только не превращай это занятие в культ, а то станешь ужасным занудой». Это было предупреждение. И я принял его к сведению. Еще он посоветовал мне перестать все время оглядываться на американцев; он уверял, что сам уже давно не удостаивает их такой чести.

Гиллем не отрываясь смотрел на Джорджа в ожидании развязки.

– Ну и какой же вывод из всего этого делаешь – не выдержал наконец Питер, и по тону вопроса можно было понять, что конец всей истории здорово обманул его ожидания. – Неужели Карла и вправду размышлял о том, чтобы остаться?

– Да нет, конечно, теперь-то это ясно как день, – ответил Смайли с презрением. – А я-то распинался перед ним, как последний идиот. Типичный образец мягкотелого западного либерала. Хотя по большому счету, если уж быть идиотом, то лучше таким, как я, чем таким, как он. Я уверен, – повторил он с нажимом, – что ни мои доводы, ни перспектива нависшей над ним опасности по возвращении в Московский Центр ни в коей мере не могли поколебать его. Я полагаю, ту ночь он действительно провел в раздумьях, но все его мысли были направлены на то, как ему переиграть Руднева, когда он вернется домой. И между прочим, месяц спустя Руднева расстреляли. Карла занял его место и с усердием принялся «реанимировать» старую агентуру. Среди них, несомненно, был и Джералд. Смешно представить, но все то время, пока я тогда распинался перед Карлой, он наверняка думал о Джералде. Долго же они потом, я подозреваю, надо мной смеялись. У этого случая было еще одно следствие, – сказал Смайли. – После горького опыта в Сан-Франциско Карла больше никогда не прикасался к радиопередатчику. Он полностью исключил его из своего набора методов. Посольские каналы передачи информации – дело другое. Но оперативным агентам заказано даже близко подходить к рации. А еще у него осталась зажигалка Энн.

– Не Энн, а твоя, – поправил Гиллем.

– Да, да, моя. Конечно, моя. Скажи-ка, – продолжил он после того, как расплатился с официантом и тот ушел, – a Tapp, он что, имел в виду кого-то конкретного, когда сделал это неприятное замечание об Энн?

– Боюсь, что да.

– И этот слух такой же определенный, как и в тот раз? – не унимался Смайли. – Об этом что, уже все знают? Даже Tapp? – Да.

– Ну и что же говорят?

– Что Билл Хейдон был любовником Энн Смайли, – произнес Гиллем и почувствовал, как по телу прокатился озноб. Это было некой защитной реакцией его организма, когда приходилось сообщать плохие новости, как, например; вас раскрыли, вас уволили, вы долго не протянете и тому подобное.

– Ага. Понятно. Да-да. Спасибо. Наступила пауза, неловкая до неприличия.

– Так все-таки: существовала ли, вернее, существует ли госпожа Герстман? – спросил наконецГиллем.

– Карла был женат на девушке из Ленинграда, студентке. Она покончила с собой, когда его отправили в Сибирь.

– Стало быть, он непотопляем, – подытожил Гиллем, – и ни подкупом, ни физическим воздействием его не возьмешь.

Они вернулись в машину.

– Должен заметить, за то, что нам здесь предложили, они многовато взяли, – признался Смайли. – Как ты думаешь, сильно ограбил меня этот официант?

Однако Гиллем не был расположен обсуждать цены скверных забегаловок Англии. Стоило ему сесть за руль, как кошмарные картины прошедшего дня снова закружились перед ним в виде обрывочных, до конца не осознанных угрожающих догадок и подозрений.

– Кто же он все-таки такой – этот источник Мерлин? – спросил он. – Откуда, как не от самих русских, Аллелайн мог получать подобную информацию?

– Ха! Конечно от русских, неужели здесь есть какие-то сомнения?

– Но, черт возьми, если русские заслали Тарра…

– Да ничего подобного. Он так и не воспользовался теми английскими паспортами. Русские просчитались. То, что эта история дошла до Аллелайна, лишнее доказательство того, что Tapp обдурил их. Из всей этой бури в стакане воды нам удалось вынести маленькую, но по-настоящему ценную крупицу информации.

– Но какого же черта Перси имел в виду, когда говорил о том, что можно отравиться этими «гнилыми фруктами»? Он же говорил об Ирине, неужели нет?

– И о Джералде тоже, – согласился Смайли. И снова они ехали в молчании, и вдруг показалось, что их разделяет непреодолимая пропасть.

– Видишь ли, Питер, я ведь пока и сам не докопался до разгадки, – тихо сказал Смайли. – Хотя, думаю, до этого недалеко. Карла вывернул весь Цирк наизнанку – это, по крайней мере, мне понятно, как, впрочем, и тебе. Но остался последний хитроумный узелок, и я никак не могу его распутать. Хотя и не теряю надежды. А если хочешь выслушать мое наставление, то вот оно: Карла не может быть непотопляемым, потому что он фанатик. И в один прекрасный день, если мне удастся этим воспользоваться, эта неумеренность приведет его к краху.

Когда они подъезжали к станции метро «Страт-форд», начался дождь; под навесом столпилась кучка прохожих.

– Питер, я советую тебе относиться к этому проще – прямо с сегодняшнего дня.

– Три месяца без моего согласия?

– Передохни хоть немного.

Закрывая за ним дверцу, Гиллем вдруг ощутил острое желание сказать ему «спокойной ночи» или просто пожелать удачи; он перегнулся через сиденье, опустил стекло и набрал побольше воздуха в легкие. Но Смайли уже исчез.

Гиллем не знал другого человека, который умел бы так быстро растворяться в толпе.

* * *

– Весь остаток этой ночи в мансардном окне комнаты мистера Барраклафа в отеле «Айли» продолжал горсть свет. Непереодетый, небритый Джордж Смайли все еще не разгибаясь сидел за столиком, читая, сравнивая, делая пометки, перекрестные ссылки; все это он проделывал с той же настойчивостью, которая, доведись ему наблюдать за собой со стороны, несомненно, напомнила бы ему о последних днях Хозяина на пятом этаже кембриджского здания Цирка. Перебирая отдельные бумажки, он сверялся с добытыми Гиллемом командировочными листами и больничными бюллетенями за прошедший год и сопоставлял их с датами официальных поездок атташе по культуре Алексея Александровича Полякова: отчеты о его отъездах из Лондона, в частности – в Москву, имелись в МИДе, и представлены они были Отделом специальных операций и иммиграционными властями. Он еще раз сравнил их с датами, когда Мерлин, очевидно, поставлял свою информацию, и, пожалуй, сам толком не зная, зачем он это делает, разделил донесения «Черная магия» на две группы: к одной он отнес те из них, которые явно являлись актуальными на момент их получения Цирком, и те, которые могли быть придержаны месяц-другой самим Мерлином или его хозяевами, для того чтобы поток информации шел равномернее. Сюда относились разного рода аналитические заметки, подробные характеристики видных членов руководства, обрывки кремлевских сплетен, которые можно насобирать в любое время и приберечь, что называется, «на черный День». Выписав в отдельный список «горячие» донесения, Смайли составил отдельную колонку из дат их поступления, а остальные вычеркнул совсем.