Нина Сагайдак - Мищенко Дмитрий Алексеевич - Страница 23

Может, и надо было пообещать Жоре, что она придет на именины Сережи? А теперь сослалась бы на плохую погоду, вот и все, никто не был бы в обиде. А так сиди и думай, что сделает Жора, разобидевшись на нее.

Чтобы избавиться от беспокойных мыслей, посеянных Павловским, Нина достает дневник, который прячет обычно за портретом отца, и перечитывает последние записи. Потом берет ручку, обмакивает перо в чернильницу и задумывается. Надо бы так писать, чтобы написанное было понятно ей одной…

И вдруг кто-то постучал в окно, близ которого она сидела. Девушка отшатнулась, быстро спрятала дневник, прислушалась. А может, ей показалось? Может, это ветка ударилась о стекло.

Но стук повторился. За окном послышался чей-то голос.

— Кто там? — спросила она, приоткрыв ставню и вглядываясь в темноту.

— Это я, Нина, открой.

— Кто я?

— Дядя Василий.

Неужели… неужели Анапрейчик? Кажется, это действительно его голос.

— Идите к дверям, — торопливо ответила девушка, — я сейчас открою.

В сенях она снова спросила:

— Это вы, дядя Вася?

На этот раз она явственно услышала голос Анапрейчика:

— Да я же, девонька. Не узнаешь, что ли?

— Здравствуйте, здравствуйте, дядя Вася! Заходите, раздевайтесь, — радостно отозвалась Нина, открывая дверь.

— Я ненадолго, — шепнул он в сенях. — Сделай так, чтобы меня никто не видел.

Нина сразу осеклась и молча показала на свою комнату.

Когда они оба тихонько вошли туда, девушка осторожно прикрыла за собой двери.

— Ну как, теперь ты меня узнала? — улыбнулся Анапрейчик.

— Да я и по голосу сразу узнала. Раздевайтесь же… Вы, наверно, промокли.

— Нет, не промок. На мне плащ был. Я оставил его в сенях. А вот грязь с сапог почистить не мешает. Принеси какую-нибудь тряпицу.

Когда он почистил сапоги и уселся на стул возле печки, Нина нетерпеливо спросила:

— Дядя Вася, вы что, прямо из Киева?

— Нет, девонька, из лесу. А почему ты думаешь, что из Киева?

— Когда вы исчезли из города, здесь говорили, что уехали в Киев, к семье.

— А-а, ну и хорошо, что говорили. Не уезжал я в Киев, а ушел к партизанам… У меня к тебе важное и срочное дело.

Нина посмотрела на него с радостным изумлением:

— Значит, партизаны недалеко от нас?

— А почему им быть далеко? Лесов, что ли, мало вокруг Щорса?

— Но говорили, что партизаны аж в Клетнянских лесах.

— Вот как! Выходит, говорил человек осведомленный. Там и вправду есть партизаны. Но они не только там, а и много ближе к городу. Мы переживаем теперь большие трудности из-за нарушения связи. Я должен выяснить, что здесь произошло, и обеспечить выполнение одного боевого задания. Давай начнем по порядку. Рассказывай, что у вас тут…

— Невеселые у нас дела, дядя Вася. Недавно фашисты расстреляли наших людей. Когда они сидели в тюрьме, мы надеялись, что, может быть, партизаны освободят…

— Кого именно расстреляли?

— Марусю Рассолову, Володю Кухаренко, Усиков, сторожа кладбища Яблунского и его жену, еще некоторых коммунистов, остававшихся в городе.

— А Ольга Осиповна…

— Да, и ее. Разве тот партизан, которому она помогла бежать из госпиталя, не рассказал вам об этом?

— Мы его не видели, — тихо ответил Анапрейчик. — Нас тут только подрывная группа. На месте не сидим. Расскажи-ка мне подробно обо всем этом деле.

Когда девушка закончила, Анапрейчик задумался. Нина тоже молчала.

— Выходит, большие потери вы понесли… Мы разное предполагали, а такого не ждали все-таки. Время, видишь, какое. Борьба идет жестокая. Но мы все равно победим. Ничто нас не сломит. Слушай, а Мария приходила к тебе?

— Марию еще раньше схватили в Городне.

Снова воцарилась тишина.

— А почему молчит рация? — спросил Анапрейчик. — Есть она или нет?

— Нет, ее запеленговали немцы. А люди, которые на ней работали, живыми не дались.

— Так вот почему прекратилась связь, — тихо, словно про себя, проговорил Анапрейчик.

Нина молча глядела на колеблющийся огонек коптилки.

— Ну, а ты что делаешь? — поднял голову Анапрейчик. — Все танцуешь? — Он попытался улыбнуться, но вышло это как-то неловко, и Нина никак не могла определить по его голосу и по выражению лица, смеется он над ней или в самом деле интересуется этим. — Почему ты молчишь? — снова заговорил Анапрейчик. — Танцуешь, спрашиваю, или, может, испугалась и все бросила?

— Да нет. Танцую. Ненавижу и танцую. — Лицо девушки вспыхнуло, глаза гневно блеснули.

— Ну, значит, молодец. Танцы твои нужны нам.

— Я что-то не вижу в этом большой необходимости.

— Нет, нет, не говори так. Мы тут задумали одно серьезное дело. Ты с кем поддерживаешь связь в клубе?

— С Володей Янченко.

— Вот и хорошо. Скажи Янченко, что я приходил и передал приказ командира подрывной группы. Щорское подполье должно помочь нам взорвать железнодорожный мост через речку Снов…

Нина стремительно поднялась со стула:

— А как помочь? Что надо сделать?

Анапрейчик положил ей руку на плечо:

— Садись. Давай поспокойнее. Там в сенях я оставил мешок. В нем всякое нужное хозяйство: тол и прочее. Надо это припрятать на пару дней. Можно закопать в сарае под дровами. Это раз. Завтра повидаешь Янченко. Хорошо, если той же ночью он заберет мешок и передаст его старшему товарищу. Он выделит подрывников в помощь партизанам. Скажи, что нужно два человека, которые могут заминировать восточную сторону моста. В субботу необходимо дать большой интересный концерт, который привлечет побольше немецких офицеров. Пока они опомнятся, организуют помощь охране, мы сделаем свое дело. Поняла?

— А разве программу нашего концерта будет рекламировать Янченко?

— Нет, зачем же! Он знает, кому нужно сказать об этом.

— А может быть… мне самой передать все старшему товарищу?

— Нет, не нужно…

Анапрейчик заметил тень недовольства, мелькнувшую на лице девушки.

— Я что-то не так сказал, Нина?

— Да нет, почему же…

— Но ты, я вижу, чем-то недовольна.

— Мне кажется, — смущенно ответила Нина, — что вы доверяете мне меньше, чем Янченко.

Анапрейчик улыбнулся:

— Дивчина моя пригожая! Разве это недоверие? У нас так заведено. Каждый должен знать одного-двух человек, не больше. И Янченко знает не больше, чем ты. Так что обижаться не на что. Договорились?

Неслышно ступая, они прошли в сени. Анапрейчик поднял мешок и вместе с Ниной вышел во двор. Они оглянулись. Кругом ни души. Анапрейчик вошел в сарай, взял лопату, быстро выкопал яму, аккуратно положил в нее мешок, засыпал землей и сверху наложил дров.

— Ну, вот и все. А теперь я пойду. — Он протянул ей руку. — Будь здорова, Ниночка, и желаю тебе всяческих успехов.

— Разве вы уже уходите?

— А как же, я не могу задерживаться. До утра надо быть в лесу.

— Да вы небось устали, дядя Вася… Может, отдохнете немного? Ведь ночь-то какая темная… Дождь льет как из ведра…

— Не беда. Будет день, будет и солнце. А будет солнце — отогреемся и отдохнем. Ты скажи Янченко: пусть не обижается, что я не зашел к нему. Сюда, через кладбище, мне удобнее и безопаснее было пробраться, а к нему надо идти в район железнодорожной станции, а там и немцев и полицаев полно… Ну, бывай здорова.

VII

В ту памятную ночь Нина не пошла домой после концерта. Впрочем, в клубе остались все артисты и директор Чернов. Во время второго отделения все вдруг услышали недалекий гул взрыва. Немцы повскакивали с места и бросились к выходу. Концерт прервался. Артисты сбились за кулисами в комнатушке директора. Все боялись выйти на улицу. Время тревожное, а тут вдобавок что-то случилось. Патруль может схватить любого в суматохе, и попробуй докажи тогда, что ты не партизан. Одни прикорнули на диванчике, другие просто сидели ждали рассвета, временами подходили к окну, беспокойно вглядываясь в ночную тьму.