Остров тридцати гробов - Леблан Морис - Страница 25

Тот Божий Камень — он дарует жизнь иль смерть.

Что такое этот Божий Камень? Предание утверждает, что он волшебный, и, по мнению господина д'Эржемона, это верование восходит к более отдаленным эпохам. На Сареке люди во все времена верили в существование камня, способного совершать чудеса. В средние века сюда приводили детей со всякими недугами и заставляли сутками пролеживать над этим камнем, после чего те становились крепкими и здоровыми. К этому же средству не без успеха прибегали и женщины, страдавшие бесплодием, и старики, и калеки, и разные уроды. Однако место паломничества менялось, так как камень, согласно той же легенде, перемещался, а по утверждениям некоторых, и вовсе исчез. В восемнадцатом веке таким местом был Дольмен Фей, на который иногда даже укладывали золотушных детей.

— Но у камня, — перебила Вероника, — должны быть и вредные свойства: он ведь дарует не только жизнь, но и смерть?

— Есть, если к нему прикоснуться без ведома тех, кому поручено его хранить и чтить. Но здесь все запутывается еще больше, поскольку в дело вступают слухи о каком-то драгоценном камне, о каком-то фантастическом украшении, которое может полыхнуть огнем, обжечь того, кто его носит, и подвергнуть его адским мукам.

— По словам Онорины, именно это и произошло с Магенноком, — заметила Вероника.

— Да, — ответил Стефан, — но тут мы уже вступаем в современность. До этих пор я рассказывал вам о прошлом из сказок, о двух легендах, о пророчестве и о Божьем Камне. Происшествие с Магенноком открывает современный период этой истории, который, впрочем, не менее темен, чем древний. Что случилось с Магенноком? Этого мы никогда не узнаем. Когда это произошло, он уже с неделю держался особняком, был мрачен, ничего не делал, как вдруг однажды утром ворвался в кабинет господина д'Эржемона с ревом: «Я до него дотронулся! Я погиб! Я до него дотронулся! Я взял его в руку! Он жег меня, как огонь, но я не отпускал. Теперь он гложет мне кости. Это ад, ад!»

Он показал нам ладонь, которая была изуродована, словно ее разъедал рак. Мы хотели ему как-то помочь, но он совершенно обезумел и лишь бормотал: «Первая жертва — я. Огонь скоро дойдет до сердца. А после меня будут другие…»

В тот же вечер он отрубил себе кисть ударом топора. А через неделю, посеяв на Сареке страх, уехал.

— Куда же?

— На богомолье, к одной часовне близ Фауэта, это недалеко от места, где вы нашли его мертвым.

— Как вы думаете, кто его убил?

— Один из тех людей, что передают друг другу сообщения посредством условных знаков, помещаемых на дороге, один из тех людей, что прячутся здесь в подземелье, преследуя неизвестную мне цель.

— Значит, это они напали на вас с Франсуа?

— Да, а потом, воспользовавшись снятой с нас одеждой, выдали себя за нас.

— Зачем им это было нужно?

— Чтобы проще проникнуть в Монастырь, а в случае неудачи сбить с толку преследователей.

— А сидя здесь, вы никого из них не видели?

— Я лишь мельком видел силуэт женщины. Она приходила ночью. Приносила еду и питье, развязывала руки, немного ослабляла путы на ногах, а часа через два возвращалась.

— Она с вами разговаривала?

— Один раз, в первую ночь, она тихо сказала, что если я стану кричать, звать на помощь или попытаюсь сбежать, то за это заплатит Франсуа.

— А когда они на вас напали, вам никого не удалось разглядеть?

— Нет. Франсуа — тоже.

— Ничто не предвещало возможного нападения?

— Ничто. В то утро господин д'Эржемон получил два важных письма, которые касались изучаемых им легенд и фактов. В одном из них, написанном старым бретонским дворянином, известным своими роялистскими симпатиями, содержался занятный документ, найденный им в бумагах прадеда: план подземелий, в которых скрывались когда-то на Сареке шуаны[4]. По-видимому, это и были жилища друидов, упоминаемые в легенде. На плане был показан вход с Черных Песков и два этажа, каждый из которых заканчивался пыточной камерой. Мы с Франсуа отправились на разведку, а на обратном пути на нас напали.

— И вы больше ничего не обнаружили?

— Ничего.

— Но Франсуа говорил, что ждет откуда-то помощи, от какого-то человека, предложившего свое содействие?

— Да это сущее ребячество, выдумка Франсуа, толчком к которой послужило второе письмо, полученное в то утро господином д'Эржемоном.

— О чем же там шла речь?

Стефан помедлил с ответом. По каким-то признакам он решил, что из-за двери кто-то на них смотрит. Однако, подойдя к глазку, никого в коридоре не увидел.

— Если кто-то собирается нас спасти, — заметил он, — то пускай поспешит. Они могут прийти сюда в любую минуту.

— Стало быть, мы и в самом деле можем ждать помощи?

— О, не следует придавать этому большого значения, — ответил Стефан, — но дело это довольно занятное. Вам известно, что на Сарек неоднократно приезжали всякие офицеры и уполномоченные, которым поручалось изучить окрестности острова на предмет возможности размещения здесь баз для субмарин. Последним из них был специальный уполномоченный из Парижа, капитан Патрис Бельваль, инвалид войны. Он познакомился с господином д'Эржемоном, который рассказал ему сарекскую легенду и поведал об опасениях, начавших нас тревожить. Это случилось на следующий день после отъезда Магеннока. Рассказ господина д'Эржемона так заинтересовал капитана Бельваля, что он пообещал поговорить об этом с одним из своих парижских друзей, то ли испанским, то ли португальским дворянином — доном Луисом Перенной, человеком, по всей видимости, необыкновенным, способным распутать самую сложную загадку и довести до победного конца самое безрассудное предприятие.

Через несколько дней после того, как капитан Бельваль уехал, господин д'Эржемон и получил от дона Луиса Перенны письмо, о котором я уже говорил. Но, к сожалению, он прочитал нам лишь его начало:

«Сударь, я считаю происшествие с Магенноком весьма серьезным и прошу вас в случае новой, пусть даже незначительной, тревоги телеграфировать Патрису Бельвалю. Если я правильно расцениваю некоторые признаки, вы находитесь на краю пропасти. Вы даже можете упасть в нее, чего вам бояться не следует, если я буду предупрежден вовремя. Начиная с этой минуты я отвечаю за все, что бы ни случилось, даже если вам покажется, что все пропало, и даже если так оно и будет.

Что же касается загадки Божьего Камня, то она просто детская, и я весьма удивлен тому, что, имея столько данных, сколько вы сообщили Бельвалю, вы могли хоть на секунду счесть ее неразрешимой. Вот в нескольких словах объяснение загадки, которая озадачивала столько поколений…»

— А дальше? — с жадным любопытством спросила Вероника.

— Как я уже сказал, господин д'Эржемон письмо нам не дочитал. Пробежав его глазами до конца, он с изумленным видом пробормотал: «Неужели? Ну да, ну да, все верно… Это поразительно!» На наши же вопросы он ответил: «Я все расскажу вам сегодня вечером, дети мои, после вашего возвращения с Черных Песков. Знайте только, что этот человек — а он действительно человек необыкновенный, иначе не скажешь, — без обиняков и дальнейших расспросов открыл мне секрет Божьего Камня и точное место, где он находится, причем сделал это столь логично, что никаких сомнений просто не может быть».

— А вечером?

— Вечером нас с Франсуа похитили, а господин д'Эржемон был убит.

Вероника задумалась.

— Кто знает, — проронила она через несколько секунд, — быть может, они хотели завладеть этим важным письмом? Мне кажется, похищение Божьего Камня — единственная причина, какой можно объяснить козни, жертвами которых мы стали.

— Я тоже так думаю, однако господин д'Эржемон по совету дона Луиса Перенны порвал письмо у нас на глазах.

— Выходит, что этого самого дона Луиса Перенну никто так и не предупредил?

4

Контрреволюционные мятежники, действовавшие на северо-западе Франции в 1792 — 1803 гг.