Урсула Мируэ - де Бальзак Оноре - Страница 14

14

В начале того года, когда Урсуле исполнилось пятнадцать лет, покой гонителя месмеристов смутило следующее письмо:

«Старый товарищ!

Всякая дружба, даже утраченная, дает права, не теряющие силу за давностью лет. Я знаю, что вы еще живы, и лучше, чем нашу вражду, помню счастливые дни в берлоге на улице Святого Юлиана Христарадника. Перед тем как покинуть этот мир, я непременно хочу доказать вам, что магнетизм рано или поздно будет признан одной из главных наук — если, конечно, науке не суждено быть единой и неделимой. Я располагаю неопровержимыми доказательствами, способными истребить ваше неверие. Быть может, вашему любопытству я буду обязан счастьем еще раз пожать вашу руку, как пожимал ее до появления Месмера.

Всегда ваш Бувар».

Взвившись, словно лев от укуса слепня, противник месмеризма без промедления выехал в Париж и оставил свою карточку у старика Бувара, жившего на улице Феру, возле собора Святого Сульпиция. Бувар прислал ему в гостиницу записку: «Завтра в девять, на улице Сент-Оноре, против церкви Успения Богоматери». Миноре, к которому возвратилась молодость, не мог заснуть. Он отправился к знакомым врачам, чтобы выяснить, не перевернулся ли мир, не прекратила ли свое существование Медицинская школа и на месте ли четыре факультета[104]. Старые знакомые успокоили его, заверив, что древний дух сопротивления не угас, но академики сменили оружие и, прибегая вместо травли к насмешкам, ставят явления магнетизма на одну доску с трюками Комуса[105], Конта[106] и Боско[107], с фиглярством, фокусами и так называемой занимательной физикой. Эти речи не помешали старому Миноре пойти на свидание со старым Буваром. После сорока четырех лет вражды противники встретились на улице Сент-Оноре. Французы — люди слишком легкомысленные, чтобы быть способными на долгую ненависть. К тому же в столице Франции политическая, литературная и научная деятельность столь обширна и многообразна, что всякий может отыскать себе здесь поприще и царить на нем в свое удовольствие. Ненависть отнимает много сил, и тот, кто не ищет примирения, непременно обзаводится единомышленниками. Поэтому о своей розни помнят лишь целые сословия. Робеспьер и Дантон обнялись бы по прошествии сорока четырех лет, что же до наших врачей, то ни один из них не подал другому руки, Бувар первым нарушил молчание:

— Ты выглядишь великолепно!

— Да, я чувствую себя неплохо, а как ты? — ответил Миноре, раз уж лед был сломан.

— Как видишь.

— Неужели магнетизм не помогает избежать смерти? — беззлобно пошутил Миноре.

— Нет, порой он ее даже приближает.

— Так ты не богат? — спросил Миноре.

— С какой стати?

— А я вот богат!

— Меня интересуют не твои деньги, а твои убеждения. Пойдем, — сказал Бувар.

— Упрямец! — воскликнул Миноре.

Месмерист повел скептика по довольно темной лестнице; со всевозможными предосторожностями они поднялись на пятый этаж.

В эту пору в Париже заявил о себе необыкновенный человек[108], которому Господь даровал необъятное могущество и магнетические способности во всем их многообразии. Как некогда спаситель рода человеческого, великий незнакомец, здравствующий и поныне, мгновенно и окончательно излечивал на расстоянии самые тяжкие, самые застарелые недуги; более того, он в мгновение ока смирял самую непокорную волю и превращал обычных людей в сомнамбул. Лицо незнакомца, который утверждает, что подчиняется одному лишь Господу и, подобно Сведенборгу, сообщается с ангелами, являет собой сгусток энергии и выражает безграничную, львиную мощь. Причудливые, неправильные черты этого лица страшны и грозны; голос, исходящий из недр существа незнакомца, словно пропитан магнетическими флюидами; он проникает в слушающего через все поры. Излечив тысячи больных и не получив признания в обществе, незнакомец удалился от света и добровольно обрек себя на безвестность и полное одиночество. Его всемогущая длань, которая возвращала умирающих дочерей матерям, отцов рыдающим детям, обожаемых любовниц упоенным страстью любовникам, которая исцеляла больных, приговоренных врачами к смерти, и облегчала последние часы жизни тем, кого уже невозможно было спасти, длань, благодаря которой в синагогах, католических храмах и протестантских кирхах служители разных культов, сплоченные одним чудом, служили благодарственные молебны единому Богу, — эта верховная длань, излучавшая свет жизни, который слепил закрытые глаза сомнамбул, не поднялась бы ныне даже для того, чтобы возвратить королеве наследного принца. Укрывшись воспоминаниями о своих благодеяниях, словно светозарным саваном, он покинул дольний мир ради мира горнего. Но на заре своего царствования, едва ли не удивляясь собственному всесилию, человек этот, столь же бескорыстный, сколь и могущественный, позволял иным любознательным людям быть свидетелями его чудес. Вести о его славе, которая некогда была огромной и, быть может, завтра вновь сделается таковой, достигли ушей престарелого доктора Бувара. Гонимый месмерист узрел самые блистательные свершения той науки, которую берег в своем сердце, как сокровище. Несчастья Бувара тронули сердце великого незнакомца и расположили его к старцу. Поэтому, поднимаясь по лестнице, Бувар слушал шутки своего давнего противника с лукавой улыбкой. На все колкости он отвечал только одно: «Посмотрим! Посмотрим!» и легонько покачивал головой, как человек, уверенный в своей правоте.

Квартира, куда попали двое врачей, была более чем скромной. Бувар ненадолго зашел в спальню, смежную с гостиной, оставив Миноре в одиночестве и тем усилив его недоверие. Однако очень скоро Бувар вернулся и пригласил старого друга в соседнюю комнату, где их ожидали таинственный последователь Сведенборга и сидевшая в кресле женщина. Она не шелохнулась и, кажется, даже не заметила вошедших.

— А где же чаны? — с улыбкой спросил Миноре.

— Нам не нужно ничего, кроме Господней воли, — серьезно ответил последователь Сведенборга. На вид ему было лет пятьдесят.

Мужчины сели, и незнакомец начал беседу. К великому удивлению старого Миноре, хозяин дома заговорил о погоде. Затем он расспросил гостя о его научных взглядах; очевидно было, что он тянет время, чтобы получше узнать доктора.

— Вы пришли сюда из чистого любопытства, сударь, — произнес он, наконец. — Я не имею привычки торговать силой, которая, по моему убеждению, дана мне от Бога; воспользуйся я ею в целях дурных или легкомысленных, я, вероятно, лишился бы ее. Однако, по словам господина Бувара, дело идет о том, чтобы просветить добросовестного ученого и убедить его отказаться от взглядов, противоположных нашим, — поэтому я удовлетворю ваше любопытство. Женщина, которую вы видите, — он указал на незнакомку, сидевшую в кресле, — спит сомнамбулическим сном. Судя по рассказам и поведению всех сомнамбул, состояние это служит для них источником блаженства, ибо внутреннее их существо, освободившись от всех препон, какие ставит перед ним видимая природа, пребывает в мире, который мы ошибочно именуем невидимым. Зрение и слух в этом состоянии гораздо острее, чем при так называемом бодрствовании, и, быть может, обходятся без помощи глаз и ушей, являющихся всего лишь ножнами для светоносных мечей, что зовутся зрением и слухом! Для человека, спящего сомнамбулическим сном, не существует ни расстояний, ни препятствий; он преодолевает их с помощью жизненной силы, для которой наше тело — сосуд, точка опоры, оболочка. Для этих недавно открытых явлений еще не придуманы названия, ибо слова «невесомый», «неосязаемый», «невидимый» неприложимы к тем флюидам, о существовании которых свидетельствует магнетизм. Свет обладает весом, ибо он рождает тепло, а при нагревании тела расширяются; что же до осязания, то электричество более чем осязаемо. Мы осудили явления вместо того, чтобы осудить несовершенство наших орудий познания.

вернуться

104

Четыре факультета — во французских университетах в XVIII в. было четыре факультета: богословский, правоведческий, медицинский и философский.

вернуться

105

Комус (?—1820) — прозвище французского фокусника, специализировавшегося на трюках из области занимательной физики.

вернуться

106

Конт Луи Кристиан Эмманюэль Аполлинер (1788—1859) — французский чревовещатель и фокусник.

вернуться

107

Боско Бартоломео (1793—1862) — французский фокусник итальянского происхождения.

вернуться

108

...необыкновенный человек... — Прототип этого персонажа — Луи Шамбеллан (1779—1852), с которым Бальзак был лично знаком (26 или 27 августа 1832 г. он писал матери о «Луи Ламбере»: «Это затмит господина Шамбеллана, а с ним и всех прочих поклонников Сведенборга» — Переписка. Т.2. Р.100). Бальзак точно воспроизводит детали его биографии и облика.