Раны чести - Ричес Энтони - Страница 16

Руфий позволил себе немного возмутиться:

— Да, если речь о том, что он защищал наши жизни, рискуя собственной; счел нас невинными путниками, на которых напали грабители. Но он не нападал на беззащитных кавалеристов. На этих людях не было формы и значков, и они атаковали нас без малейшего колебания. Ваш превосходный оптион спас нас обоих.

Эквиний смотрел прямо на отставного офицера, его лицо окаменело.

— Согласно полученным мной докладам, на теле декуриона обнаружены следы пыток. Некто использовал кинжал, чтобы причинить ему сильную боль, пока тот умирал в ловушке, придавленный своей лошадью. Астурийцы принесли на алтаре Марса клятву кровной мести. Полагаю, об этом вы ничего не знаете?

Руфий пожал плечами, выражение его лица не изменилось.

— Префект, я могу предположить, что там были и другие разбойники. Возможно, они отчаялись получить деньги декуриона? Он допустил ошибку, когда не надел форму, и, не отличимый от обычного путника, заплатил за нее дорогой ценой.

Префект недоверчиво посмотрел на него и отвернулся.

— Хмм… И Дубн привел его сюда.

— Только вследствие принесенного мной письма легата Солемна. Я оказываю ему некоторые незначительные услуги…

Префект развернулся к Руфию и заговорил ему на ухо так тихо, что Марк едва различал злость в его голосе:

— Мне известно, Тиберий Руфий, о каких незначительных услугах идет речь. Оценка степени готовности подразделений, расквартированных у Вала, и доклады Северному командованию о ситуации на границах. Не думайте, что по эту сторону Вала все настолько простодушны и до сих пор принимают вас за торговца. Вам следует опасаться, что ваша тайна может достичь не тех ушей по другую сторону.

Префект отошел к распахнутому окну, его волосы трепал свежий ветерок.

— Хорошо, я приму такую версию этих трагических событий, хотя не доверяю ни единому сказанному слову. И, кроме того, постараюсь исполнить просьбу Гая Калидия Солемна, поскольку доверяю его суждению и до сих пор в большом долгу перед ним. Что же касается присланных им денег… Я потрачу их на приличное снаряжение для моих людей, если только у этих неумех из Шумной Лощины осталось на складах хоть что-то приличное. Правда, не знаю, как я объясню свою платежеспособность…

Он уселся за стол и, снова теребя бороду, погрузился в размышления. Руфий повернул голову, подавая Марку еще один знак по-прежнему хранить молчание. Наконец префект заговорил, пристально глядя Марку в глаза:

— Полагаю, ты образованный юноша?

— Да, префект.

— И, полагаю, ты почти или совсем не говоришь на местном языке?

— Очень мало.

— Каким оружием тебя учили пользоваться?

— Десять лет обучения мечу и общим воинским умениям, шесть лет верховой езды и семь месяцев в качестве преторианского центуриона.

Офицер снова встал со стула и обошел стол, желая поближе разглядеть лицо Марка.

— Юноша, хотя я уважаю гвардию на поле боя, я не настолько глуп, чтобы думать, будто ты и вправду хоть немного узнал о современной войне, пока пребывал на этой должности. Я слышал, такова сейчас обычная практика для сыновей аристократов — ежегодно покупать должности преторианских офицеров. Они некоторое время служат в гвардии, обычно исполняя церемониальные обязанности, под постоянным присмотром опытных подчиненных. Под присмотром, юноша, чтобы не сомневаться — никакие их действия не ухудшат боеспособность подразделения.

Марк внутренне содрогнулся, припомнив стычки со своим бывшим оптионом Апицием. Юноша часто обвинял его в том, что тот ратует за слишком суровую дисциплину.

— Взамен они получают право вступить в армию в должности старшего центуриона, обычно через головы людей с гораздо большим опытом и навыками, и после непродолжительной службы возвращаются в Рим. Для них открываются выгодные посты, они становятся трибунами городской стражи или даже преторианскими трибунами. Говорят, в первые годы своего командования такие юноши приносят больше вреда, чем пользы. Вдобавок из-за них множество достойных людей не получает тех должностей, которые заработали своими успехами и стараниями. Скажу прямо, Марк Трибул Корв, — и поверь, я совершенно не хочу знать твое настоящее имя, — тебя обучали исполнению обязанностей церемониального офицера. Ты можешь добиться от людей лихого вида на параде, знаешь дворцовый этикет. Тебе, несомненно, известно, как обратиться к фаворитке императора, которую обслуживает гладиатор, если ты наткнешься на нее во время обхода дворца. Однако я сильно сомневаюсь, что у тебя есть представление о требованиях, предъявляемых к офицеру на действительной службе.

Марк, к облегчению Руфия, не сводил глаз со стены перед собой и продолжал молчать.

— Ты в самом деле желаешь получить должность центуриона в этом подразделении? Настолько сильно, что готов принять любые мои условия?

Марк помешкал секунду, ища глазами Руфия. Увидев кивок друга, юноша глубоко вздохнул и ответил:

— Префект, моя семья уничтожена, моя честь украдена, а я объявлен изменником. Это моя последняя возможность спасти себя и послужить Риму. Если я не смогу убедить вас дать мне шанс, у меня не останется иного выхода, кроме самоубийства.

Эквитий тихо, но беззлобно рассмеялся.

— Хм-м. Трогательная речь. Но в действительности тебе придется убеждать не меня.

Старший центурион когорты был непреклонен. Стоя по стойке «вольно», он смотрел в окно канцелярии на отдаленный плац, словно обращаясь к собранию центурионов. Каждое колечко кольчуги на широкой груди сияло, гладкие черные усы спускались великолепной дугой. Центурион рефлекторно провел рукой по голове в поисках волос, которые давно выпали или были острижены почти наголо. Крупный мужчина, поддерживающий свою мускулатуру в форме постоянными упражнениями, не позволяя себе обрюзгнуть.

— Нет, префект, ни один человек в этой когорте за все ее сто двадцать лет не получал звание центуриона, не прослужив предварительно в ее рядах солдатом. По крайней мере десять лет, а обычно намного дольше. И я не собираюсь изменять столь давней традиции.

— Я…

— Господин, я повидал немало сражений за Стеной. Знаю, каково это, когда синеносые прут на наши щиты, размахивая мечами. Мы постоянно твердим мальчишкам о нашем превосходстве в искусстве войны, о том, что им всего лишь нужно воткнуть острие меча в правильную точку на четыре дюйма, и через секунду враг будет мертв. Мы учим их этому изо дня в день, пока они не смогут убивать инстинктивно, даже посреди ужасов битвы. И все равно они пугаются, когда огромный волосатый ублюдок мчится на них, размахивая боевым топором. И единственное, что удерживает парней от бегства, когда они с головы до ног забрызганы кровью, когда соседние солдаты убиты или ловят свои кишки, — это я и еще десять офицеров. Парни знают: мы будем сражаться рядом до самой смерти. Будем стоять и сражаться, прикрывая их спины, даже если они повернутся и побегут. Они равно ненавидят нас и боятся, но главное — они нас уважают. Очень немногие в девятнадцать лет обладают такой способностью вести за собой. И неважно, преторианцы они или нет.

Он повернулся лицом к своему командиру, не собираясь поддаваться на уговоры. Эквитий смотрел на него без тени раскаяния.

— Я полностью с вами согласен.

— Тогда к чему просить меня поговорить с ним?

Префект встал и, обойдя стол, присоединился к старшему центуриону:

— Секст, есть три причины. Во-первых, едва мальчик высказался, я отвел в сторонку этого мошенника Квинта Тиберия Руфия и спросил, с чего бы командиру Шестого рисковать жизнью по такому поводу.

— И?

— Юноша не знает, но его настоящий отец — легат. И, по-моему, ему и не следует об этом знать, после уже испытанного потрясения. Очевидно, наш товарищ по оружию и сенатор были друзьями, когда служили трибунами в одном из испанских легионов. Местная девушка забеременела от Солемна, и Валерий Аквила со своей молодой женой взяли на себя заботу о ребенке. И всякий раз, при виде снаряжения наших людей, вы будете вспоминать, что мы задолжали ему не одну услугу.