Орел-завоеватель - Скэрроу Саймон - Страница 55

— Весла наверх! — проревел, сложив ладони чашечкой, капитан, и гребцы быстро выполнили команду, вытащив из воды весла и аккуратно сложив их на палубе.

Матросы, стоявшие на носу и на корме транспорта с бухтами причальных канатов в руках, по приближении к пирсу бросили концы людям, дожидавшимся у швартовых тумб. Те подтянули судно к деревянному настилу и закрепили канаты. С борта немедленно сбросили сходни, и по откосу, заставленному носилками с ранеными, возле которых сидели на корточках бойцы вспомогательных испанских когорт, к кораблю спешно спустился дежурный младший трибун. Взбежав на палубу, он огляделся, приметил Макрона и торопливо направился к нему.

— Центурион, какой у тебя груз?

— Живой, командир. Моя центурия и некоторое количество списанных по ранению, — ответил Макрон, отсалютовав трибуну, после чего вынул из висевшего у пояса фуражирского мешка складную восковую табличку.

— Здесь мои предписания, командир. Мне вменено принять под начало пополнение, предназначающееся для Второго легиона, и доставить людей в лагерь на реке Тамесис.

Трибун скользнул взглядом по табличке и кивнул, увидев на воске оттиск армейской печати.

— Хорошо, высаживай своих людей и поднимись в штаб. Там тебе и твоим людям отведут палатки для ночлега и зачислят на пищевое довольствие. Ступай.

Стоя у сходней, трибун нетерпеливо барабанил пальцами по поручням, пока солдаты Макрона сходили на берег. Едва трап освободился, трибун выкрикнул приказ, и испанцы начали заносить на борт носилки с искалеченными людьми. В глаза бросались замотанные окровавленными бинтами культи, а один человек (сквозь повязку на его голове проступали пятна крови) орал во всю глотку что-то бессвязное и невнятное. Похоже, он лишился рассудка.

Глядя на него, Катон поежился.

— До окончания кампании таких будет еще много, — промолвил Макрон, заметивший реакцию юноши.

— Я бы, наверное, предпочел умереть.

В этот время безумец забился в судорогах, угрожая перевернуть носилки и свалиться с шаткого трапа в воду между бортом и пристанью.

Макрон покачал головой:

— Я тоже, парень.

Взяв свою котомку, центурион приказал людям поднять вещевые мешки, и центурия двинулась вверх по склону, к главным воротам портового хранилища, на территории которого находился и гарнизонный штаб. Штатский писец, явно скользкий тип, неохотно принял у Макрона заявку интенданта Второго легиона на замену снаряжения, пересчитал бойцов шестой центурии по головам, сверил результат со списком и выделил им несколько палаток в самом дальнем углу возле вала.

— А как насчет пищевого довольствия?

— Получишь на складе сухой паек. Сушеное мясо.

— На хрен мне сдалось твое сушеное мясо? Моим людям нужно свежее мясо и свежий хлеб. Давай, займись этим.

Писец положил перо, откинулся назад и скрестил руки.

— Свежего мяса и хлеба в наличии нет. Они предназначены для людей на передовой. И не тебе, центурион, указывать, чем мне заниматься. С твоего позволения, я с этим сам разберусь. Не мешай мне работать.

— Ах ты говнюк! — взревел Макрон, потом, сбросив котомку, потянулся и схватил писца за тунику. Одним мощным рывком он вытянул его на себя через стол, разбросав всю его писанину и перевернув чернильницу. — Послушай меня, ты, кусок дерьма, — процедил Макрон сквозь стиснутые зубы. — Видишь этих людей? Это все, что осталось от моей центурии. Остальные погибли. Понял? А где ты, хрен долбаный, находился, когда они погибали? — Он перевел дух и медленно разжал кулак, выпустив ворот туники. — Так вот, запомни мои слова как следует, потому что повторять я не стану. Мои люди должны получить свежий хлеб и свежее мясо. И хрен я попрусь за всем этим на склад — пусть еду доставят прямо в наши палатки. Если это не будет сделано к вечерней страже, я лично вернусь сюда и выпущу тебе кишки. Уразумел?

Писец, с вытаращенными от испуга глазами, торопливо закивал.

— Не слышу тебя. Ответь громко и четко.

— Да, центурион.

— Что «да»?

— Да. Я прослежу, чтобы твоих людей обеспечили едой. И не нужно ли им вина?

Позади Макрона послышались одобрительные восклицания, и центурион позволил себе изобразить что-то похожее на улыбку.

— Это очень удачная мысль. Не такой уж ты, я гляжу, и тупой. Думаю, в конце концов мы сумеем поладить.

Он повернулся к своим людям и под одобрительный гомон увел их в отведенные им палатки. Катон, глядя на растерянного писца, рассмеялся, а потом повернулся и догнал центуриона.

Макрон, в отличие от него, хотя и был доволен тем, что отстоял интересы своих подчиненных, корил себя за излишнюю несдержанность. Причиной тому была усталость, а также остаточное похмелье, и он даже пообещал себе нынче вечером не налегать на вино. Правда, ему тут же вспомнилось, что вино будет бесплатное и упускать возможность напиться задарма просто глупо. В конце концов он принял мудрое решение — выпить поменьше, но не сегодня, а в какой-нибудь другой вечер.

Вскоре Макрон с довольным видом жевал сочный кусок телятины, поджаренной на решетке над тлеющими угольками костра. Сидевший напротив Катон тщательно вытер с губ мясной сок, заткнул тряпицу за пояс и спросил:

— Так что там насчет пополнения?

— А что насчет пополнения?

— Ну, как будет проходить отбор?

— По старому армейскому обычаю.

Макрон проглотил последний кусок и продолжил:

— Мы проведем осмотр имеющихся в наличии людей и самых лучших отберем для своей центурии. Когда она будет укомплектована, займемся подбором личного состава для остальных центурий нашей когорты. Потом придет очередь других когорт, а уж то, что нам не подойдет, останется другим легионам.

— Но это не очень справедливо, командир.

— Несправедливо, — согласился Макрон. — Совсем несправедливо, но зато для нас в данном случае очень даже хорошо. Нашей центурии позарез нужно хорошее пополнение, и такую редкостную возможность мы, разумеется, не упустим. Так что давай не будем морочить себе голову, а просто порадуемся счастливому случаю, а?

— Да, командир.

Мысль о том, что очень скоро плачевно поредевшая в схватках центурия может восполнить потери, так радовала, что Макрон, залпом допив остатки вина из своей щербатой кружки, тут же наполнил ее и выпил снова. Потом он рыгнул, да так громко, что все находившиеся поблизости обернулись, затем растянулся на земле, скрестив руки под головой, улыбнулся, широко зевнул и закрыл глаза.

Очень скоро из мрака за догоравшим бивачным костром донесся его могучий храп, и Катон в который раз пожалел о том, что не заснул первым. Остальные легионеры центурии тоже вдоволь наелись, а вина выпили гораздо больше, чем обычно, поскольку этой ночью никому из них не предстояло нести караул. Почти все уже спали, Катон же некоторое время сидел, обхватив колени и глядя в костер. Причудливая игра языков пламени зачаровывала и вкупе с действием выпитого вина погружала в некое блаженное забытье. Из игры огня и теней возник прелестный образ Лавинии — последнее, что видел юноша, прежде чем опустить голову на сложенный плащ и погрузиться в сон.

ГЛАВА 35

— Имя? — рявкнул Макрон легионеру, стоявшему перед столом.

— Гай Валерий Максим, командир.

— Триба?

— Велина.

— Как давно ты служишь в легионах?

— Восемь лет, командир. Семь в Двадцать третьем Марсия, а по его расформированию был переведен в Восьмой.

— Понятно.

Макрон хмуро кивнул. Двадцать третий был сильно замешан в мятеже Скрибониана и поплатился за приверженность самозваному императору. Однако человек, стоявший сейчас перед центурионом, был ветераном и выглядел настоящим солдатом. Не только крепким и выносливым, но образцовым по всем статьям — его доспехи и снаряжение радовали безукоризненным состоянием. Все металлические детали сверкали на солнце, и на нем был новый пластинчатый панцирь, из тех, какие становились все более популярными в армии.