Работа над ошибками - Леонов Василий Севостьянович - Страница 11

Я согласился на работу в правительстве, понимая, что надо делать дело, работать с той властью, которую в тот момент выбрал народ.

Три месяца мы трудились над программой. Привлекли специалистов, немцев, израильтян, россиян. Это была программа коренных преобразований в сельском хозяйстве, затрагивающая, конечно, и остальные отрасли. Президент читал программу очень внимательно, стараясь вникать в смысл изложенного, вооружился новейшими экономическими справочниками, словарями, проверял терминологию. Программа, судя по всему, ему понравилась. Пригласил меня и наложил на программу жесткую резолюцию: «Чигирю, Богданкевичу. К исполнению».

Я никогда не был заядлым монетаристом, хотя с уважением относился и отношусь к взглядам профессора Станислава Богданкевича, тогдашнего председателя Правления Национального банка. Но считал и считаю, что к экономическим реформам можно и нужно подходить с минимумом шоков. В программе я ставил вопросы аграрного ведомства на высокий уровень, и естественно, Богданкевичу мои подходы не очень нравились. Иного от него ожидать не следовало – он тоже возглавлял свое ведомство. Надо было искать баланс интересов, и найти его, конечно же, можно было. А Михаил Чигирь, премьер-министр, работал по вполне традиционной схеме советского управленца: расписал программу для исполнения своему заместителю Владимиру Гаркуну.

Гаркун, чьи экономические воззрения весьма отличались от моих, уже по этой причине не мог поддерживать программу. Вставал и еще один вопрос: а кто ее подал? Леонов? А почему минуя своего непосредственного начальника (то есть, Гаркуна)? Тем более, что полная реализация программы делала со временем пост Гаркуна не нужным, привела бы к серьезному изменению функций министерства и полномочий министра. На это Владимир Гилярович пойти не мог, и была запущена бюрократическая машина по пуску программы под откос.

Три месяца подчиненные Гаркуна из аппарата правительства готовили записку, из которой следовало: программа, конечно, хорошая, но нуждается в доработке, дополнительном изучении, согласовании и т. д., и т. п. Как ни странно, но записка получила почти матерную резолюцию Лукашенко. Тогда Чигирь, как ему казалось, нашел компромиссное решение: раз Гаркун отказывается работать по этой программе, поручить ее курирование вице-премьеру по вопросам макроэкономики Сергею Лингу.

Я Сергея знал давно, мы с ним когда-то были коллегами. И это решение расставило все точки над «i»: правительство во главе с премьером, несмотря на грозную резолюцию президента, решило похоронить эту программу, поскольку более квалифицированного, матерого гробовщика экономических реформ, чем Сергей Степанович Линг, пожалуй, не было в республике.

Задает он мне вопрос: «Реформа не может быть без банкротства. Значит, кто-то окажется безработным?» – «Окажется», – соглашался я.

– Но ведь это несоизмеримо с тем, что вся отрасль сидит без зарплаты, а зарплата «дошла» уже в ряде случаев до 10–15 долларов в месяц». «А что ты будешь делать, когда люди с плакатами придут сюда, к Дому правительства, к твоему министерству, требуя работы? Зачем тебе это надо?»

– увещевал Линг. – «А зачем мы здесь сидим, Сергей? – отвечал ему, – Пенсии дожидаемся? Нас ведь для того назначили в правительство, чтобы мы что-то делали, куда-то вели страну. Куда?» Действительно, куда мог привести экономику Линг?

Ждать от правительства серьезной, заинтересованной работы по реформированию аграрного сектора не приходилось. Но не сидеть же сложа руки, надо делать что-то на уровне министерства, что зависело от меня как министра. Начали программу сотрудничества с Германией. Выделили группу хозяйств, где начали массовую «промывку мозгов» управленцам. Немцы шли на сотрудничество с большой охотой, особенно правительство земли Бранденбург. Они рассматривали Беларусь как своеобразный плацдарм не только для продвижения своих передовых технологий на восток, дальше в Россию, но и как пропаганду немецкого образа жизни. И еще, зачем немцу кормить комаров в тайге? Это с успехом могут сделать и белорусы – лишь дайте нам свои технологии, научите нас работать! Так я «агитировал» их, работая еще торгпредом Беларуси в Германии.

И дело пошло. В Германию – не на экскурсию, не за покупками, а за делом – поехали заместители председателей исполкомов и сотрудники управлений агропромышленного комплекса исполкомов всех уровней, председатели колхозов, ведущие специалисты министерства и аппарата правительства, депутаты-аграрники. Правительство Германии выделило своего специалиста на должность советника; мы платили ему тарифную ставку по нашему штатному расписанию, а остальное, до четырех тысяч марок в месяц, доплачивал ему германский бюджет. Он в совершенстве владел русским языком, был отставным дипломатом, постоянно находил для наших хозяйств германских партнеров, решал вопросы, оказывал консультационную помощь. Премьер-министр земли Бранденбург предложил: давайте возьмем для эксперимента один район, проведем там полную реорганизацию системы управления сельскохозяйственным комплексом, посмотрим, что получится, а после начнем продвигать шире. Выбор пал на Копыльский район Минской области. Провели солидные социологические исследования, давшие удивительный результат. Поныне еще проскальзывает у кое-кого из чиновников мнение, будто крестьяне выступают против реформ. Неправда! Примерно 70 % крестьян при анонимном опросе высказывались против колхозной системы, за частную форму собственности, в том числе на землю.

Нельзя изображать как однородную тупую и косную силу и чиновников из местной власти. Гам разные люди. Например, председатель Витебского облисполкома Владимир Андрейченко – просто трус. Он понимает, что разваливает сельское хозяйство, но у него в области меньше всего реформированных предприятий. Отвечал просто: «Команды сверху не было, так что делать это опасно». А вот Владимир Заломай, Николай Войтенков, Александр Дубко брали ответственность на себя. Они не боялись ответственности и за реформы и при решении других вопросов.

Закончилась программа «промывки мозгов» визитом в Германию всех шести губернаторов. Визит долго переносился – его организации всячески противился Мясникович, даже сумел привлечь в союзники тогдашнего председателя Гродненского облисполкома Александра Дубко, и тот заартачился: «Не поеду! Чего мне там смотреть? Я сам – аграрник!» Я ему говорю: «Александр, какой ты, к черту, аграрник? Поехали! Посмотришь на настоящих аграрников». И все поехали…

Пробыли там неделю, и я с ними. Посмотрели все, что хотели увидеть. Смотрели восточные земли: какой была в Восточной Германии колхозно-совхозная система, и как она трансформировалась. Немцы не скрывали от нас и проблем. Выступали специалисты, ученые, практики. Назад ехали молча. Помню последний день в Германии. Ранним утром ехали по живописным землям Бранденбурга и один из губернаторов, слушая рассказ немецкого специалиста о том, как немцы разводят в водоемах рыбу, не выдержал и с горечью произнес: «Мы пока можем похвастать лишь красотами нашей природы, но не далек день, когда и этого не будет». Губернаторы сидели удрученные, понимая, как далеко мы от действительно передовых сельскохозяйственных технологий, как стремительно отстаем. Я был почти уже безразличен, мы понимали друг друга без слов: у меня созрело решение, что дальше бороться с косностью, инертностью государственного механизма бессмысленно, – надо быстрее уходить в отставку.

Изучение опыта Германии давало свои результаты. Когда Лукашенко, в конце концов, приказал надеть на меня наручники, более 300 хозяйств по Беларуси (по инициативе снизу!) преобразовались в акционерные общества. Как только руководитель проявлял инициативу, ему всегда оказывалась квалифицированная помощь – в областных комитетах и райсельхозпродах были готовы на своем уровне и в соответствии со своими полномочиями вести дело по-новому. Но все это прихлопнулось в один день, когда был арестован Василий Старовойтов…

Без решения руководства страны настоящие реформы проводить невозможно, что и подтвердил арест Старовойтова. В 1994 году программу реформы просто затаскали из кабинета в кабинет, а в 1995 года, после первого референдума, тогдашний глава Администрации президента Леонид Синицын четко и недвусмысленно сказал: