Роковое кресло - Леру Гастон - Страница 14

Посетитель, неприятно пораженный, отвернулся и заходил взад и вперед.

— Я знал, — сказал он громко, — что нужно проявить терпение, но не подозревал, что и смелости не мешает набраться.

Он взглянул на часы и продолжил свой монолог, как бы надеясь, что звуки слов помешают ему думать о трех чудовищах, охраняющих этот одинокий дом.

— Еще не поздно! — сказал он. — Тем лучше… Похоже, я могу прождать час, два, три часа, прежде чем он меня примет… Не любит он отвлекаться от своих опытов.., и порой он о вас забывает.. Все дозволено великому Лустало…

Эти несколько слов позволят нам оценить радостное удивление путешественника, когда он вдруг увидел, что к нему идет не исчезнувший великан, а сам великий Лустало..

Великий Лустало, честь и слава мировой науки, был невелик ростом — так, ниже среднего.

Известно было, что он, кроме своих трудов, был равнодушен ко всему и крайне рассеян; что он был среди людей как легкая, отдаленная тень, не ведающая никаких обстоятельств. Эти детали его портрета были известны всем, и уж по крайней мере о них должен был знать посетитель, поскольку он, уже будучи очень удивлен столь быстрым появлением мсье Лустало, всем своим видом показал настоящее изумление при виде коротышки великого ученого, устремившегося к решетке со всей скоростью своих ножек и приветствовавшего его словами:

— Это вы, мсье Гаспар Лалует?

— Да, мэтр.., это.., к вашим услугам… — пролепетал Гаспар Лалует, взмахнув широким жестом своей мягкой фетровой шляпой (наш эксперт-антиквар, он же торговец картинами, носил в особых случаях пальто с пелериной и мягкие фетровые шляпы, чтобы как можно больше походить на очень известных писателей, например лорда Байрона или Альфреда де Виньи и его сына Чаттертона, ибо любовь к литературе была для него превыше всего и к тому же — не следует об этом забывать — он был удостоен знака отличия самой Академией).

Маленькое розовое и улыбающееся личико великого Лустало появилось у решетки приблизительно на уровне устрашающих собачьих морд, как раз между ними. Вот это была картина!

— Значит, это вы проводили экспертизу шарманки? — спросил великий Лустало. Его маленькие глазки, обычно прикрытые, когда он окунался в какое-нибудь научное невообразимое мечтание, вдруг стали живыми и пронзительными. Он часто заморгал.

— Да, мэтр, это был я! — Новый взмах фетровой шляпой в холодном воздухе.

— Так входите… На улице холодно…

И великий Лустало, избавившись от всякой рассеянности, ловко отодвинул внутренние засовы на решетке.

«Входите!» Легко сказать… Для этого нужно дружить с Аяксом и Ахиллом. Как только решетка открылась, собаки тут же бросились вперед, и бедный Гаспар Лалует подумал, что пришел его конец, но мсье Лусало цокнул языком, и оба цербера замерли на месте.

— Не бойтесь моих собачек, они безобидны, как ягнята.

Действительно, Аякс и Ахилл уже валялись в снегу и лизали руки своему хозяину.

Мсье Гаспар Лалует героически вошел за решетку. Лустало, закрыв вход, пошел впереди. Собаки следовали за ними, и Лалует даже не осмеливался оглянуться из страха вызвать собак каким-нибудь неосторожным движением на непоправимую игру.

Лустало жил в большом красивом загородном доме, прочном и удобном, построенном из кирпича и камня. Вокруг дома во дворе и в саду виднелись небольшие строения, наверняка связанные с огромными трудами великого Лустало. Эти труды совершали переворот в химии, физике, медицине и вообще во всех ложных теориях, включенных вследствие рутинного невежества людей в основу того, что мы в своей гордости называем наукой.

Особенность великого Лустало заключалась в том, что он работал в одиночку. Очень недоверчивый по характеру, он не выносил никакого сотрудничества.

И жил в этом доме круглый год со своим слугой, единственным слугой — великаном Тоби. Это всем было известно. И никто не удивлялся. Гению требуется уединение.

Вслед за Лустало Гаспар Лалует прошел в узкий вестибюль с лестницей, ведущей на верхние этажи.

— Я проведу вас в салон, — сказал великий Лустало. — Там нам будет удобнее беседовать.

Он стал подниматься на второй этаж. Лалует последовал за ним, за Далуетом бежали собаки.

Дойдя до второго этажа, они стали подниматься на третий. И тут остановились, так как дальше пути не было. Салон великого Лустало находился под самой крышей. Он открыл дверь. Это оказалась совершенно пустая комната с голыми стенами. Из мебели там стояли лишь круглый столик на одной ножке и три плетеных стула. Лустало и Лалует вошли в салон, за ними последовали собаки.

— Немного высоко, — заметил великий Лустало, — но по крайней мере посетители, а, знаете, есть среди них и такие, что очень шумят и везде держатся как у себя дома, ходят туда-сюда, так вот, я прошу их подождать здесь на чердаке, пока сам работаю у себя в подвале. Садитесь же, дорогой мсье Лалует. Я не знаю, что вас привело, но был бы весьма рад доставить вам удовольствие. Из газет мне стало известно.

— Я, дорогой мэтр, никогда их не читаю, но мадам Лалует иногда читает их мне. Таким образом, я не теряю времени и в то же время пребываю в курсе всего. больше он не успел ничего сказать. Столь приятное до этого момента поведение великого Лустало вдруг стало тревожным. Его живая фигурка вдруг застыла на стуле, как восковая кукла, а бегавшие глазки внезапно уставились в одну точку, словно он вслушивался, не донесется ли какой-нибудь звук.

В это же время оба пса, находившиеся по обе стороны от мсье Гаспара Лалуета, медленно разевая свои огромные пасти, начали печально завывать. Так воют собаки по покойнику.

Пораженный мсье Лалует, хоть и был не робкого десятка, в испуге встал. Лустало, по-прежнему неподвижно сидевший на стуле, все прислушивался. Наконец он словно вернулся издалека и с проворностью заведенной механической игрушки бросился к собакам, принявшись молотить по ним своими маленькими кулачками, пока они не замолчали.

Затем, повернувшись к Лалуету, он снова усадил его и довольно резким тоном сказал:

— Давайте! Выкладывайте! У меня нет времени на вас! Говорите! История с Академией очень печальна… эти три смерти… такие странные смерти… Но я-то здесь при чем? Остается надеяться, что эта больше не повторится! А то к чему мы придем, к чему же мы придем, как выражается милейший мсье Патар! Никакой теорией вероятности не объяснить четвертую естественную смерть… Конечно, если бы Французская академия, членом которой мне выпала честь быть.., если бы она существовала уже десять тысяч лет и еще.., подобная вещь за десять тысяч лет! Нет! Кончено… Три — этого уже более чем достаточно! Можно быть уверенным, что больше ничего не случится! Но говорите же, мсье Лалует. Я вас слушаю! Итак, вы провели экспертизу той шарманки? И вы сказали я в газетах читал.., вы сказали: «Гм! Гм!» В сущности, что вы об этом думаете? — И добавил смягчившимся, почти ребяческим тоном: — Любопытная эта история о музыке-убийце. Не правда ли? — осмелился наконец вставить мсье Гаспар Лалует, который, всецело отдавшись занимавшей его теме, уже не думал больше о псах, не спускавших, однако, с него глаз. — Не правда ли? Так вот, дорогой мэтр, именно по этому поводу я и пришел к вам.., по этому поводу, и в связи с секретом Тота, раз уж вы читаете газеты.

— О! Я лишь иногда просматриваю их, мсье Лалует. У меня нет мадам Лалует, которая читала бы мне газеты, и время очень ограниченно поэтому я совершенно ничего не знаю о вашем секрете Тота!

— О! Это, увы, не мой секрет! Иначе я, пожалуй, был бы властелином мира… Но в чем он состоит, я могу вам рассказать в самых общих чертах.

— Извините, мсье, извините, не будем отвлекаться! Есть ли какая-то связь между музыкой-убийцей и секретом Тота?

— Несомненно, дорогой мэтр, иначе я бы и не заикнулся об этом…

— Так что же вам в конце концов надо? С какой целью вы сюда пришли?

— Чтобы спросить у вас как у величайшего из ученых, может ли один человек, знающий секрет Тота, убить другого средствами либо способами, не известными остальным людям? Я, Гаспар Лалует, хочу знать, поскольку волею обстоятельств мне пришлось в качестве эксперта высказать свое мнение по поводу всей этой мрачной истории, и, повторяю, хочу знать (и это единственное, что меня привело к вам), могло ли так случиться, что Мартен Латуш был убит? Могли ли убить Максима д'Ольнэ? Могли бы убить Жеана Мортимара?