Пол и гендер - Ильин Евгений Павлович - Страница 43

6.5. Информационное влияние на половую идентификацию

Гендерные понятия формируются у детей также под влиянием литературных произведений, кино и телевидения, кукольных театров. Полоролевые образы, появлявшиеся на Западе в течение 1970–1980-х гг., остаются устойчивыми, традиционными и соответствующими стереотипным ролям (Signorielly N., 1989). Та же тенденция выявилась и при анализе книг для чтения, предназначенных для учеников начальных классов, проведенного сначала в 1972 г., а затем 17 лет спустя (Purcell P., Stewart L., 1990), хотя после 1980 г. описания гендера в детских книгах несколько изменилось (в сторону большего равенства полов). Однако и в последующие годы детские книги в большинстве своем продолжают отражать гендерные стереотипы (Guden, Guden, 2001; Anderson, Hamilton, 2005; Diekman, Murnen, 2004; Evans, Davies, 2000; Gooden A., Gooden M., 2001; Trepanier-Street, Romatovski, 1999; Turner, Bowker, 1996).

Аналогичные данные получены и при анализе отечественных учебников. И. С. Клецина и Н. Н. Оболенцева (И. С. Клецина, 1998) проанализировали иллюстрации пяти учебников для I–II классов общеобразовательной школы и выявили, что общее количество изображений лиц мужского пола превышает количество изображений лиц женского пола в 2 раза. Мужчины и мальчики в основном представлены занимающимися инструментальной деятельностью, кроме того, они чаще, чем женщины и девочки, изображены в ситуации отдыха, развлечений и учебной деятельности.

П. Крабб и Д. Билавски (Crabb, Bielawski, 1994) проанализировали, с какими предметами изображались мальчики и девочки в американском детском журнале, издававшемся с 1937 по 1989 г. На протяжении 53 лет имела место одна и та же тенденция: изображений девочек с такими предметами домашнего обихода, как швабры, иголки, кастрюли и сковородки, в 4 раза больше, чем изображений мальчиков, а изображений мальчиков с вилами, плугом или оружием – в 5 раз больше.

Описание роли и занятий женщин в современной литературе и журналистике для взрослых не отличается от такового в детской литературе (Chombart de Lauwe, 1963; Helson, 1972; Holter, 1971). Н. Ажгихина (1996), проанализировав литературно-художественные советские журналы 1970–1980-х гг., установила, что для публикаций характерны жалость к женщине, которую эмансипация лишила женственности, и призывы вернуть женщину к ее «истинному предназначению». В последующие годы перестройки в литературных произведениях на место работницы и матери пришла хорошенькая домохозяйка или юная фотомодель «без комплексов».

Т. Максимова (1998), анализируя содержание современных женских романов и журналов, приходит к выводу, что традиционные установки на женский инфантилизм сохраняются: женщина по-прежнему остается хранительницей домашнего очага, счастливой женой и матерью. А. Р. Тивадор (2000) показано, что 63,4 % молодых женщин формируют представления о собственном идеале, основываясь в той или иной степени на тех образах и поведенческих моделях, которые предлагаются в книгах и на телевидении.

Та же тенденция имеется и в зарубежной прессе. Б. Фридан (1994), исследуя образы женщины и мужчины на страницах американских журналов, выяснила, что женщина в них – молодая и раскованная, женственная и воздушная, пассивная и веселая, довольная своим миром кухни и спальни, секса, детей и дома. Ее единственные стремление – поиски мужчины. Работающая же женщина, хотя и умна, образованна, честолюбива, привлекательна, но «неудачница» и до того «маскулинизирована» своей работой, что ее ущемленный, слабохарактерный и пассивный муж безразличен к ней как к женщине.

Фотографии в прессе тоже по-разному отражают мужчин и женщин: у первых подчеркивается лицо (так как мужчины на них обычно изображаются от шеи и выше), а у вторых – тело. Это явление Арчер и его коллеги (Archer et al., 1983) назвали фейсизмом. Как полагают авторы, это не случайно: голова и лицо являются «центром душевной жизни», в них локализуются интеллект, личность, идентичность и характер, которые средства массовой информации скорее ассоциируют с мужчинами, чем с женщинами. Это, как отмечает Ш. Берн (2001), согласуется с данными экспериментов, показавших, что акцентирование лица индивида приводит к тому, что испытуемые более высоко оценивают его ум, амбиции и внешность.

Вносит свой вклад в гендерную стереотипизацию и телевидение. Н. Синьорелли (1989) провел анализ телевизионных программ, занимавших в течение 16 лет в эфире лучшее время: 71 % появлявшихся на экране людей и 69 % главных героев были мужчинами. Тенденция к выравниванию появления мужчин и женщин проявилась за это время лишь незначительно. Женщины были моложе мужчин, обладали привлекательной внешностью и мягким характером; их чаще показывали дома, в кругу семьи или в любовных сценах. Они же чаще оказывались в роли жертвы. Появлявшиеся на телеэкране мужчины имели, как правило, уважаемую профессию либо выполняли специфически мужскую работу (например, были полицейскими). Правда, в последние годы в американском кинематографе усиленно пропагандируется и женщина-полицейский. Однако это тот случай, когда жизнь в кино не соответствует реальности, как и то, что отрицательными персонажами сценаристы и режиссеры предпочитают делать мужчин.

Подобные тенденции при анализе американских телепрограмм обнаружены и другими авторами (Atkin et al., 1991; Davis, 1991; Sygnorelli, Bacue, 1999; Bartsch et al., 2000; Glascock, 2001; Leaper et al., 2002).

Рекламные ролики, показываемые в США на телевидении, продолжают эту традицию. В одном исследовании (Bretl, Cantor, 1988) было выявлено, что подавляющее большинство роликов с участием женщин рекламировали товары для дома, а диапазон занятий для мужчин был в 3 раза шире, чем для женщин.

А. Менстид и К. Маккаллох (Manstead, McCulloch, 1981) проанализировали рекламу потребительских товаров, транслируемую по британскому телевидению. Ими было выявлено, что мужчины, рекламирующие товар, – это чаще всего люди рассуждающие, оценивающие товар, понимающие объективные и практические причины его покупки, а женщины, задействованные в рекламе, напротив, – движимы субъективными причинами приобретения (эмоциями и желаниями), их рассуждения связаны с социально престижным и символическим значением покупаемых предметов.

В американской рекламе 90 % дикторов – мужчины, несмотря на то что зрители обоего пола одинаково доверяют дикторам как мужчинам, так и женщинам. На телевидении количество мужских персонажей постоянно превосходит количество женских персонажей в соотношении 3:1 во взрослых телепрограммах и в соотношении 5:1 – в программах для детей. Женские персонажи выступают главным образом в романтических ролях. Лишь немногие успешно сочетают замужество с профессиональной деятельностью; работающие женские персонажи часто имеют профессии, связанные с низким статусом (Atkin et al., 1991).

Психологи попросили детей II–VI классов написать рассказ о своих любимых телевизионных программах. В этих сочинениях было больше мужских персонажей, чем женских, использовалось больше маскулинных, чем фемининных, местоимений, и описывалось чаще типично маскулинное поведение, чем фемининное (Сalvert et al., 2003).

И. В. Грошев (1999) отмечает, что коммуникативное поведение женщины редко указывает на ее социальный статус, а интерпретируется в первую очередь с учетом сексуального восприятия. Реклама символически воспроизводит стереотипы «женственности» и «мужественности», а именно соподчиненность между мужчинами и женщинами. В рекламе мужчина часто исполняет роль руководителя, наставника, инструктора, а женщине предлагается роль пассивной ученицы.

О доминирующей позиции мужчин в рекламе говорит использование различных властных знаков: выпячивание груди, сжимание рук в кулаки, оттопыренный большой палец кисти. Женская рекламная жестикуляция не содержит властных признаков и ограничена социальными рамками «приличий» (женщины поправляют прически, одежду, освежают макияж и т. д.),