Опасные удовольствия - Левитина Наталия Станиславовна - Страница 3

– Сходи в поликлинику, – заметил Андрей. – В чем проблема? В бассейн всегда требовали справку от дерматолога и из кожвендиспансера.

– Но там необходимо по крайней мере три килограмма таких справок. В том числе что я, весь такой ползучий, заросший шерстью и грязью, мерзкий, гнусно пахнущий, не обременен трихомонадами, Кандидами, гонококком, хламидиями, а также вирусом иммунодефицита. Посмотри мне в глаза. Я похож на человека, у которого есть свой собственный, индивидуальный вирус иммунодефицита?

– Не похож, – честно ответил Андрей. – Хотя не знаю. Ты аморальный, распущенный тип. Посмотри, что мне матушка прислала из Нью-Йорка. Подлинный Клайн, 400 долларов.

– Да, рубашечка. Как раз к твоим глазам. Ну и вот, если бы в Америке я делал аборт, даже в этом случае от меня не посмели бы потребовать анализ на СПИД. А здесь в какой-то захудалый бассейн…

– …с джакузи, водопадом и сауной…

– …захудалый, никому не нужный бассейн требуют! Мне не хватит четырех литров крови, чтобы сдать все необходимые анализы.

– Кончай разоряться! Трагедия. Плавай дома в ванне.

– Это нарушение прав человека!

– У тебя вполне приличная ванна.

– Я напишу статью!

– Обожаю журналистов, которые используют газетные страницы для мучительно-скорбных повествований о собственных бедах.

Дружеская дискуссия была прервана телефонным звонком. Андрей взял трубку. Через несколько минут он вернулся на кухню и начал скидывать в ведро пустые бутылки из-под пива.

– Что произошло? Вызывают? – сдержанно поинтересовался Макс.

– Только что в своем кабинете убит директор банка «Гарант» Глеб Батурский. Черт! Опять ты соблазнил меня пивом в разгар рабочего дня! Нельзя было перенести на вечер? Придется нарушить правила.

– Лучше бы Батурский перенес свою кончину на утренние часы. Тогда бы сейчас ты уже вернулся с места происшествия и подробно за бутылочкой хорошего пива обо всем мне рассказал. Эх, жаль мужика!

– Ты его знал? – с подозрением посмотрел на друга Андрей.

– Лично – нет. Но пару раз описывал его подвиги на ниве благотворительности. У него несколько частных фондов – помогает больным детишкам, то да се. Я даже ставил Батурского в пример другим: вот какой нежадный мальчик, богач, а о сирых и убогих не забывает. А в европейских странах употребление пива за рулем автомобиля не считается…

– Вставай, хватит разглагольствовать. Выметайся.

– На улице дождь! Я поеду с тобой, Пряжечкин, – заныл Максим. – Состряпаю информационную заметочку.

– Я тебе состряпаю. Выметайся, я сказал. Сыщик и журналист вышли из подъезда, а дождь в этот момент переходил на новый уровень интенсивности. Мелкие капли превратились в потоки воды, дробью звеневшие по железу подъездного козырька и окнам, лужи хлюпали, ветки деревьев с багряными листьями вздрагивали. Макс попытался натянуть плащ на голову и, когда это ему не удалось, недовольно пробормотал:

– Холодно, а работать надо, подумал эксгибиционист, снимая шубу.

– Что ты там бурчишь? – не понял Андрей. – Побежали.

***

День, трагически окончившийся для Глеба Батурского, стал непривычно насыщенным встречами, знакомствами и интервью для его семнадцатилетней секретарши Лизы. Лиза уже испуганно отревела пятнадцать минут над бездыханным телом любимого начальника, заново облагородила длинные ресницы стойкой тушью «Стреч маскара» и теперь, взволнованная и красивая, с вдохновением отвечала на вопросы очень приятного молодого следователя. У детектива была внешность высокооплачиваемого манекенщика из команды Валентине, и Лиза думала, насколько несправедливы извивы судьбы, если для встречи с таким интересным сыщиком было необходимо пожертвовать драгоценным шефом Глебом Николаевичем.

– Теперь, Лиза, расскажи мне все спокойно, – учительским тоном говорил Андрей Пряжников. – И постарайся не отклоняться от избранной темы, иначе мы не уйдем отсюда до позднего вечера.

«Это было бы здорово!» – восторженно подумала Лиза, тут же представив, как великолепный сыщик везет ее домой на служебной машине среди московской ночи – не отправит же он ее на метро!

– Да, – кивнула Лиза. – Я постараюсь не отклоняться. А разве я отклоняюсь?

Андрей хмыкнул. За последние тридцать минут он узнал невероятное количество интересных сведений: о поездке в Таиланд племянницы главного бухгалтера, о варикозе у дамы из валютного отдела, о неудачной покупке акций сыном вице-президента, о шикарном гнедом скакуне, подаренном начальником отдела кредитования своей шестнадцатилетней любовнице, – все это было крайне занимательно, но как-то не стыковалось с гибелью Глеба Батурского.

– Да. Хорошо. – Лиза сосредоточилась. – Глеб Николаевич, значит, с самого утра был сегодня не в духе. Он очень милый мужчина, интеллигентный, сдержанный, предупредительный, но сегодня, очевидно, плохо спал. Или его доконали строители. У нас начался ремонт, они очень громко, душераздирающе… А! Возможно, его бросила любовница.. Да. Я уже давно заметила эту вялость и апатию, последнее время у него были такие глаза грустные… Но может, просто болела голова. Или еще что-нибудь. В общем, не знаю, но Глеб Николаевич сегодня был диким. А знаете, ведь в декабре прошлого года он расстался со своей женой. Банк бурлил. Особенно мы, девочки. Расстаться с такой женщиной! Просто удивительная женщина! Комильфо от бровей до голеностопного сустава! Она…

– Глеб Николаевич с утра был не в духе. В чем это выражалось? – устало вздохнул Андрей.

Лиза поморгала, задумалась, посмотрела на потолок.

– Вот. У нас на третьем этаже начался ремонт. Перестраивается фуршетный зал. Фуршетный зал – это для приемов. И презентации тоже в нем, и пресс-конференции. Солидному учреждению конечно же необходим. Недавно мы в нем праздновали всем нашим дружным коллективом… Ой, опять сбилась! Ну ладно. Грохот, стук, треск дьявольские. Ничего не было слышно! Ни по телефону поговорить, ничего. Да. Мне кажется, у Глеба Николаевича сегодня болела голова, а они, строители, как назло сверлили пол как раз над его кабинетом. Роняли что-то. Изверги! Издеваются над человеком. И Глеб Николаевич крикнул мне, чтобы я пошла наверх и всех их, к черту, расстреляла из пулемета. И я пошла. А в коридоре встретилась с Аленой Дмитриевой, я вам уже говорила.

– Она работает в банке?

– Да. Она работает здесь где-то полтора года. Кассиром. Я едва узнала Аленку, но и понятно, она ведь месяц болела. И лечилась. Да. Болела и лечилась.

– От чего лечилась?

– Так. Она же мне говорила. От чего же она лечилась? Не сердце? Нет. А, почки! Пиелонефрит. Она с начала сентября взяла отпуск без содержания. У нас, знаете, если болеешь, больничный лист лучше не брать – потом заклюют, что ограбила родное предприятие. Я недавно подхватила ангину – обидно, в разгар лета ангина. Конечно, накормили меня «Баскин Роббинс», грамм шестьсот смолотила – ромовое с изюмом. Вкусно, обалдеть! Я так люблю мороженое. И мне с этой ангиной пришлось…

Андрей тихо зарычал. Лиза встрепенулась, бросила на него испуганный взгляд и снова затараторила, как послушная ученица:

– Пардон! Язык без костей. И вот я наткнулась на Алену. Худая, бледная, в дурацких темных очках, а под глазами – черные круги, даже через очки их видно. Да нет, я бы ее ни за что не узнала. Но этот ее ужасный плащ! «Месть Юдашкина» называется. Я сколько раз ей говорила: Аленка, разорись на что-нибудь посовременнее. Может, она деньги откладывала для какой-то цели? Не знаю. В общем, новый плащ себе не покупала. Да. Значит, столкнулась я с ней. Алена и обычно-то не сияет красотой, а сегодня… Кошмар! Какая-то вся нервная, дерганая. Не захотела со мной поболтать. Обычно она такая приятная, и поговорит, и все. А сегодня… Пошла прямо в кабинет к Глебу Николаевичу. А я разобралась с рабочими – они оказались такими симпатичными ребятами, и все не старше двадцати двух – и вернулась. Минут через тридцать – сорок.

– Пришлось так долго убеждать их не шуметь? – улыбнулся Андрей.

– Да! Вы понимаете. Как же им не шуметь, если гвозди надо заколачивать. А может быть, меня не было целый час? Нет, тридцать минут. И когда я пришла, Глеб Николаевич, бедняжка, лежал в своем кресле ужасно какой неживой. С пистолетом в руке. На столе беспорядок, видели, какой у него роскошный стол, знаете, это ручная работа, настоящий дуб, везли из Италии. Боже мой, он все-таки не смог перенести этого адского грохота!