Танцы с королями - Лейкер Розалинда - Страница 128

Когда ужин закончился, Жасмин и Генриэтта вышли из-за стола, оставив мужчин наслаждаться курением и вином. Сабатин, приготовившись к изрядной выпивке, был немало удивлен, когда кузен решительно закрыл ладонями оба фужера, не дав ему наполнить их из графина, который он уже поднял со стола.

— Пока хватит, — сказал Арман. — Я хочу поговорить с тобой серьезно. Что с тобой случилось? И почему ты не перемолвился ни единым словом со своей прекрасной женой на протяжении всего ужина?

Лицо Сабатина с упрямо выдвинутой вперед нижней челюстью помрачнело:

— Эта сука виновата во всех моих несчастиях. Да и жена она никудышная, пустобрюхая. От этого брака у меня не будет наследника, так что тебе и твоим детям повезло. Проклятье! Я не нуждаюсь в твоих поучениях! Выпей со мной, если ты мужчина. Мне здесь не с кем было водить компанию, и я пил в одиночку все время с тех пор, как покинул королевский двор.

Арман был вынужден выпить с ним, но при этом знал меру и наматывал себе на ус все обиды, которые выплескивались из Сабатина, разгоряченного вином. Кузену скоро стало ясно, что Сабатин во многом сам виноват в том, что очутился в полном одиночестве, заносчиво отказавшись общаться с местной знатью и, что еще хуже, третируя здешних дворян при каждом удобном случае. Как и все при дворе, Арман разделял это мнение о сельских землевладельцах, но Сабатин сам теперь принадлежал к их числу и должен был наладить с соседями хорошие отношения, а не задирать свой надменный орлиный нос. Арман уже давным-давно решил для себя, что если ему когда-нибудь выпадет несчастье оказаться в положении кузена, то он ни в коем случае не будет обрекать себя на такое добровольное заточение. Не удивительно, что брак его оказался неудачным. О Боже! Этот лоботряс не удосужился даже устроить в своих угодьях приличную охоту, хотя доходы позволяли ему держать одну из лучших псарен во всей Франции и не меньше дюжины егерей. Можно только посочувствовать Жасмин, которой от скуки приходилось водить дружбу с этой выжившей из ума старухой, которая была ему совсем незнакома. Если бы она даже завела себе любовника из числа лакеев, то и тут Арман не стал бы ее осуждать. Сабатин испытал горькое разочарование, когда Арман уклонился от обещания замолвить за него словечко перед королем. Зная о недавно полученном отказе, кузен не видел в этом никакого смысла. Сабатин опять бы запил горькую, потеряв всякий интерес к гостю, если бы Арман этому решительно не воспротивился и не стал следить за ним, как зоркий ястреб. Он брал его с собой в лес на верховые прогулки, которые длились весь день, заставил его расшевелить дряблые мускулы, устроив на террасе фехтование на рапирах, которое затем вошло у них в ежедневную привычку. После ужина, когда Сабатина особенно сильно одолевала тоска и он принимался за вино, Арман развлекал его игрой в карты, делая высокие ставки словно они находились не в глухом захолустье, а в Версале.

Через три недели Арман, весь сияя, пришел к Жасмин:

— Сабатин согласился устроить бал и пригласить на него всю местную знать. Ваши дни заточения окончились. Добро пожаловать в царство живых!

Жасмин, не помня себя от счастья, бросилась к Арману на шею и от полноты нахлынувших чувств расцеловала его в обе щеки.

Когда были разосланы приглашения, оказалось, что не все соседи их приняли. Те, кто до сих пор чувствовали себя уязвленными прошлыми обидами, усмотрели в этом внезапном изменении отношения к ним со стороны высокомерного де Вальверде какой-то подлый подвох, но большинство, движимое простым любопытством, согласились приехать. Женщины горели желанием посмотреть, наконец, на таинственную и загадочную герцогиню, а мужчины надеялись, что им под каким-нибудь предлогом удастся хотя бы мельком взглянуть на жеребцов чистых кровей, которыми славились герцогские конюшни. Большая часть гостей, явившихся на бал к де Вальверде, состояла из сельских дворян, чья голубая кровь подтверждалась родословными, бравшими свое начало с пятнадцатого века. Однако, несмотря на это, тем из них, у кого не было иного источника доходов, приходилось весьма туго в случае неурожая или массового падежа скота. Разумеется, были среди них и исключения, и эти немногочисленные богачи заказывали себе одежду у лучших парижских портных, в то время как остальные пыжились, как могли.

Жасмин надела на бал вышитое золотом платье из белого атласа. Сабатин был в черном бархатном камзоле с серебряными позументами, который еще больше подчеркивал его угрюмый вид. Когда объявляли о прибытии каждого гостя, он приветствовал их так, словно не мыслил свое присутствие здесь без верной супруги, стоявшей рядом, при этом, правда, никто, не замечал, что хозяин замка избегает разговора с ней. Надо отдать должное Сабатину, который в искусстве притворства достиг совершенства. Однако Жасмин испытала-таки один неприятный момент, когда она и Сабатин должны были открывать бал. У нее даже дрожь пробежала по телу, когда он взял ее за руку, но скоро танец завершился, и больше им не пришлось быть партнерами.

Ужин просто поразил всех своим фантастическим великолепием. Он был подан на золотой посуде из сервиза, привезенного давным-давно из Версаля, но до сих пор остававшегося нераспакованным. Разумеется, если считать по меркам королевского двора, платья безнадежно отстали от моды, да и у камзолов покрой был явно времен правления предыдущего монарха, но в остальном бал, безусловно, удался на славу. Повсюду, как в Версале, в вазах стояли свежие, благоухающие цветы. Праздничную обстановку помогали создавать и роскошные фамильные драгоценности, извлеченные из старомодных шкатулок.

Неутомимый и вездесущий Арман сделал все чтобы каждый чувствовал себя здесь непринужденно и весело. Он предусмотрительно выяснил необходимые подробности о том, кто есть кто среди местной знати, и позаботился, чтобы Жасмин познакомилась с теми, кто в будущем мог наилучшим образом скрасить ее весьма безрадостное существование: при этом их финансовое положение не имело особого значения. Арман также не забывал время от времени приглашать на танец самых робких девушек, которые застенчиво жались вдоль стен и вряд ли нашли бы себе партнера. Танцуя же с расфранченным и галантным версальским кавалером, они чувствовали себя наверху блаженства. Кузен Сабатина успевал также делать комплименты почтенным матронам, а среди мужчин быстро завоевал репутацию «своего парня». Но он допустил одну ошибку.

Арман разузнал, что поблизости проживают еще трое сосланных вельмож, причем все они в период пребывания при дворе были хорошо знакомы Сабатину. Арману пришло в голову, что его кузену будет легче привыкнуть к местному обществу, если он установит связи с теми, кто в свое время блистал при дворе и не уступал Сабатину ни в чем, включая старинную родословную. Все трое жили не очень далеко от замка Вальверде не больше одного дня пути. Двое носили герцогский титул, а третий был маркизом. Звали их соответственно Шовен, Оливри и Гансе. Один принадлежал с числу тех самых «разрушителей версальских оград», а двое других были сосланы еще в год правления герцога Орлеанского, первого регента. Шовен привез с собой жену, глупое и надменное создание, которая при всяком удобном случае подчеркивала свое мнимое превосходство над окружающим, выражая пренебрежение и к присутствовавшему на балу обществу, и к самому балу. Оливри и Гансе явились одни, так как давно овдовели. Сабатин не спешил признать в них равных себе товарищей по ссылке, но в то же время ему было приятно пообщаться с теми, чей статус в обществе был сравним с его собственным. Еще задолго до окончания бала он исчез с ними в библиотеке. Там они принялись играть на высокие ставки, напились вдрызг и развлекались до самого утра.

Жасмин пришлось мириться с несносным присутствием герцогини Шовен целых две недели. Именно, столько времени прошло, пока, наконец, трое собутыльников Сабатина не решили оставить замок Вальверде. Эти пожилые развратники только и делали, что скакали на лошадях по утрам, а остальное время посвящали картам и вину. Грубые и примитивные шутки, которыми они забавлялись, подходили больше безусым школярам, но никак не вельможам почтенного возраста, пусть даже и ссыльным.