Слямбу катамбу нок! или Прключения первобытного выдумщика - Чирков Вадим Алексеевич - Страница 21

— Стой!

Выглядел человек странно. Голову он держал набок, вверх правым ухом, левое же было заткнуто каким-то длинным и желтым плодом, который он придерживал свободной рукой. Путешественники подумали, что он кривошеий, а ухо у него болит.

— Посмотри сюда, — скомандовал кривошеий и показал на что-то позади себя. — Что ты видишь?

— Борозду, — ответил охотник.

— Это не борозда, дуралей, это Граница! И раз ты чужеземец, то не имеешь права ее переступать. Это граница нашей земли.

— Вот еще! — ответил Напролом. — Я переступил уже много границ, и никто не орал на меня.

— Сейчас позову своих, — пригрозил кривошеий, — они тебе покажут! На нашей земле не должно быть чужаков.

— Мы только хотим пройти через нее, — вступил в разговор Дум, — мы идем вон к той горе и еще дальше.

— И никому не делаем плохого, — добавил Хоть-Куда.

А Напролом, которого подбодрили слова друзей, взял да и шагнул еще.

Человек с желтым плодом в ухе закричал:

— Здесь, — он показал на землю под собой, — я с вами говорю еще на вашем языке, — он почему-то сплюнул, — а вот тут, — он ступил назад, за борозду, — поторам боту калянаса!

— Что-что? — переспросил Дум.

Незнакомец ступил вперед.

— Там, — он снова показал назад, — вы должны говорить только на нашем языке. Кто скажет хоть словечко на своем, того мы, — странный человек попятился, — слямбу катамбу нок!

Он высунул из-за Границы голову.

— Знаете вы наш язык?

— Нет, — ответил Дум.

— Значит, ни шагу вперед. А то, — он целиком оказался на "своей" территории, — слямбу катамбу нок!

— Можешь не переводить, — сказал Дум, — кое-что мы уже понимаем.

Четыре человека застыли по обе стороны борозды-границы.

Дело осложнилось. Как же все-таки пересечь чужую территорию, не изучив языка туземцев? А кривошеий повторял, каждый раз взмахивая дубинкой, полюбившуюся угрозу:

— Слямбу катамбу нок!

Напролом вопросительно посмотрел на Дума. Дум прочитал в его взгляде: "Может, треснуть несговорчивого парня пикой по лбу? Или опробовать — ох как хочется! — лук?" "Нет, — ответил Дум тоже взглядом, попробуем иначе…"

— А скажи, — обратился он к туземцу, — откуда ты знаешь наш язык?

Тот сделал шаг к ним и только тогда заговорил:

— Когда мы ловим на своей земле какого-то чужака, не знающего нашего языка, мы его незамедлительно поджариваем. А чужеземцы, надо вам сказать, вкуснее всего, когда их жарят живьем. На огне же всякий так красноречив, так хорошо поясняет жестами то, что и чувствует, и говорит, что мы легко усваиваем любой язык.

— Ага, — сказал Дум, не удивившись и даже не поморщившись (не будем забывать, что наш изгнанник и незнакомец с желтым плодом в ухе были первобытными людьми, которые не видели ничего исключительного в том, что кто-то может полакомиться пойманным врагом; не будем, кстати, забывать и того, что автор повести вовсе не Вадим Чирков, а некий человек, живший 30 тысяч лет назад, художник, чей каждый рисунок стоит половины страницы этой книжки…) — Ага… — повторил выдумщик. — Значит, для того, чтобы пройти вон к той горе, мы должны выучить ваш язык… — И вполголоса, чтобы его слышали только свои, добавил: — Зайдите с двух сторон, ребята, и схватите его!

Напролом, не медля ни секунды, выбил из руки кривошеего дубинку, вместе с Хоть-Куда они сшибли его с ног, перевернули на живот, завели руки за спину и связали.

— А теперь, — распорядился Дум, — разведем Костер. Ты, Напролом, займись дровами, нам их понадобится много.

— Эй, — подал голос связанный, заговорив на языке чужаков, хотя и находился на "своей" территории, — зачем вам Костер?

— Как зачем? — удивился Дум. — Мы хотим поскорей выучить ваш язык! Подвесим тебя над огнем, ты, я думаю, не будешь молчать, и мы за день-два заговорим на вашем языке. Огонь будет маленький, так что особенно не беспокойся. Нам ведь во что бы то ни стало нужно добраться до той горы!

Связанный подергал руками, но узел на них был прочный.

— А что если обойтись без Костра? — предложил он. — Я сам возьмусь учить вас языку.

— Это может затянуться надолго. Ты сам подсказал нам вернейший способ. Поторопись с дровами, Напролом! Хоть-Куда, давай подвесим парня вон на том дереве! Да-да, к этой толстой ветке. Берись за его ноги!

— А-а-а! — завопил кривошеий.

— Что означает на вашем языке это "а-а-а!"? — поинтересовался Дум.

— Оно означает, что я не хочу на Костер! Смотрите, какой я тощий! Я быстро сгорю! Я невкусный! Я наелся горьких трав!

— Смотрите-ка, "а-а-а!" на нашем языке означает то же самое. Хоть-Куда, ты набрал сухой травы? Тогда высекай искру. Сейчас мы узнаем еще несколько слов нового языка, кроме "слямбу катамбу нок".

Напролом уже раскладывал сучья на охапке сухой травы.

— А-а-а! — снова завопил кривошеий. — Не зажигайте огня! Снимите меня с ветки! Развяжите! Я проведу вас по нашей земле так, что никто не увидит! Без меня вы все равно попадетесь кому-то на глаза!

Крикуна освободили, поставили на ноги.

— Пошли! — скомандовал Дум. — И знай: если ты позовешь своих или приведешь нас к ним, пеняй на себя. Напролом, поручаю его твоему копью.

Они двинулись по холмистой долине извилистым путем, обходя какие-то опасные, по мнению провожатого, места, пробирались где пригнувшись, где бегом, а где чуть ли не ползком. Иногда они слышали то женские, то мужские голоса и тогда замирали и притихали.

Наконец все четверо оказались в Лесу, что спускался с горы, как медвежья шкура с шамана, приготовившегося ворожить, и здесь кривошеий (а он так и шел, придерживая желтый плод в ухе) сказал, что бояться больше нечего. Устав от перехода, который занял часа два, мужчины присели отдохнуть и перекусить. Пригласили к трапезе и туземца.

— Расскажи нам о своем племени, — обратился Дум к кривошеему, занятому куском жареного мяса.

— Сейчас, — согласился тот, — только доем мясо и догрызу этот вкусный корешок. Мы находим такие в земле, но никто не догадался еще их попробовать. Все думают, что они ядовитые (может, речь шла о морковке? Или петрушке?)

Туземец поел, руки облизал, потом вытер их о волосы на голове и бороду, приосанился и начал:

— Наше племя одно из самых славных на земле, а скорее, самое славное, и в этом почти никто уже не сомневается. Наш язык — самый звучный, самый приятный для слуха и самый понятный.

— Как вы об этом узнали? — сразу же спросил Дум. — Вам кто-то об этом говорил? Ведь должны были собраться все-все, чтобы назвать ваш язык лучшим.

— Мы знаем об этом без всех-всех! — рассердился кривошеий. — Наши предки получили язык от Самого Бородатого!

— Кто это?

— Он во всем самый. Даже не стоит перечислять, в чем. Наши пытались это сделать — перечислить, но им не хватило жизни. Они дошли до слова, что начиналось с Ко…, и умерли от изнеможения и старости один за другим. Следующие, следующие и следующие наши всё гадают и гадают, что там дальше, за этим Ко…, что это за слово, что это за штука, которая начинается, но неизвестно чем кончается. Здесь загадка загадок! А вдруг это слово магическое, и именно с него по свету валом повалят чудеса?…

— Ну вот, — тут кривошеий перевел дух, — а теперь хотите знать, как получилось, что мы обрели дивный язык? У нас об этом говорит несколько поколений. И все любят повторять: "Касундо о патика массо калибо карита пи-ти-мо-ко-ла-пи". Правда, хорошо звучит? В переводе это означает: "Наш язык самый красивый, остальные же годятся только для разговора с лягушками".

— Да утащит в подземелье мохнатый Бабай всех, кто так заявляет! — ругнулся Напролом. — Выходит, я разговариваю на лягушачьем языке?

— Конечно, о незнакомец! Жаль, что ты сам этого не понимаешь. Слушайте же рассказ о том, как Самый Бородатый дал нам язык.

— Слушаем, слушаем, — сказал за всех Дум.

КАК ЛЮДИ ЗАГОВОРИЛИ

— Это было, — начал провожатый, — он все время менял руки, чтобы придерживать в ухе желтый плод, — это было, когда никто из людей не мог разговаривать. Чтобы передать друг дружке какую-нибудь новость, им приходилось либо размахивать руками, либо верещать, как обезьяны, либо трубить, как мамонты, либо чирикать, как воробьи, либо шипеть, как змеи.