Поэмы - Пшавела Важа - Страница 30

30

V Все время хевсуры в огне. От прежних побед не остынув, Все снова, внутри и вовне, Бьют турок, лезгин и кистинов Окреп Карталинский увал. Враг крышки со гроба не сдвинет, Лишь только б народ побеждал. Ни в чем ему больше нужды нет. Пока предводителя власть На Миндии, — дело в порядке. Никто не посмеет напасть, И люди в ладу и достатке. Влажен, кто при жизни добром Снискал благодарность народа. VI На камне обрывистом дом. Он крышей приперт к небосводу. Громадные горы вокруг, Взметнувшие кверху все тело, На них белоснежный клобук. Владычество их без предела. Увидишь в снегу их хоть раз, Всегда их захочешь такими. Чудесны они без прикрас И лучше, чем в лиственном дыме. На грудь ли им солнце всползет, Обвал ли запрет посередке, Ущелья пролетом в пролет Раскашляются, как в чахотке. Но даже и эта краса Не обойдена благодатью: Блуждают и их волоса В теплыни нежданном охвате. Весной облака в темноте Жгут молньями ярые свечи. Земли на такой высоте Не пашет рука человечья. Лишь турам для тески рогов Те выси и кручи любезны. Лишь горы от веков Корнями ушедшие в без дну. Свои ледяные тела Полуоголив, исполины, Как темные демоны зла, Владычествуют над долиной. Дом с башнею. Башни кремень Задымлен от вечного боя. Волнует ее, что ни день, Ружейною Громкой стрельбою. Возможно ли ей отдохнуть, Пока она на карауле, Пока в ее бедную грудь Сажают за пулею пулю, Пока в человеке огнем Безумствует жажда раздора? Дом ходит сейчас ходуном! Не от перестрелки от ссоры. В нем плач, перебранки в сердцах. Бранящихся только лишь двое. Пылающий ярко очаг Их свел голова с головою. На той стороне очага Хевсурка с детьми, а по эту Хевсур, и управа строга, А мука его без просвета.

Муж

Будь проклято время, что ты Мне стала женою и Гирей. До приступа той слепоты Мне не было равного в мире. Ты сделала, глупая тварь, Что стал я похож на уро да. Могу ль я и ныне, как встарь, Ходить, не стыдясь небосвода? О, знать бы о средстве каком Вернуть себе прежнюю ясность! Быть лучше скалы черепком, Чем жить для того, чтоб угаснуть. Причина всему мой потвор. Для вас я пред богом лукавил. И дети мне в тягость с тех пор, Что стал я идти против правил. Какой же веревкой завью Я скорбь о здоровье и чести?

Жена

Вали со своей на мою! Насильно ль с тобою мы вместе? Кто Мзие пройти не давал? Кто жалобил рано и поздно: "Люблю! Не полюбишь пропал"? Кто плакал несчетно и слезно? Кто братьев честил средь села? Кто ночью творил им бесчинья? Тогда я как сахар была, Так как же я стала полынью? Зачем на детей клевета? Откуда на бога хуленье? Жениться и за ворота, А нас на судьбы изволенье? Моя ли вина, что себе Ты кажешься хуже, чем раньше?

Муж

Твоя! Ты, как ветер в трубе, Гудела, мытаря и клянча: "Детей моих губит мороз", Как бы схоронив их, ты выла. У Бердии дров целый воз. Очаг раскалился от пыла>. Ты ставила мне в образец Любого глупца-тунеядца И не разбирала словец, Чтоб всласть надо мной насмеяться. Ты в жажде достатка пекла Пирог с ядовитой приправой, И вот, в довершение зла, Я сам пропитался отравой. Обман городя на обман, Я ради какого-то черта Рубил за платаном платан, Как жулик последнего сорта. Стыдом перед ними томим И жалости к стонущим кленам, Я стал притворяться глухим И их языку не ученым. Нечуткий, не то что, как встарь, Я жаждал бесчувствия камня, Но ты, ненасытная тварь, И тут отдохнуть не дала мне. Бывало, кто тура убьет, Ты издали слюнки глотала. Мне жаль твоих слез и забот, Ты ж о сыновьях причитала: "Не выйдет мужей из бедняг, Ращенных без мяса, на постном". О, лучше б при этих словах Ты сделалась прахом погостным. Я начал ходить на зверье, Чтоб вы от свежины жирели. Но было мне в муку твое С детьми за едою веселье. О, если б в минуту одну Разверзлась земля подо мною! Утраченного не верну Уже никакою ценою.

Жена

Не знаю, в какой ты беде, Что полон тоски и заботы. Все рубят дрова, и нигде Грехом не считают охоты.

Муж

Где взять это все тебе в толк, Болтушка, пустая с рожденья, Постигшая в жизни не долг, А средство к самоуслажденью! Ты скажешь. и то не беда, Что все мне на свете постыло И нету меня ни следа Бывалого знанья и силы? Ты скажешь не должен мертвец О собственной ведать кончине И жизни презренной конец Оплакать в последней кручине? Найди мне другую судьбу, Что горем с моей бы сравнилась. Покойникам лучше в гробу: Не чувствовать высшая  милость. Чем миру служить я могу? Земля предо мной, как немая. Я вижу цветы на лугу, Но их уже не понимаю. Готовности их вопреки, Уж не говорят мне поляны. Но это еще пустяки, Есть и поважнее изъяны. Останусь ли с вами я тут, Спущусь ли в ущелье какое, Гроша за меня не дадут, Я связки соломы не стою. А хуже всего, что стране Помочь не смогу я в несчастье. Управиться по старине Теперь не в моей уже власти. Зачем не погаснула в срок Звезда моя в небе? Доселе Враги и за свой-то порог Охоты ступать не имели. Разве дай они невзначай, Что сталось с грозой их  вчерашней, И завтра же ринутся в край И в прах превратят наши башни. До этого не доведу, Хоть это б нас ввергло в пучину. Пусть сам я погибну в аду, А родину в бездну незрину. А то как на вас мне смотреть, Господне как славить мне имя? Позор мне и ныне, и впредь Пред мертвыми и пред живыми. Как хлеб есть, как воду мне пить, Даренья земли благодатной, Когда я за всех, может быть, Должник перед ней неоплатный? Сказал так и вышел во двор, И, руки скрестивши, при виде Отвсюду открывшихся гор, Заплакал в тоске и обиде.