Белая змея - Ли Танит - Страница 77

Тому, кто ее видел, это пространство в самом чреве джунглей напоминало ровную поверхность южного Виса — Равнин, юга Мойхи. Правда, эти псевдо-Степи выветрились, располагаясь в другом климате.

Звуки здесь звучали громче и богаче, порой виднелись островки буйной растительности и даже леса.

Дорога обрывалась одновременно с лесом, и здесь, на грани с равниной, стояла арка высотой в семь футов, точеная, как фигурка для игры, и белая, как и прямое лезвие тракта шириной в пять колесниц, который начинался сразу за ней.

Тракт был вымощен большими плитами. В городах Дорфара, Кармисса, Зарависса или Элисаара такая дорога выглядела бы вполне обычно. Через равные промежутки по ее сторонам стояли белые мраморные обелиски с навершиями в форме золотых листьев, отражающими солнце.

На дороге не было ни следа, словно ее вымостили не более часа назад. Ничто не касалось ее. Ни колесо, ни копыто, ни нога, не пробегала ящерица, не садилась птица, не ложился лист, даже ветер не трогал ее.

Сужаясь к горизонту, она уводила к низким горам, вздымающимся над равниной в семи-восьми милях отсюда. У подножия гор, вершины которых светились снегом, находился город.

Город.

Его воздвигли на скальной платформе, и сверкающие снегом утесы стали его башнями и вершинами стен. Падающие лучи солнца отражались в зеркалах огромных окон. Сам по себе город был не очень большим.

Дорога взбегала на высокую насыпь, но там, где она подходила к платформе города, не виднелось никаких ворот или иного прохода. Стена выглядела абсолютной.

Там, где начиналась насыпь, у дороги высилась небольшая роща, также похожая на те, что росли на Равнинах. Здесь Регер сошел с вымостки и стал смотреть, как солнце закатывается за платформу и медный закат превращает белизну города в темноту.

Город казался ненастоящим. Он напоминал изображение или видение легендарного дорфарианского Корамвиса, разрушенного до основания Ральднором.

С запада на равнину подул ветер, впервые за все эти дни — теплый и тяжелый, пахнущий джунглями, за которые закатилось солнце. Ветер не принес с собой ни аромата духов, ни записки, ни отзвука голосов. Поднималась Застис.

Звезда тоже уронила красные лучи на плоскость равнины. Они мигали и переливались, как светящиеся ночные розы. Но на самом деле это была темная волна горящих глаз, скользящая над землей, как ветер.

Человек мог забраться на дерево — но и они тоже могли это… Кроме того, его смутила их медлительность, похожая на видение сна. Их запах оказался не таким, какой он помнил по зверинцам в Элисааре. В Мойхи на них охотился Чакор, но не Регер. А однажды, еще в искайском детстве, Тьиво подхватила его на руки, Орбин несся далеко впереди них, и косы матери били по его шее, пока она бежала к ферме с ним на руках…

Сегодня на запредельной равнине собралось пятьдесят или шестьдесят этих тварей — сильных, стелющихся над землей, как волна, без мерзкого запаха и воплей.

Они достигли рощи, вошли в нее и повернули десятки голов, чтобы посмотреть на него огненными впадинами глаз. Один из них положил передние лапы на ствол дерева и выпустил чудовищные когти.

Злые очертания головы этого зверя озадачили Регера, ее форма оказалась не такой, как он представлял…

Он не особенно тревожился, не делая ни одного движения, которое могли расценить как опасное, и не обнажил нож, оставив его спокойно лежать в ножнах. Когти тирра тоже остались на месте.

Аз’тира. Ее имя напоминало их название.

Тирр снова положил передние лапы на ствол поваленного дерева. Ветер пошевелил листья на деревьях, но больше не раздавалось ни единого звука.

Затем появился неслышный шум, что-то вроде свиста в ушах — или прямо в черепе. Тирры отозвались на него — сбились в стаю и отошли за стволы деревьев, откуда их глаза не прекращали мерцать и мигать.

Из-за деревьев вышли двое людей, сверкающих, как перламутр. Видимо, они удерживали тирров при помощи мысленной речи.

Регер не говорил и не думал. Если эманакир захотят покопаться в его мозгу, им придется потрудиться.

— Ты приблизился к городу, — разомкнул губы один из пришедших.

— Люди твоего рода не входят в Ашнезию, кроме тех, кто входит сюда как раб, — произнес другой таким же глухим, редко используемым голосом.

— Ашнезия, — повторил Регер. Его чувствительность обострилась, и ему казалось, что его мысли вылетают наружу стрелами гнева и великой ненависти. — Я слышал, что это одно из названий вашего города.

Словно слепые статуи, они повернули к нему свои змеиные взгляды. За рощей вставала луна, состоявшая с ними в родстве в любое время, кроме поры Застис. Они должны были чувствовать его гнев, сплетающий меж ними линии силы.

— Иди за нами, — сказал первый.

Когда они вышли на дорогу, тирры растворились в ночи, словно сама ночь создала их, позволила им двигаться, наделила их глазами, подобными звездам, а сейчас забрала их обратно.

Глава 21

Очаг

Ворота Ашнезии показались Регеру святилищем или гробницей, расположенной на вымощенной скальной платформе. Белые люди подули на них, и они раскрылись — он слышал о таких приспособлениях в их храмах. Проход закрылся за ними.

Под землю уходила лестница, ведущая в вырубленные людьми переходы, тускло и странно освещенные далекими факелами и дрожащим свечением, идущим непонятно откуда. Проход на первый этаж медленно поднимался вверх. Они вышли в закрытый двор-колодец. Горячая луна заливала один из его углов.

Город безмолвствовал.

Другой крытый переход, уводящий со двора, закончился тонкой дверью из циббового дерева. Внезапно послышался звук текущей воды. За дверью, на этот раз раскрывшейся от прикосновения, плавно разливался розовый лунный свет, разбивающийся в струях большого фонтана. Они спадали вниз каскадом, как занавес, заслоняя дорогу. Но рядом нашелся кусочек сухого пространства, через который пролегала дорога в сад.

Белый человек пошел впереди, не оборачиваясь, словно позабыв о варварском животном, которое они привели с собой.

Регер все же помедлил, желая осмотреть город эманакир. Он раскинулся на три стороны, озаренный луной и сотворенный из луны… Ряды домов с колоннами разделяли дороги, подобные замерзшим рекам, среди скоплений деревьев высились стройные башни, увенчанные изображениями морд несуществующих зверей. И хотя в прудах отражался свет окон и уличного освещения, город казался некрополем, весьма изящно построенным, но лишенным присутствия людей и вообще жизни, движений и звуков.

Белый человек замер на вершине садового склона, под стеной особняка. Рядом высилась башня, увенчанная головой змеи, в чьих глазах-окнах холодно пылал лунный свет.

Вслед за ним Регер поднялся на террасу и подошел к стене.

— Это ее дом?

Они посмотрели на него.

— Вы привели меня к ней, — сказал он. — К Аз’тире.

Он не научился читать в их умах. Просто им больше некуда было его вести.

Один из них поднял руку в указующем жесте, и Регер увидел еще одни ворота — железные, искусной ковки, раскрывшиеся в белой стене. Здесь не любили говорить вслух, если этого можно было избежать.

Затем они оставили его в одиночестве. Они не подозревали его ни в чем. Или она не подозревала его. Или они ценили себя выше, невзирая на то, каковы его замыслы и характер.

Регер не спеша прошел в ворота, которые послушно пропустили его, и спустился на лужайку. Там, стоя на траве в ее саду, в ночь Застис, он вспомнил дом за кружевницами и то, как он тогда впервые пришел к ней.

Однако в Ашнезии даже воздух пах совсем по-другому — сухостью и пустотой, как в заброшенных руинах, кое-где разбавленный хищным, но надоевшим ароматом орхидей.

Он положил руку на железные ворота.

Он должен войти в здание через дверь в задней части башни, там, где по камню взбираются виноградные лозы. От двери коридор проведет его в ее зал, огромный правильный овал с выложенным мозаикой полом. На стенах нарисованы низкие холмы и танцующие девушки в светлых одеждах, застывшие на пшеничном поле, сейчас залитом светом ламп-лотосов. На очаге, где в холодные месяцы вечерами иногда расцветал огонь, в беспорядке лежали цветы, распространяя пыльно-сладкий запах. Огромная серебряная змея с глазами из сливочного янтаря, свернувшись, охраняла очаг. Другой обстановки почти не было.