Гладиатрикс - Уитфилд Рассел - Страница 58

По мнению Лисандры, это было скорее благо. Она даже допускала, что Эйрианвен наконец поймет и оценит, как это здорово — быть цивилизованной женщиной, если сумеет вырваться из-под влияния свирепой старой суки. Одного жаль — подруга слишком болезненно переживала разрыв с прошлым.

— Может, Сорина еще передумает, — заметила Лисандра.

Она хотела утешить британку, но та покачала головой и сказала:

— Этому не бывать. Потому что я оспорила ее право так со мной поступать.

— Да уж, скверные новости. Боюсь, никто из ваших приятельниц не отдаст голоса за нашу любовь.

Это последнее слово так приятно было произносить, ощущать на губах. Однако Эйрианвен ответила резковатым смешком.

— Голоса? — переспросила она. — Лисандра, не о голосовании речь! Я буду драться с ней за тебя. Насмерть…

Спартанка отшатнулась.

— Этого нельзя допустить! — вырвалось у нее. — Конечно, мы с ней совсем не испытываем взаимного восторга, но тебе-то она, как я понимаю, подруга! Предводительница твоей общины!..

— Когда-то была, а теперь — нет. Все идет к тому, что одна из нас должна умереть. Либо она останется предводительницей, либо я займу ее место. Третьего не дано. Но главная беда в том, что при обоих раскладах я проиграю. Если погибну… ну, что тут говорить. Но даже если я ее убью, то что от этого буду иметь? Нашим женщинам придется подчиниться мне, но я все равно навсегда останусь изгоем — из-за нашей с тобой любви.

Лисандра взяла руки Эйрианвен в свои.

— Бессмыслица какая-то, — сказала она. — Слушай, если все из-за меня, так мне этот груз и нести!

Она вправду многое отдала бы, чтобы встать против ненавистной амазонки с мечом в руке. И в первую голову — из-за боли, которую та причинила Эйрианвен.

Однако британка лишь покачала головой.

— Ты не из наших, — проговорила она. — Но даже будь ты членом общины, вызов Сорине бросила все-таки я. Я и буду с ней драться.

— Не могу я этого понять, — пожаловалась спартанка. — Так поступать принято у… — Она еле успела прикусить язык и не сказала «у варваров». — Да, у племен, воюющих с Римом. Я воспитана по-другому, но вот в чем уверена, Эйрианвен. Вожди все одинаковы, к какому бы народу они ни принадлежали. Ты одержишь победу, и ваши женщины согласятся признать твою власть. Ты же сама так сказала, Эйрианвен! Сорину иссушила ненависть, ее повадки далеко не всем по душе.

Силурийка наморщила чистый лоб, обдумывая эти слова, и Лисандра едва удержалась от немедленного поцелуя, который неминуемо свел бы на нет все ее ораторское искусство.

— Неужели имеет значение, что мои предки были спартанцами, а твои — благородными жителями Британии? — продолжала она. — Какое зло можно усмотреть в том, что нас соединила любовь? Особенно в таком месте, как это?.. Ну не пойму я, с какой стати Сорине не по душе наше счастье?

— Да с такой, что мы с тобой все-таки разные, — прошептала Эйрианвен. — Если подумать как следует, то станет ясно, что нам с тобой не на что надеяться. Наши шансы выбраться отсюда живыми становятся все меньше с каждым поединком. Но даже если мы обе и сумеем завоевать себе свободу, дальше-то что? Хороша парочка! Две женщины, дикарка да бывшая жрица… Где мы сможем найти себе место, чтобы нам на головы тотчас не посыпалась тысяча бед?..

— Любовь победит все. Я думаю, в этом изречении есть правда. Мы вырвемся на свободу, и никто нас не разлучит! — Говоря так, она сама страстно, искренне верила в эти слова. — Никогда прежде я не знала любви. Скажу тебе больше. Я ее отвергала, почитая за слабость. Но я заглядываю тебе в глаза и черпаю в них такую силу!.. Мне кажется, что когда я с тобой — на свете нет ничего, с чем нельзя было бы справиться! Мне плевать, что скажут другие. Пусть они презирают меня сколько угодно, лишь бы ты была рядом со мной, а я — с тобой. Пусть мы обе — женщины, но наша любовь сильнее и глубже, чем у любых счастливых супругов. Ибо мы с тобой — равные, а это встречается очень редко.

Девушка увидела, как в прекрасных синих глазах подруги разгорелся огонек надежды.

— Ты думаешь, это сбудется? — спросила силурийка.

— Не думаю, а знаю, — сказала Лисандра.

Кажется, в самый первый раз не она отчаянно нуждалась в Эйрианвен, а наоборот. До сих пор силурийка, старшая и опытная, была ведущей в их отношениях. Но вот пришел ее черед растеряться на жизненном перепутье, и Лисандра ощущала небывалый прилив сил.

— То, что у вас случилось с Сориной, конечно, скверная штука, — проговорила она. — Что ж, в жизни сплошь и рядом случается какая-нибудь гадость. Но боги уравновешивают наше горе радостью и добром. То, что мы угодили в рабство, без сомнения, плохо, хотя мы не встретились бы, если бы не стали рабынями. Поистине, моя свобода — очень малая плата за то, что я сейчас чувствую.

Эйрианвен ничего не сказала в ответ, просто наклонилась и поцеловала ее очень нежно и страстно.

Мудрено ли, что заботы и хлопоты бренного мира на некоторое время перестали для них существовать.

XXVIII

— Эсхил палец о палец не желает ударить.

Септим Фалько и Бальб отдыхали в своих любимых городских банях. Они любили сочетать полезное, то бишь деловые беседы, с приятным расслаблением вдали от суеты и шума амфитеатра.

— Вот жалость-то!.. — Фалько пошевелил пальцами ног, наслаждаясь теплой водой. — Но я не могу упустить свою выгоду, тем более что возможности еще не все исчерпал. — У него вырвался короткий смешок. — Тебя, Бальб, в любом месте поскреби, и посыплется золото, но мне-то каждый день на жизнь зарабатывать приходится! К тому же я слышал краем уха, что сам правитель заинтересовался таким поединком и, конечно, приковыляет на него посмотреть.

Бальб ответил, не поднимая опущенных век:

— А я думал, его симпатии принадлежат исключительно нашей Ахиллии. С чего бы ему платить за право взглянуть на то, как дерутся другие?

— Ты, похоже, с головой закопался в сиюминутных заботах! — Фалько оттолкнулся от бортика и лениво проплыл немножко на спине. — Наш Секст Юлий Фронтин заделался ярым приверженцем воительниц. Верно, твоя Ахиллия для него прямо свет в окошке, но разве ты не замечал, в какую рань он является в цирк, чтобы не пропустить женские поединки?

Бальб насмешливо хмыкнул.

— Нет, — сознался он затем. — Не замечал. У меня дел и вправду невпроворот. Так что некогда особо смотреть, кто чем занят на трибунах и даже в ложе правителя. Надо платить лекарям, делать ставки, оценивая рабов из других школ, отвечать на письма, заключать сделки… — Тяжкий вздох означал, что Луций перечислил лишь малую толику своих обязанностей, — Друг мой, неужели кто-то сказал тебе, что быть владельцем школы очень легко и приятно? С чего это люди вообразили, будто для успеха нужна лишь горстка сестерциев да парочка вооруженных рабов?.. Знали бы они, во что впутывается ланиста!..

— Ну, про тебя можно сказать, что ты возвел девичьи поединки в ранг истинного искусства, — жизнерадостно подхватил Фалько.

Бальб нахмурился, а его молодой собеседник повернулся в воде на бок.

— Как бы то ни было, но подготовка к бою идет своим чередом, — сказал он. — Я стараюсь выторговать как можно более выгодные условия. Фронтин так и загорелся этой идеей. Так что вопрос лишь в том, какую сумму мне удастся из него выдоить!

Бальб улыбнулся.

— Вот такая речь всегда звучит в моих ушах музыкой! — заявил он.

Слух о грядущем поединке между лучшими воительницами вскоре распространился по всему луду Луция Бальба, а там и среди бойцов иных школ. Сохранить дело в тайне представлялось решительно невозможным, даже если бы кто того и хотел. Рабы и рабыни сплетничали вовсю, и всех пуще — писцы, к которым волей-неволей обратился Бальб при составлении необходимых бумаг.

Эйрианвен переживала едва ли не худшие дни своей жизни. Ее выкинули из общины! Даже задушевные подруги больше не могли с нею общаться. Таков был закон. Лисандра делала все от нее зависевшее, чтобы ввести ее в свой круг, но гречанки слишком уж отличались от тех женщин, которых Эйрианвен знала с рождения. Стало быть, в словах Сорины содержалась некая правда. Люди с берегов Срединного моря были особой породой, ни в чем не похожей на племена севера.