Честь Джека Абсолюта - Хамфрис Крис - Страница 35

«Впрочем, — подумал Джек, — язык войны и язык страсти сходны. Теперь я солдат любви, которому нужно завоевать эту девушку. Причем не когда-нибудь, в туманном будущем, а прямо сегодня. Медлить больше нельзя».

То, на что он надеялся, произошло: какой-то слуга, тащивший слишком большой поднос, с радостью принял предложение Джека поддержать ношу с другой стороны, и это дало юноше возможность беспрепятственно проникнуть внутрь павильона. По дороге ему пришло в голову, что коль скоро его могут лишить наследства, то, стало быть, играя роль бедного воздыхателя, он не так уж грешит против истины. Ну что ж, некая толика правды в разыгрываемом им представлении пойдет только на пользу.

Поставив поднос, — слуга, поглядывая на неожиданного помощника с любопытством, рассыпался в благодарностях, — Джек протолкался сквозь толпу поваров и прислуги. Музыка только что смолкла, и на кухне царила толчея. После танцев следовало подать напитки и закуски. Задержавшись у входа в главное помещение, Джек обвел взглядом сцену, довольный тем, что он снова наблюдатель, а не объект наблюдения. Можно, конечно, было заплатить за билет и попытаться войти в зал, как все, но тут предвиделись осложнения. В городе с преимущественно гражданским населением военный мундир сам по себе привлекал к себе излишне пристальное внимание, а у Джека вдобавок он был так потрепан, что его могли просто сюда не пустить.

Если в купальнях взор юноши увязал в удручающем однообразии полотняных балахонов, то здесь, напротив, умопомрачительное разнообразие фасонов и калейдоскопическое смешение красок кружило голову и слепило глаза. Даже костюмы мужчин пестрели самыми фантастическими расцветками, а уж о дамах нечего было и говорить. За время отсутствия Джека в моду вошли шелковые передники, позволявшие женщине, по существу, появляться на людях как бы сразу в двух платьях. Однако вкуса для правильного подбора цветов хватало далеко не у всех, и всюду мелькали самые причудливые наряды. К примеру, одна расфуфыренная особа напоминала кусок слоеного пирога, а ее раскрасневшееся лицо походило на воткнутую в него сверху редиску. Сутолоку усугубляли волочившиеся за танцовщицами шлейфы, доходившие до двух ярдов длиной. Чтобы не наступать на них, кавалеры шарахались в стороны, спотыкались и принимали нелепые позы, словно являясь участниками какой-то массовой клоунады.

Найти Летицию в такой толпе было делом почти невозможным, но, к счастью, все это коловращение понемногу рассеивалось по мере того, как гости расходились из танцевальной залы по боковым комнатам, спеша к напиткам, закускам или ломберным столикам. Наконец Джек углядел и ее — свою любовь и мечту, как естественностью манер, так и изысканной незатейливостью наряда разительно отличавшуюся от крикливо разодетых жеманниц, фальшиво хохочущих над тупыми остротами окружающих их волокит.

Собравшись было направиться прямиком к ней, он вдруг физически ощутил на себе чьи-то взгляды и, обернувшись налево, увидел парочку так называемых макаронников, весьма приверженных моде хлыщей, относящих себя к сливкам общества. Похоже, с уходом его на войну их в Англии развелось выше меры.

Головы этих павлинов, к слову сказать, не столь уж и юных, обрамляли букли, круглые лица были густо напудрены, губы подкрашены бордовой помадой, брови выщипаны — волосок к волоску. Желтый камзол и розовый жилет одного перекликались в обратном порядке с розовым камзолом и желтым жилетом другого, и вдобавок на ногах у обоих посверкивали одинаковые зеленые туфли. Каждый хлыщ манерно подпирал ладонью локоть руки, сжимавшей лорнет.

Через эти дурацкие, поднесенные к носу стекляшки они без стеснения пялились на младшего Абсолюта, при этом более всего походя на пару забавных фарфоровых статуэток.

Но в их словах забавного было мало.

Как это неизящно, — промолвил один макаронник, с отвращением озирая вылинявший мундир неизвестно как затесавшегося в приличное общество кавалериста.

— Я бы сказал, даже дурно, — поддержал его другой хлыщ, глядя Джеку в глаза.

Взгляды обоих скользнули вниз, потом снова взметнулись.

— Сапоги! — воскликнули оба в голос. — Немыслимо.

— Действительно, молодой джентльмен, — продолжил тот, что заговорил первым, — такую… обувь нельзя носить в обществе. Неужели вы явились сюда прямо со скотного двора? О сэр, постыдитесь! Избавьте нас от их созерцания!

— Охотно, господа, — отозвался Джек, стараясь не давать воли чувствам. — Разумеется… я так и поступлю, как только… знаете ли… передам важное сообщение.

Он поспешил прочь от ревнителей моды, пробираясь туда, куда удалилась Летиция, но вдогонку ему понеслись возмущенные голоса:

— Он делает вид, что не слышал. Надо послать за Дерриком! Это неслыханная наглость. Позор! Следует выставить его вон!

Рывок налево, нырок направо, и Джеку вроде бы удалось оторваться от макаронников, затерявшись в толпе. Однако он знал, что просто так они от него не отстанут, а значит, ему нужно действовать побыстрей.

Девушку он увидел издалека, она как раз усаживалась за карточный стол. Быстрый взгляд по сторонам дал ему знать, что рядом с ней нет опекунши: та наверняка набросилась на засахаренные фрукты в соседней буфетной. Стулья по обе стороны от Летти были уже заняты двумя дамами, в то время как некий молодой человек осведомлялся у них, не занято ли последнее свободное место напротив.

Джек в три прыжка преодолел разделяющее их расстояние.

— Прошу прощения за опоздание, — выдохнул он, падая на незанятый стул.

— Благодарю, — прозвучало в адрес удивленного молодого человека, только-только собравшегося подсесть к столу.

Приложив палец к губам — этот самый краткий из призывающих к молчанию жестов был уже больше обращен к красавице с широко раскрывшимися глазами, — Джек подхватил с сукна колоду карт, повернулся к соседке слева и озабоченным тоном спросил:

— Моя сдача, ведь так?

Молодой человек что-то буркнул и удалился. Дама, возрастом ближе к пятидесяти, чем к тридцати, хотя слой косметики на ее широком лице должен был бы свидетельствовать об обратном, подняла веер, игриво взмахнула им и заявила:

— Право сказать, сэр, мы еще не снимали колоду. Но уж коли такой джентльмен хочет взять это на себя, с чего бы леди с ним препираться?

Ее выговор — чистейший кокни с пристани Пэддл на Темзе — вызвал у Джека улыбку, с которой он и взялся за дело. Предположив, что собравшиеся намереваются играть в вист, как это было обычно заведено здесь, он снял колоду, роздал всем по тринадцать карт и, лишь развернув веером те, что достались ему, посмотрел наконец поверх них на Летти.

Ее лицо все еще не покинуло удивление. Более того, оно явно светилось и в ее чудных зеленых глазах. До сих пор Джеку не случалось бывать с ней на людях — миссис О’Фаррелл этого ни за что бы не допустила. К счастью, чересчур строгая церберша была большой любительницей «венгерской водички», представлявшей собой настой лаванды и розмарина на винном спирту. Некоторые приверженцы этого снадобья использовали его как ароматическую добавку, другие протирали им мелкие ранки, но бытовало и мнение, что оно весьма способствует улучшению пищеварения. Желудок у миссис О’Фаррелл, к вящей радости Джека, видимо, работал неладно, поскольку она то и дело прикладывалась к столь полезному средству, причем не очень пытаясь как-либо ограничить себя. Оно оказывало на нее несомненно целительное, а заодно и усыпляющее воздействие, что позволяло Джеку по вечерам без опаски наведываться, хотя и безрезультатно, под окна той, кого он обожал.

«Надо бы в ночь побега как-нибудь влить в нее двойную дозу», — подумал он вдруг.

План у него уже был готов. Оставалось лишь найти способ довести его до сведения любимой.

Он посмотрел в свои карты. Вообще-то, ему больше нравились более авантюрные игры, однако он неплохо знал и вист. Другое дело, что с той ерундой, которая оказалась у него на руках, на многое рассчитывать не приходилось. Сплошь мелочь, и всего один случайно затесавшийся козырь. С таким раскладом ему оставалось только хитрить.