Журнал «Если», 2005 № 02 - Бейли Дейл - Страница 26

Гай покачал головой.

На Линейных и Масляных заводах работают лучшие специалисты.

Сейчас они отвлечены от всех важнейших программ. Они работают только на остальных. И так будет, пока мы не проведем Референдум, пока не решим окончательно распроститься с уродами. Уроды не хотят вкладывать силы в будущее, — значит, надо выбрать свой путь. Гай улыбнулся. Возвращение со Станций сулило ему необычайные возможности — уже назначенные встречи с Ларвиком и с Госхином, консультации с астронавтами, когда-то выходившими на орбиту, вхождение в круг специалистов, от которых зависят целые области знаний. Тесный чудесный мир. Чувство причастности к нему заставляло сердце биться учащенно. Пожалуй, эпидемии, захлестывающие сейчас Остальной мир, действуют посильнее призывов к единству.

С некоторым недоумением он всмотрелся в сцену из романа Отто Цаальхагена.

На подиуме гинфа некий человек — без имени, суетливый, еще не урод, но с явными задатками урода — обматывал скотчем мохнатую морду некоего существа.

"Собака", — выдохнул кто-то.

"Тварь", — не согласился другой.

Конечно, отклонения в психике, но несчастный не нашел сил осознать этого, а санитарная инспекция, видимо, проморгала. Собаку нельзя держать в Экополисе. Любой биологический объект должен рассматриваться как носитель болезнетворных организмов. Хозяина собаки (или твари) мучила запретная любовь к животному. Дежурство на Масляных заводах занимало у него всего одни сутки в неделю, но на эти сутки собака (или тварь) должна была оставаться одна.

Кто-то свистнул. Вместо того, чтобы заняться ликвидацией страшной аварии на Химическом уровне (сердце Гая тревожно стукнуло), хозяин мохнатой твари торопился вернуться в свою тесную комнату.

Гай тщетно искал новенькую.

Разумеется, она не назначала ему встречи.

Она только назвала имя писателя. Это не повод ее искать.

Собачьи глаза — влажные, преданные — раздражали Гая. Зато будущее радовало.

Где-то через год Носители соберутся в Экополисе, и Референдум будет проведен. В конце концов, биоэтика тоже начиналась с эмоциональных порывов. Позиции первых защитников живого страдали многими внутренними противоречиями. С одной стороны, категорическое требование прекратить все виды работ с лабораторными животными (что означало прекращение поступательного движения науки), с другой — постоянное требование развивать и расширять кормовую базу (то есть развивать и без того непомерно разветвленную сеть специализированных ферм, где на убой выращивали коров, свиней, птицу). С одной стороны, отчаянные вопли по поводу загубленных озер и рек, мертвой рыбы, вымирающих зверей; с другой, молчаливое поощрение рыбалки — спорта, в котором наибольшие почести получает самый удачливый убийца.

Биоэтика во все внесла коррективы. Содержание лабораторных собак, крыс, кроликов, даже мушек дрозофил попало под прямой контроль смешанных комиссий. Конечно, научные прогнозы того времени страдали прямолинейностью, поскольку в их основе лежал метод прямой экстраполяции. Только создав мощную партию, биоэтики смогли начать планирование по-настоящему нового мира. Уроды тянулись к ужасному единению с матерью-природой, но люди Экополиса энергично отказывались от нефункциональных форм. Долой чумных сусликов, малярийный гнус, больную рыбу, лосей, вонючих скунсов. Только человек!

— Я нашла вас!

Возможно, новенькая и не искала Гая, но раз уж наткнулась, должна была что-то сказать.

Он готов был принять любой вариант, тем более, что до вылета в Ацеру оставалось всего два часа. Впрочем, само понимание того, что он находится в сердце Экополиса, наполняло Гая гордостью. Командировка на дальние Станции всегда открывает перспективы. Он не Ким Курагин, он не сорвется. Новенькая, конечно, ничем не напоминает Мутти, может, даже слишком спортивна, но в прекрасных зеленоватых глазах Гай видел будущее. Именно оно объединяло всех в этом зале. Прямо как настоящих заговорщиков.

— Почему вы так смотрите на меня?

— Вы похожи на мою сестру…

— Она здесь? Вы нас познакомите?

— К сожалению, это невозможно.

— Вы поссорились?

— О нет…

Она спохватилась:

— Простите меня. Вы же Гай Адлер.

Она, конечно, знала историю похищения Гайи.

— В детстве мы поклялись всегда быть вместе, — зачем-то объяснил он.

Она понимающе кивнула. Ее тоже радовал клуб. Люди вокруг кружились, никого при этом не задевая ни локтем, ни краем шуршащего платья. Напитки в необычных бокалах, мерцающее, ничего не напоминающее стекло, голографическая собака на подиуме гинфа. Фиолетовые тени на эмалевой стене. Надвигался час вопросов. Это тут тонко чувствовали.

"Северный Язык…"

"Ветры с северных Территорий…"

"Нацбез очищает Камышовое плато…"

"Декоративная каллиграфия…"

"Новая мораль…"

Оказывается, новенькая хорошо знала писателя. По крайней мере, Отто Цаальхаген откликнулся на ее зов сразу. В крупных кудрях, словно в олимпийском венке, он подошел, окруженный учениками и почитателями, и сразу на Гая пахнуло потом — сладковатым, рассеивающимся.

— Что вы думаете о крысах?

Ученики и почитатели насторожились.

Все они выглядели по-разному, но любой готов был кинуться на оппонента по первому приказу учителя, по одному лишь его кивку. На слова новенькой кто-то вызывающе приподнял бровь — в отяжеленных веках проглядывали древние северные корни, кто-то агрессивно сверкнул зеленоватыми глазами, вызывающе уставился на нее.

— Сильные твари.

Новенькая не разделяла убеждений писателя:

— Может, и сильные. Но мы никогда ими не восхищались.

— Попробуйте взглянуть на это с точки зрения самих крыс.

Ученики переглянулись. Каждое слово учителя казалось им откровением. А гаммельнский дудочник сразу и всерьез заинтересовался новенькой, даже облизнул толстые губы.

— Уроды обожают торты в виде пенных шапок, — сказал он. — Когда крысы разносили по Территориям легочную лихорадку, такие торты вошли в моду. Одни уроды исходили зловонной пеной, другие поедали торты. Сотнями тонн. Понимаете? Это называлось — съесть проблему.

— Кому-нибудь помогло?

— Тем, кто выжил.

Сгустившаяся толпа увлекла писателя.

Скорее всего, он не узнал Гая. Или не захотел узнать. Со дня их последней встречи прошло семь лет. Новенькая раскрыла было рот, но человек в чудесном темном костюме потянул ее за руку.

Гай не огорчился.

Теперь он знал, что новенькая в зале, что она где-то рядом, а значит, ее всегда можно найти, надо лишь правильно определить течение человеческих потоков.

"Спешите за горизонт…"

"А если за горизонтом страшное?…"

"Разве вы не готовы к этому?…"

"Но если там нет ничего?…"

— Алдер.

Гай обернулся.

Он знал, что к нему подойдут.

Что-то должно было выделить пилота из толпы.

Человек, который поведет бокко над Территориями, должен чем-то выделяться. Он не раз бывал среди остальных. Он жил среди них. Сперва как беженец (специально подстроенный побег из Экополиса), потом как человек без особых интересов (но по тайному согласованию с Нацбезом). На Территориях никто за ним не следил. Все равно там, где есть нечего, один человек лишнего не съест. Железное здоровье пилота позволило ему трижды пройти реабилитацию. Но на Территории его больше не выпускали. Иногда только позволяли водить бокко в Адеру. Ничто не выделяло его из толпы, разве что изящная крошечная золотая капелька на лацкане — признание многочисленных Заслуг.

— Тэтлер.

Гай кивнул.

— Я друг Дьердя.

— Это имеет какое-то значение?

— Он просил напомнить вам о сегодняшнем разговоре.

Узкое лицо пилота осветила улыбка — немного кривая, немного неправильная, но в этом был свой шарм. Наверное, он не случайно вспомнил Дьердя, держал что-то в своей удлиненной голове. Повел внимательными глазами в сторону проходившей пары: